Александр Шумилин - Ванька-ротный

• Название: Ванька-ротный
• Автор: Александр Шумилин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Рукопись охватывает период Великой Отечественной Войны с августа 1941 по апрель 1944 г. и затрагивает события которые разворачивались на различных фронтах. Автор работал над рукописью, в течении восьми лет, до последнего своего часа. К сожалению, многое не успел, в том числе иллюстрации остались "за кадром". Все описанные события восстановлены по памяти, основным источником хронологии событий были письма с фронта.

---

Наши бетонные казематы имели различные технические устройства и оборудование.

В ДОТе было электрическое освещение от аккумуляторов, система сигнализации и две подземных линии телефонной связи, которые |глубоко| под землёй шли на командный пункт роты и укрепрайона. Телефонные трубки были необыкновенной величины. В них можно было разговаривать во время стрельбы из пулемёта и пушки. А во время стрельбы в ДОТе стоял такой гром, что крика и баса старшины не было слышно.

В главном отсеке бетонного ДОТа, там, где стояла пушка и станковый пулемёт, стреляющий через ствол |орудия| самой пушки[45], в железобетонном перекрытии сверху был вмонтирован подъёмный перископ для наблюдения за полем боя.

Перископ можно было поднимать и опускать, вращать во все стороны и изменять угол наклона зрения. У наводчика и у меня были общие ориентиры. От них мы вели отсчёт по шкале оптики в тысячных.

Многие тысячи жителей Ржева и Калинина, Торжка, Старицы и Осташкова и других городов Калининской области работали на строительстве этой оборонительной полосы. Ржевский укреплённый район протянулся на сотни километров. Несколько сот земляных и железобетонных огневых точек, стационарных артиллерийских бетонных установок были построены в этом районе в короткий срок. Но глубина оборонительной полосы была небольшой. Она фактически была вытянута в одну узкую линию. Прорыв её при массированном ударе артиллерии и авиации не представлял особого труда.

(Забегу несколько вперёд и поясню примером. Под Вязьмой в укрепрайоне попали в окружение четыре армии Западного фронта.)

Время на нашей позиции в трудах и заботах шло незаметно. Мы засыпали в подземные хранилища картошку и капусту, пилили и кололи дрова, готовились основательно и долго стоять на этом рубеже.

Как-то перед рассветом на минном поле рванула мина. Из темноты послышались крики и взволнованные голоса. Мгновенно была объявлена боевая тревога. Мы и раньше тренировали своих солдат занимать свои места по тревоге. А в этот раз места по боевому расписанию были заняты с |большим| опозданием. Это явление обычное, когда объявления тревоги солдаты серьёзно не ждут. Накануне всё было тихо и спокойно. Нас предупредили, что немцы должны быть где-то на подходе, но перед нами они ещё не появлялись.

Боеготовность доложили все, но ночь и темнота не позволили нам сразу узнать, что случилось на минном поле. Я подождал некоторое время. Новых взрывов не последовало. Я позвал своего старшину Сенина.

— Вот что, помкомвзвод! Пошли двух солдат на край минного поля, пусть выяснят у ночного дозора, кто подорвался на минном поле.

— Даю пять минут! Быстро вернуться и мне доложить!

Вскоре солдаты вернулись и рассказали: — дозорные слышали, что после взрыва кричали по-русски.

Я вспомнил, как в районе Селижарово на нашу оборону вышла группа солдат. Возможно, эти тоже из окружения? — подумал я, и велел принести железный рупор, который мы накануне сделали из жести. Дежурный по караулу пошёл кричать в железную трубу, чтобы попавшие на минное поле не двигались и оставались на месте, пока не рассветёт.

По сигналу боевой тревоги, боевой расчёт остался сидеть на своих местах. Я встал к перископу, наводчик сидел на турели, заряжающие со снарядами в руках стояли чуть сзади наготове.

— Остаётесь на месте! — приказал я и велел командиру орудия открыть поворотные винтовые запоры на задней броневой двери.

Я вышел наверх, на поверхность земли и закурил. Я решил посмотреть на минное поле. С огнём папироски на виду маячить нельзя |, на открытом пространстве|. Могут с большого расстояния засечь, где расположен ДОТ.

Я помнил об этом твёрдо, потому что я сам установил такой порядок. Я присел у двери за бруствер и стал прислушиваться к ночной тишине.

Внутри курить тоже нельзя, я всем запретил. Небольшой внутренний объём хоть и имел два вентилятора, один был с электро, а другой с механическим ручным приводом, но приказ есть приказ и порядок раз и навсегда установлен. Мне его нарушать тоже нельзя |не положено. Разреши курить внутри, — из трубы вентилятора дым столбом будет идти.|. Докурив папироску и затоптав окурок ногой, я поднялся на насыпь ДОТа и стал смотреть на неясные очертания минного поля.

Ко мне наверх на ДОТ поднялся старшина и я велел послать к ночному дозору связного и узнать, как там дела |у попавших на минное поле|. Старшина крикнул дневального и тот побежал вперёд.

— Лежат на месте, товарищ лейтенант. Как вы приказали, ждут рассвета.

— А много их там?

— Ребята из дозора говорят, человек восемь!

— Ладно, иди! Подождём до утра!

С рассветом два наших солдата |и сержант| отправились выручать попавших в беду |окруженцев|. Через некоторое время их вывели в наше расположение. Это была группа солдат из разных разбитых частей, которые шли из укрепрайона под Ярцево. К счастью, никто из низ на минном поле не пострадал. А вопили и кричали они со страха |и перепуга|, как бабы.

Мы знали, что отдельные, бегущие от немцев группы солдат, могут подорваться на наших минах и приняли соответствующие меры. По краю, вдоль всего участка минного поля мы натянули сигнальные провода. От них на приличное расстояние в глубину минного поля мы отвели концы и подцепили их к взрывателям небольших фугасных мин. Когда днём или ночью человек касался этого провода и несколько натягивал его, то взрыватель срабатывал и сигнальная мина взрывалась. Отведённая на безопасное расстояние мина предупреждала нас о появлении на минном поле людей. Это нам и служило сигналом боевой тревоги.

В группе |среди| солдат, перешедших через минное поле, был старший лейтенант, командир стрелковой роты. Он был ранен под Ярцево и в последние дни пристал к |этой| группе солдат. Старший лейтенант был ранен в руку, пулевое ранение успело затянуться. Рукав гимнастерки его был разорван, он поднял его, снял повязку и показал нам рану.

Кто он? Наш или один из тех, кого готовили и засылали к нам немцы. Я подумал об этом, но сказать своё подозрение вслух не посмел. Такими словами человека можно несправедливо обидеть и даже оскорбить, тем более, что он, будучи раненым, проделал такой дальний путь, чтобы вернуться к своим.

— Как ты думаешь лейтенант, — спросил он меня, — С таким ранением я попаду снова в часть? Или меня отправят домой?

— Не знаю, дорогой! Я не медик!

— Скажи, а ты сам откуда?

— Я из Владимира. Там у меня мать и сестра.

После обстоятельного разговора, кто он, откуда и куда идёт, почему оказался под Сычевкой, где пристал к группе солдат, я представил себе полную картину не только его мытарств на всём этом пути, но и всё то, что произошло и делалось сейчас под Вязьмой. Солдаты рассказали своё.

Из всего сказанного было ясно, что немцы по укрепрайону нанесли такой мощный удар, что оттуда вырвались жалкие остатки в виде мелких разрозненных и неорганизованных групп.

Разговор с окруженцами проходил около бани. Она стояла в глубине густого леса. Наших позиций оттуда не было видно. Группу солдат с минного поля вывели через расположение соседней стрелковой роты. Мы очень строго охраняли отведённый нам плац-участок и к огневой точке не подпускали даже своих соседей солдат стрелков. Один перебежчик, — и наша дислокация могла быть раскрыта. Считай, что не ДОТ, а в землю зарыт сверхмощный тяжелый танк, только вот пушка была мала и при выстреле лаяла, как комнатная собачонка. Нам бы сюда миллиметров сто двадцать диаметр ствола, что каждый выстрел был, как гром среди ясного неба! Мы показали бы немцам, где Кузькина мать ночует!

Я принял старшего лейтенанта и солдат как собратьев. Накормил их, в дорогу дал продуктов, показал им дорогу и предупредил строго, если они с указанной дороги свернут, то их задержат и передадут в контрразведку.

Задерживать и сопровождать отступающих и выходящих из окружения у нас не было указаний.

Когда их кормили, я отошёл и позвонил командиру роты. Он мне ответил, что пусть идут на сборный пункт, прямо на Ржев. Все знали, что из под Ярцево бегут группы солдат из разбитых частей и мы их должны переводить через минное поле. Они направлялись на Ржев, там был сборный пункт, там их собирали, распределяли и направляли по частям. Так жили мы, днём всматриваясь в цветистую желтизну и багряную зелень леса, а ночами вслушивались в туманную даль низины, лежавшую впереди.

7 сентября сорок первого года, приказом, как у нас говорят, три ноля пятьсот девятнадцать по войскам Московского военного округа мне было присвоено воинское звание лейтенант, а 22 сентября, пятнадцать дней спустя после отправки на фронт, я получил ранение в ногу.