Дмитрий Морозов - Дваждырожденные

• Название: Дваждырожденные
• Автор: Дмитрий Морозов
• Издательство: Эльф
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 1995
• ISBN: 5-900891-13-5

Д.В. Морозов - историк-востоковед, журналист, создатель общины для детей-сирот «Китеж».

Роман посвящен истории таинственной цивилизации дваждырожденных, отрывочные сведения о которой сохранил священный для всех индусов эпос Махабхарата, на основе свидетельств которого создана эта трилогия. Древнейшая цивилизация оставила потомкам уникальные знания о свойствах человеческой психики, о полетах в космос и контактах с иными цивилизациями. Прозрения древнеиндийских мудрецов, воспоминания о великих битвах и пророчества, позволяющие нам надеяться на возвращение Золотой эры...

---

Вдруг несколько человек, носящих праздничные венки, заметили нашу процессию, направляющуюся к южным воротам города. Кто-то закричал проклятия, кто-то схватил камни и палки, устремляясь наперерез. Трусы спешили выместить свой страх и злобу на тех, кто не способен был дать отпор. Заголосили женщины, зашлись в крике маленькие дети.

Я забыл, что устал от вида крови и обещал Лате не прикасаться к мечу. Мне вновь захотелось убивать. Рука выхватила оружие раньше, чем сознание взвесило все последствия поступка. Холодное синее пламя билось в клинке, ожидая приказа излиться на жертву. Я отбросил плащ, и на солнце вспыхнул медный панцирь с приносящим счастье изображением львинообразной обезьяны. Символ дома Арджуны и вид обнаженного меча повергли нападавших в смятение. Воля обывателей, отважившихся вылезти из нор после битвы, была не длиннее моего клинка. И все-таки их было слишком много.

— Дорогу, шакалы! — вдруг грозно крикнул кто-то за моей спиной.

Ошеломленный, я оглянулся и увидел нежное лицо Юютсу — самого младшего сына Дхритараштры, родившегося от женщины-вайшьи. Он стоял в колеснице, держа в руках длинное, блистающее на солнце копье. Не обращая больше внимания на вспятившуюся толпу, он повернулся ко мне.

Все мои братья убиты. Одиннадцать акша-укини, защищавших Хастинапур, втоптаны в землю. А этим еще мало крови… — сойдя с колесницы, Юютсу обратился к женщинам куру:

Юдхиштхира, преданный справедливости, послал меня вперед, чтобы я остановил панику. Нет никакой нужды спасаться бегством…

Никто из скорбной процессии не поднял глаз, никто не издал вздоха облегчения. Люди стояли молча, словно окаменевшие от горя. Мы с Юютсу обменялись взглядами, и он отступил в сторону, склонив голову.

Больше нас никто не останавливал. Я шел впереди процессии, погруженный в свои мысли. Имело ли смысл противостояние потоку кармы? Не лучше ли было просто подождать приезда Панда-вов, уповая на мудрость и милосердие Юдхишт-хиры? Царь справедливости не подвержен мстительности. Оставшимся в живых ничего не угрожало, а меня — ждали почести и награды. А как быть с теми, другими, которые наполнят опустевшие дворцы? У многих появится желание свести счеты с родственниками Дурьодханы. А Юдхиштхира теперь будет вынужден праздновать победу, раздавать награды, выслушивать льстецов и честолюбцев. Ибо повелитель зависит от своих подданых ничуть не меньше, чем пристяжная лошадь от тяжести повозки. И Никакой мудростью не изменить хода вещей. Поэтому я и уходил из, охраняя скорбную процессию.

Мы расстались за воротами Хастинапура. За моей спиной остался великий город, чьи башни громоздились, как кучевые облака в лучах восходящего солнца. Предо мной простиралась плоская равнина. Взгляд скользил, ни на чем не задерживаясь, ни в чем не обретая радости и опоры. Я простился с этим миром без будущего, ничего не беря с собой. А потом тихо побрел через пустынные поля к синеющему вдали, бескрайнему, как океан, царству джунглей.

Глава 4. Тростниковая хижина

Это уже было со мной: хижина, крытая тростником, одиночество, безвременье. Жизнь очертила огромный круг, вернув меня к началу начал. Но я-то уже был иным. Уединение стало лекарством, а не досадной задержкой на пути к мечте.

Мысль о ненужности всех жертв и усилий обесценивала сокровищницу опыта. Братство перестало существовать. Умения и навыки, открытия и прозрения потеряли цель и смысл. Осталась только хижина, крытая пальмовыми листьями, — мой старый понятный осязаемый мир.

В ашраме Красной горы я обрел способность ощущать душу в каждом живом существе, слышать волю богов в шуме ветра и сиянии радуги. Но потом эта наивная вера была отобрана у меня в горном храме на севере. Я расстался с ней, как с детскими снами и заглянул в сияющую бездну Ат-мана. Настала пора обретать мудрость. Но принесла ли она счастье? Я так и не научился молиться Абсолюту, безличной, безусловной первопричине всего сущего. Да и не было на Курукшетре времени молиться.

Теперь же настала пора молитв. Счастливое время сосредоточения на Высшей сущности. После того, как явлено было мне прозрение, я вновь ощущал ПРИСУТСТВИЕ БОГА во всяком проявлении майи. И это были крупицы Атмана, не оскверненные, ибо все в мире есть его проявление. Так я примирил в себе путь богов с путем предков и жил, как и подобает риши, не оскверняя чистоту действия целью или желанием.

Бог Савитар, радеющий о благе всего живого, прилежно обходил бескрайние земли с востока на запад. Тот же путь неизменно проходил со звездами властитель Сома, всякий раз деля лунный месяц на светлую и темную половины. Жаркий сезон сменялся дождливым. Моя жизнь текла спокойно, как река по равнине. Лес изобиловал сочными фруктами и съедобными кореньями. Крестьяне из близлежащих деревень приносили провизию в обмен на лекарственные снадобья. Я не расспрашивал их о новостях с севера, не позволяя себе думать о делах царей и богов. Разум сбросил бремя ответственности за прошлое, наслаждаясь свободой созерцания простой неспешной жизни. Так шли мои дни.

А потом на тропинке появился всадник. Я узнал его сразу, как только увидел крепкую фигуру, с показной небрежностью покачивающуюся в седле. Меч в простых кожаных ножнах терся о его левое бедро. Дорожная пыль не могла скрыть насмешливой улыбки, с которой взирал на изменчивую и бескрайнюю реку жизни Митра.

Рядом с ним, держась левой рукой за стремя, спешил не известный мне человек в наброшенной на плечи шкуре черной антилопы. Эта, подобающая отшельнику, одежда никак не вязалась с мелкой семенящей походкой и с тем подобострастием, с которым пеший время от времени поглядывал на конного. Лишь когда они были в двух шагах от меня, я разглядел изящный гриф вины — извечного атрибута бродячих певцов — чаранов.

Эти наблюдения текли где-то по боковому руслу моего сознания, в то время как спокойный яркий свет давно не испытываемой радости озарял мое сердце.

Ни слова не говоря, Митра спрыгнул с коня и, бросив поводья чарану, рванулся мне навстречу. Мы обнялись. В тот момент нам не требовалось слов, ибо каждый и так понимал, какую радость испытывают две половины существа, соединяющиеся в одно целое.

— Ну вот, наконец я разыскал тебя, — смеясь сказал Митра, оглядывая меня с головы до ног. — Смиренный аскет вновь вернулся в свою хижину. Все так, как я и представлял еще в те незабывае мы дни, когда слушал твои рассуждения в ашра ме Красной горы. Я и тогда чувствовал, что хи жина вновь притянет тебя. Кстати, где тот куст жасмина?

— Он не цветет, — просто ответил я. Митра посерьезнел и понимающе сказал:

— Лата осталась в Хастинапуре, верная долгу и дому Пандавов.

Я пожал плечами. Утверждать, что мне это безразлично, было просто глупо. Митра всегда обладал способностью понимать меня и без помощи брахмы.

Что в Хастинапуре? — спросил я.

Я давно там не был. (Увидев мои удивленно поднятые брови, он пояснил) Конечно, я был с войском до конца, хоть и не сражался. Зато въехал в столицу в первых рядах победоносной армии. Потом было много торжественных речей и еще больше безутешных рыданий. Юдхиштхи-ра взошел на высокий трон и объявил, что прошло время сражений и наступила пора покаяния и всепрощения. Правда, еще несколько месяцев потребовалось для того, чтобы умиротворить бывших союзников Дурьодханы. Пандавы все-таки совершили жертвоприношение коня, и Арджуна с войском, следуя за свободно скачущим черным жеребцом, вместе с отрядом отборных кшатриев, принудил и тригартов, и мадров к подчинению. Впрочем, я в этом походе уже участия не принимал. Юдхиштхира собрал всех оставшихся в живых дваждырожденных и сказал нам, что мы с честью выполнили свой долг и теперь свободны от всех обязательств перед братством, которое перестало существовать.

Говоря это, Митра проворно распаковывал седельные мешки, извлекая кожаный бурдюк вина, лепешки и узелок еще теплого пахучего риса, пахнущего богатыми специями Хастинапура.

— Вот, — как бы извиняясь сказал он, — при обрел по случаю в деревне. А приправы вез с се вера. Дай, думаю, скрашу аскетический быт дру га, оставившего мирские соблазны.

Я вынес из хижины гроздь бананов и кувшин с прозрачнейшей родниковой водой, еще хранящей аромат лесных трав и древесных корней.

Митра продолжал весело рассказывать:

— Там же, в деревне, я встретил этого певца, добывающего хлеб насущный рассказами о вели кой битве на Курукшетре.

Митра довольно небрежно кивнул в сторону неприметного смуглого человека, терпеливо держащего уздечку боевого коня. Глаза вдохновенного певца вперились в рассыпчатую горку риса на широком банановом листе.

— Ну иди, чаран, садись с нами за трапезу. Когда насытишься, споешь нам о последних днях великой битвы, — весьма легкомысленно предло жил Митра.