Георгий Федотов - Судьба и грехи России

• Название: Судьба и грехи России
• Автор: Георгий Федотов
• Издательство: Издательство «София»
• Жанр: Философия
• Год: 1992
• ISBN: 5-87316-002-3

Федотов Георгий Петрович(1886 - 1951 гг.) — выдающийся русский мыслитель и историк. Его научные интересы были сосредоточенны на средневековом и древнерусском христианстве. Был близок к Бердяеву и св. Марии (Скобцовой). Защитник свободы и честности в Церкви, мысли, обществе.

Федотов  Г.П., Судьба и  грехи России /избранные статьи по философии русской истории и культуры/

---

                На кого же, в социальном смысле, опирается власть? В годы пятилетки на это можно было ответить так: на молодежь, на все, что было в России юного, наивно-жизнерадостного, героического, сохранившего веру в социальное знамя. Именно молодежь, отрываемая беспощадно от «учебы», перебрасывалась тысячами на «узкие» места строительства

==94                                                     Г. П.

 на заводах и в деревню, чтобы грудью перерезать колючую  проволоку, заполнять своими трупами рвы —и в   то же  время подгонять отсталых, пассивных,  выполнять роль добровольных палачей своего народа. Эта молодежь мечтала  построить на земле социалистический рай. Глубоко было  ее разочарование к исходу пятилетки, несмотря на цифры  технических достижений. В результате стройки Россия оказалась обнищавшей и разоренной. А непосредственные результаты были так далеки от фантастических идеалов. От сюда разрыв социалистического актива со Сталиным, —  разрыв, сигналом которого был выстрел Николаева. С тех  пор  Сталин не переставая, ведет борьбу с этой молодежью,  еще вчера ему преданной. Троцкисты, зиновьевцы,  леваки,  добиваемые им, — это все та же молодежь. Увидев для себя  опасность социалистической школы, воспитавшей утопистов, Сталин хочет заставить молодежь учиться по старинке, вводит дисциплину, экзамены, издевается над неграмотностью и некультурностью людей, которые вчера считались авангардом коммунизма.  Но,    выбрасывая из  школы и из жизни мечтателей – утопистов, Сталин широко  распахнул двери в жизнь — практикам – профессионалам.  Все, кто мечтает о личной карьере  или увлечены своим  специальным делом, легко  примиряются  с новой фазой  диктатуры. Более того, для них она означает подлинное освобождение и от принудительной жертвенности, и от принудительного доктринерства.

                Но эта группа выводит нас из возрастной и моральной  категории молодежи. Специалисты дороже в работе, в жизни, чем в школе. Подлинная опора Сталина —  это тот  класс, который он сам назвал «знатными» людьми. Это те,  кто сделал карьеру, кто своим талантом, энергией или бессовестностью поднялись на гребень революционной войны.  Партийный  билет и прошлые заслуги значат теперь не  много; личная годность в соединении с политической благонадежностью — все. В этот новый правящий слой входят  сливки партийцев, испытанных своей беспринципностью, чекисты, командиры Красной  Армии, лучшие инженеры, техники, ученые и художники страны. Стахановское движение ставит своею целью вовлечь в эту новую аристократию верхи рабочей и крестьянской массы, расслоить ее, соблазнить наиболее энергичных и сильных высокими окладами

                                                 СТАЛИНОКРАТИЯ                                       

==95

и поставить их на недосягаемую высоту над их товарищами.  Сталин ощупью, инстинктивно повторяет ставку Столыпина  на сильных. Но так как не частное, а государственное хозяйство является ареной новой конкуренции, то Сталин создает  новый служилый  класс, или классы, над тяглым народом,  повторяя еще более отдаленный опыт Московского государства. Жизненный урок показал ему слабую сторону крепостного социализма — отсутствие личных, эгоистических стимулов к труду. Сталин ищет социалистических стимулов  конкуренции, соответствующих буржуазной прибыли. Он находит их в чудовищно дифференцированной шкале вознаграждения, в бытовом неравенстве, в личном честолюбии, в  орденах и знаках отличия, — наконец, в элементах новой сословности. Слово «знатные люди» само по себе уже целая сословная программа. Но создание «знатного» сословия не  только экономическая необходимость. В еще большей степени, быть может, это необходимость политическая. Править  огромной, сведенной к ничтожеству человеческой массой —  и притом ненавидящей власть — невозможно, не внося классового разделения в эту массу. Извлекая непрерывно все активные и даровитые элементы народа для создания новой  аристократии, режим обеспечивает себе добровольную и  крепкую основу. Деспотическая монархия, даже демократическая по своим истокам, неизбежно становится классово-образующим  фактором.

                Так в эволюции сталинизма  подтверждается опыт всех  «великих» революций: главный смысл их состоит в смене  правящего слоя, образование новой аристократии означает  объективное завершение революции.

                В этой новой аристократии есть один элемент, заслуживающий нашего пристального внимания. Это верхи интеллигенции, старой и новой, прикормленной и прирученной  диктатором. Не одни «технократы», организаторы производства введены в состав знати. Сюда относятся и лояльные ученые и верные власти писатели. Литература и искусство в России признаны за политическую  силу первой  величины. Они проводят  непосредственные директивы  Сталина не только в хозяйственных и политических вопросах, но и в создании «нового» сталинского человека. Высокие гонорары, целая система государственного обеспечения создают в литературной среде бодрое чувство своей приви-

==96                                                     Г. П.

легированности, своего значения для страны. Диктатор и сам любит появляться в литературных кружках. Он держит себя меценатом и разрешает обращаться к себе за управой и милостью  в случае цензурных притеснений. Максим Горький, пользующийся  большим  личным  влиянием на Сталина, играет роль посредника в сближении диктатора с литературным миром.  Результаты налицо. Сталин получил в литературе блестящую рекламу — для Запада самое убедительное оправдание своего режима. Он может досыта упиться  неслыханной лестью. И, как ни невероятны по грубости многие формы  этой лести, мы не считаем возможным   объяснить их целиком страхом или подкупом. Вполне  допустимо, что Сталин приобрел популярность в этой среде, для которой художественное ремесло — это все, нравственные основы  жизни — ничто. Представляя себе новую  интеллигенцию по типу старой, народнической и жертвенной, мы ничего не поймем в новой России, созданной революцией. Для новых людей смешны такие чувства, как жалость, сочувствие народу, чистота убеждений. Но достижения, но трудовой или художественный рекорд — это то, что заменяет нравственные основы жизни. Поскольку Сталин  облегчает им творчество, они готовы считать его своим вождем. Для них — формалистов и бытописателей — самая постановка государственных тем не мешает, до поры до времени. Не все ли равно, о чем писать? Важно не «что», а «как». И вот Сталину удается собрать вокруг своего шаткого трона верхи русской интеллигенции. Интеллигенция с государством, интеллигенция с властью: такова ситуация, в России не повторявшаяся с начала XIX века. Действительно, новый режим  в России многими чертами переносит нас прямо в XVIII век. Та же массивная тяжесть государственной пирамиды, то же строительство культуры на костях народа. Государство как организатор культуры. Революционно-рационалистический характер этой, проводимой сверху, культуры. Энтузиазм и лесть, окружающие трон. «Оды на восшествие на престол». Но в то же время и огромная техническая и научная работа в полудикой стране: географические экспедиции, Академия наук... Конечно, Сталин напоминает  скорее правителей  эпохи бироновщины   — палачей из тайной канцелярии, живущих традицией Великого Петра... Но уже он чувствует потребность расцветить

                                                   СТАЛИНОКРАТИЯ                                      

==97

эту палаческую государственную работу блеском елизаветинского или екатерининского двора.

                *         *         *

                Неясным  и неоднозначным представляется образ России на исходе девятнадцатого года ее революции. Она все  еще не нашла своего равновесия; все в ней неустойчиво, те куче, больше обещает, чем дает. Ее социальный строй сейчас почти столь же шаток, как старый режим на исходе его  жизни. Новое дворянство живет военным лагерем, окруженное ненавистью подавленного народа. Найдет ли оно в  себе понимание и силу совершить его раскрепощение, которое ведь принципиально совместимо с социалистической  основой государственного хозяйства?

                В России не может установиться надолго власть, которая не была бы признана и принята крестьянством, составляющим  сейчас огромное большинство в стране. Если освобождение крестьянства, слишком  робко намеченное  Сталиным, не завершится ранее военного нападения на Россию, она не выдержит новой войны.

                Столь же туманно духовное будущее России на ее сегодняшнем  распутье. Куда идет она? К социалистическому  мещанству, которое пророчил Герцен для Европы, к Пошехонью в 1/6 части света или к новому гуманизму, к новому расцвету русской культуры и осуществлению пророческих обетований XIX века?