Манохар Малгонкар - Излучина Ганга

• Название: Излучина Ганга
• Автор: Манохар Малгонкар
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Перевод В. Кунина

---

Он услышал тихий шорох сандалий. Жена подошла и остановилась за его креслом.

— Милый! — сказала она. — Слуги убежали.

Текчанд взглянул на ее побледневшее лицо.

— В доме нет никого, кроме нас троих, — добавила она.

Он вскочил и по длинному коридору бросился к лестнице.

— Камруддин! Кишен! Натани! Где вы? Натани! Кишен! Хамид! Хамид!

Внезапно он остановился. Нельзя вести себя так глупо. Они все исчезли — повар, садовник, камердинер. Все! Как могли они? После стольких лет… Он не помнил дня в своей жизни, когда ему удалось бы обойтись без слуг.

Куда они пошли? Что станут делать? Кто о них позаботится?

Вслед за этим пришло облегчение. Может быть, даже к лучшему, что они ушли добровольно. До сих пор он должен был думать о них, об их пропитании и защите. А ведь почти все они мусульмане. До каких же пор они могли сохранять верность хозяевам, не уступая давлению своих единоверцев?

Возвратившись на верхнюю площадку лестницы, он почувствовал себя спокойнее. Сердце колотилось не так часто. По крайней мере, их не ждет горькая участь шофера, утешал себя Текчанд. Они исчезли из его жизни и сняли с него бремя ответственности. Он зашел в комнату дочери. Она уже успела встать и одеться. Спиндл подскочила к нему, помахивая своим нелепым крысиным хвостиком.

— Сундар, — начал он самым обыденным тоном, чтобы не слишком ее встревожить. — Детка, тебе, пожалуй, лучше пойти к нам в комнаты. Слуги удрали. Они наверняка вернутся, когда кончится вся эта передряга, бояться им нечего. Я подумал, что здесь ты как-то слишком на отлете. Пойдем лучше к нам.

— Конечно, — согласилась Сундари. — Только сперва я приготовлю тебе завтрак. Чай или кофе? Кофе, я думаю?

— Да, лучше кофе. Подумать только, что они натворили, — вдруг вспомнил он. — Зарезать всех коров в округе только потому, что их пасли пастухи-индусы! А теперь нет молока ни для индусов, ни для мусульман.

Он воспрянул духом, услышав ее рассуждения о сгущенном молоке и завтраке. Дочь наконец-то показалась ему взрослой и уверенной в своих силах. Что случилось с ней? Почему так внезапно превратилась она из простодушной девушки в женщину, изведавшую боль и страдания? Кажется, недавно была она совсем крошкой, и по вечерам нянюшка приводила ее в гостиную — поцеловать отца на ночь. Как одно мгновение промелькнули годы, и вот ему уже пятьдесят один, он утомлен и сломлен, его давит груз ответственности за судьбу жены и дочери.

— Сундар, — сказал он. — Если ты не возражаешь, переоденься во что-нибудь старенькое, попроще. И лицо хорошо бы вымазать чем-нибудь… Два-три пятна.

Она удивленно улыбнулась.

— Что с тобой? Не тревожься, на меня никто не позарится. Особенно если я буду рядом с мамой. Ты бы лучше с ней поговорил — она выглядит слишком эффектно.

Он кивнул и ответил совершенно серьезно:

— Да, ей тоже нужно переодеться во что-нибудь попроще. И еще, прошу тебя, Сундар, сними браслеты и все остальное. Сейчас опасно носить золото.

— Ты собираешься отдать драгоценности в банк?

— Банк! — он покачал головой. — Все банки закрыты. Все придется уложить в шкатулку и взять с собой. В тот день, когда мы доберемся до Джаландхара, мы устроим банкет, и вам обоим понадобятся украшения.

— Так-то лучше, — рассмеялась Сундари, гладя отца по плечу, — давай думать о том, что будет там, а не печалиться о здешних делах. Что плохого может случиться с нами — ведь мы поедем под военным конвоем до самой границы?

— Ничего не может случиться, — согласился он. — Это пограничные войска, они все еще под контролем англичан. И вообще, армию меньше всего затронула эта резня.

— То-то! Значит, не о чем тревожиться!

Он вздохнул, не в силах разделить ее оптимизм.

— Не беспокоиться невозможно, потому что никому теперь нельзя верить. А у меня еще такое чувство, будто я сам навлек на вас несчастье. Мама уговаривала меня уехать в прошлом месяце. Даже две недели назад это еще было совсем просто — сел в машину, и конец. Я мог бы взять служебные грузовики, и мы бы погрузили все, что захотели. Я уговаривал маму уехать без меня, но ты же знаешь, какой она бывает упрямой. А потом приехала ты…

— Я бы никогда не простила себе, если бы оставила вас одних в такое время, — сказала Сундари.

— А теперь вот приходится ждать полицейского конвоя, а они все откладывают со дня на день. Обещали отправить нас еще позавчера, сегодня мы бы были уже на месте. Но пока никаких сообщений.

— О, у этих бедняг сейчас столько забот, — утешила отца Сундари. — Ты просто избалован жизнью, всегда все было так, как ты хотел. Не правда ли? Пойдем. Пока я приготовлю завтрак, ты посидишь с мамой. Вот увидишь — тебе станет легче.

Он снова подумал о том, какое счастье, что Сундари сейчас с ними. Она не забывает о тысяче необходимых вещей.

— Как ты думаешь, — спросил он, — может быть, нам имеет смысл спуститься в нижние комнаты?

Она спокойно возразила:

— Чего ради? Если они подожгут дом, не все ли равно, где мы окажемся — внизу или наверху?

— Не говори таких страшных вещей! — рассердился Текчанд.

— Но ведь ты опасаешься именно этого.

— Вот до чего дошло! — воскликнул он, чувствуя, что говорит каким-то странным хриплым голосом. — Всю жизнь я прожил в этой части Индии, в этом городе. Я отдал ему все, что мог, и он платил мне добром. Я корнями врос в эту землю. Здесь есть улица, названная именем моего отца, библиотека, носящая мое имя. Родильный дом и женская школа названы именем твоей матери. Этот город принадлежит нам в такой же степени, как уважаемым мусульманским семьям — Аббасам, Хусаинам. Я и мой род сделали не меньше их для процветания и украшения города. Что же они теперь творят? Жгут дома! А мы? Ищем защиты у полиции, потому что добропорядочные горожане грозят нас прикончить.

Сундари ошеломила эта вспышка.

— Папа, прошу тебя, не говори так!

— К черту! Я должен с кем-нибудь говорить об этом! Должен! Иначе голова моя расколется! Я им доверял, я пренебрег советами твоей матери. «Они наши братья» — так я сказал ей. Почему я ее не послушался? Да потому, что мне хотелось сохранить все это — все созданное мною и моим родом. Один из лучших в городе домов, имя, известное всей провинции, лучшую во всей Индии частную коллекцию бронзы. Но кому-то понадобилось объявить мою родную землю чужой территорией — ни больше ни меньше! И только из-за того, что кучке хулиганов взбрело в голову прогнать индусов с их земли, я должен вырвать все с корнем и бежать, оставив то, что стало частью меня самого!

— Не забывай, папа, — напомнила она, — тебе все-таки больше повезло, чем другим. В конце концов, у тебя есть деньги. У тебя есть дом в Дели — крыша над головой. А тысячи людей, даже миллионы, вынуждены искать кров и работу…

— Деньги! — Он в отчаянии всплеснул руками. — Думаешь, все деньги мира могут возместить это? Мой дом, моя бронза… Я мог любоваться ею часами, среди всей этой красоты я обретал душевный покой, веру в высшую силу. Подлинное искусство, жившее тысячу лет назад, и сегодня живет и дышит.

Он умолк, пытаясь овладеть собой, и засмеялся сухим, вымученным смехом.

— Да, дитя мое, ты права. Мне все-таки повезло — не придется начинать все сначала. Мы не пойдем с протянутой рукой, мы будем жить привычной жизнью в Дели, в Бомбее — где угодно. Да, мне повезло.

— Так и надо рассуждать, — сказала Сундари с заметным облегчением. — Пойдем, позавтракаешь. А потом позвони в полицию, узнай, что нового насчет конвоя…

Она взяла его под руку и повела по галерее. Спиндл, как всегда, неслась впереди.

— Я позвоню, как только совсем рассветет. Сейчас слишком рано, — сказал Текчанд.

Сундари, отпустив руку отца, свернула в гостиную, которая теперь служила им кухней. С рассеянным видом он постоял немного около двери, в которую вошла дочь, потом, словно внезапно вспомнив о чем-то, повернулся и зашагал к своему музею. Войдя, он направился к окнам, одну за другой отдернул портьеры. Рассветные лучи осветили скульптуры. Текчанд повернулся к ним.

Они все были здесь, все эти Брамы, Вишну и Шивы, созидатели, охранители и разрушители; Ганеши, Витобы и Хануманы, Радхи, Апсары и Асуры; женщины, мужчины и нечто среднее; с головами слонов, обезьян и орлов; двухголовые и четырехголовые; четырехрукие, восьмирукие, десятирукие; боги, богини, демоны, полубоги, полудьяволы. Они танцевали, спали, благословляли, проповедовали, любили, изгибались в поклонах; некоторые были изваяны во весь рост, другие только по пояс; среди них были уроды и красавцы…

Для Текчанда это были живые существа, более живые, чем многие из окружающих его людей. В их присутствии он ощущал душевный покой, для него они были воплощением тайной связи жизни настоящей и будущей и многих-многих иных жизней.

Безмятежность их духа заставила его яснее ощутить собственное слабоволие. Низко склонившись, стоял он перед ними, словно исповедуясь в самых сокровенных движениях души.