Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

«Без невероятно жестоких потрясений в партии не пройдет никакая дальнейшая драка. Надо исходить из этого. Я глубоко убежден, что изживем все. По хлебу и другим подобным вопросам можно спорить и решать, но это не должно вести к драке. Разговор с тобой и другими (Стал[ин]) меня убеждает, что коренных разногласий нет, а это главное. По этому вопросу — сегодня не за что драться. По другим вопросам единодушие будет полное. А драку на всякий случай для предупреждения будущих возможных разногласий вам партия не даст. Я тебя прямо-таки умоляю взять на себя примирение Бухарина] со Стал[иным]. Совершенно не согласен с тобой. Решительно нельзя допускать никаких разговоров о каких бы то ни было перемен[ах] в ИККИ, ВЦСПС и т. д. Смешно, конечно, говорить о твоей «смене», Бух[арина] или Том[ского]. Это прямо было бы сумасшествием. По-видимому, отношения между Ст[алиным] и Бух[ариным] значительно испортились, но нам надо сделать все возможное, чтобы их помирить. Это возможно. Ты прав, что у всех у вас некоторая настороженность за будущее»[351].

Из всего этого четко следует вывод: Сталину нужно было время, чтобы подготовить верхушку партии и партию в целом к новому витку внутрипартийной борьбы. Деликатность положения осложнялась еще и тем обстоятельством, что теперь приходилось скрестить мечи с теми, кто еще несколько месяцев назад плечо к плечу с генсеком вел борьбу против объединенной оппозиции. В этом смысле новый раунд был сложнее и труднее, поскольку лидеры правого блока, хотя и имели в своей политической репутации некоторые темные пятна, все же воспринимались в качестве верных соратников Ленина.

Все эти факторы Сталин не мог не принимать в расчет. А он, как еще отмечал его заклятый враг Троцкий, был тонким дозировщиком. Кстати сказать, это качество генсека во многом помогло ему выйти из всех внутрипартийных баталий бесспорным победителем. Да и вообще в политике умение правильно дозировать свои действия никак не может быть истолковано как изъян, а тем более порок.

В свете сказанного не случайными оговорками или тактическими ошибками следует считать такие, например, заявления генсека, как сделанное им в ноябре 1928 года, когда противостояние с блоком правых стало не просто свершившимся фактом, но и в значительной мере необратимым явлением. Он, в частности, заявил:

«Заканчивая своё слово, я хотел бы, товарищи, отметить ещё один факт, о котором здесь не говорили и который имеет, по-моему, немаловажное значение. Мы, члены Политбюро, предложили вам свои тезисы о контрольных цифрах. Я в своей речи защищал эти тезисы, как безусловно правильные. Я не говорю об отдельных исправлениях, которые могут быть внесены в эти тезисы. Но что в основном они правильны и обеспечивают нам правильное проведение ленинской линии, — в этом не может быть никакого сомнения. И вот я должен заявить вам, что эти тезисы приняты нами в Политбюро единогласно. Я думаю, что этот факт имеет кое-какое значение ввиду тех слухов, которые то и дело распространяются в наших рядах всякими недоброжелателями, противниками и врагами нашей партии. Я имею в виду слухи о том, что будто бы у нас, в Политбюро, имеются правый уклон, «левый» уклон, примиренчество и чорт знает еще что. Пусть эти тезисы послужат ещё одним, сотым или сто первым доказательством того, что мы все в Политбюро едины»[352].

Это заявление генсека интерпретируется некоторыми исследователями не просто как тактический маневр или вынужденный шаг, а как явное проявление его политического лицемерия. Ведь буквально в той же речи он акцентировал внимание на опасности правого уклона и необходимости борьбы против него. Вот его буквальные слова: «…Правая опасность является в данный момент главной опасностью в нашей партии. Борьба с троцкистскими тенденциями, и притом борьба сосредоточенная, идёт у нас вот уже десяток лет. Результатом этой борьбы является разгром основных кадров троцкизма. Нельзя сказать, чтобы борьба с открыто оппортунистическим уклоном велась за последнее время столь же интенсивно. А не велась она особенно интенсивно потому, что правый уклон находится у нас еще в периоде формирования и кристаллизации, усиливаясь и нарастая ввиду усиления мелкобуржуазной стихии, выросшей в связи с нашими хлебозаготовительными затруднениями. Поэтому главный удар должен быть направлен против правого уклона»[353].

Политическая лабильность (вернее сказать, политическая гибкость, граничащая порой с беспринципностью) генсека была не просто проявлением его характера как человека (а эта черта выражалась в самых различных формах и при самых разных обстоятельствах на протяжении всей его карьеры). Она служила средством борьбы с политическими противниками, проявлявшими зачастую поразительную доверчивость и наивность. Выше я уже привел образчики такого, мягко говоря, неэтичного поведения Сталина, его неразборчивости в выборе средств достижения своих целей. К этому же ряду относится и его заявление по вопросу отсутствия разногласий в Политбюро. В апреле 1929 года на пленуме ЦК Н. Угланов — один из видных представителей группы Бухарина свидетельствовал: перед Сталиным прямо был поставлен вопрос: «есть ли теперь разногласия в Политбюро, я чувствую по речам, что есть, не выйдет ли чего-нибудь?» Тов. Сталии ответил: до составления резолюции разногласия были, теперь их нет, — и высказал мысль, которая была сказана довольно твердо, что если в этом Политбюро, которое подобрано не случайно, произойдут разногласия, тогда я первый пойду в Туруханку. Так говорил тов. Сталин. Он говорил, что это Политбюро сложилось так, что у нас теперь ничего не может быть»[354].

На самом деле генсек и не думал о своем возвращении в Туруханку, где он когда-то провел, возможно, самые суровые годы своей жизни. Скорее наоборот, в Туруханку, а, может быть, и куда-нибудь и подальше он намеревался в конце концов отправить своих соперников. Времена ведь изменились! Неузнаваемо изменились.

Уже в период развертывания борьбы с группой Бухарина в речах Сталина невооруженным взглядом можно было заметить явные противоречия и несостыковки. Ведь странно как-то читать, что в Политбюро господствует единство, и в то же время главную опасность представляет правый уклон. Какие же мифические силы его олицетворяют? Ибо в политике серьезные действия — и это считается аксиомой — как правило, персонифицированы. Впрочем, странным это выглядит лишь на поверхностный взгляд. Если оттенить мысль Сталина, что правый уклон находится пока еще в стадии формирования и кристаллизации, то это может служить не только видимым оправданием его заявления о единстве в Политбюро, но и своего рода политической заявкой на неотвратимость в ближайшем будущем открытой борьбы против правого уклона. Так оно и произошло. Под разговоры о единстве в Политбюро генсек проводил тщательную подготовку к открытому противоборству со своими оппонентами из блока правых. К тому времени он уже обладал не просто богатым, а можно сказать, уникальным и непревзойденным опытом борьбы за политическое уничтожение противников своей генеральной линии.

3. Кульминация борьбы и ее финал

Борьба против правого уклона стала последним открытым противостоянием между Сталиным и его политическими оппонентами. Она, по существу, явилась финальной схваткой, победа в которой открывала перед Генеральным секретарем путь к установлению его не только неоспоримой, но и единоличной власти в партии и стране. Возможно, это обстоятельство и придало ей особую ожесточенность, когда позиции сторон обозначились во всей своей непримиримости. Серьезным политическим преимуществом Сталина в этот период выступало то, что он приобрел уже ореол последовательного борца против любых отклонений от намеченного еще Лениным стратегического курса. Хотя в действительности речь шла уже не о продолжении политики, завещанной усопшим вождем, а о совершенно новой линии в строительстве социалистического общества. Ленинские заветы и указания играли роль лишь прикрытия для мотивации новой политики. Обильные ссылки генсека на Ленина нужны были Сталину для подтверждения своего нового курса. Парадоксален на первый взгляд еще один момент: его противники также постоянно ссылались на Ленина, отстаивая диаметрально противоположные позиции. Словом, мысли и идеи, высказанные по тому или иному вопросу Лениным, часто применительно к совершенно иной исторической обстановке, возводились в ранг своего рода Нового завета большевистского толка. Широкой массе членов партии было трудно разобраться во всех этих хитросплетениях. Но чем проще и понятнее выражалась та или иная точка зрения, тем больше было шансов на то, что именно ее поддержат партийные массы. И в этом отношении Сталин явно и неоспоримо превосходил своих оппонентов — он обладал чрезвычайно важной, особенно в условиях открытой публичной полемики, способностью выражать свои мысли просто, ясно и доступно для понимания малосведущих и зачастую малообразованных партийцев.