Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

• Название: Метагалактика 1993 № 3
• Автор: Виктор Федоров
• Издательство: Метагалактика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993

Виктор Федоров. «Когти дракона». Детективная повесть ужасов.

Серафим Разенков. «Ночь — время призраков». Фантастический рассказ.

Сергей Колобаев. «Мэд». Фантастический рассказ.

Михаил Отстроухов. «Дорога в миллиарды лет». Фантазия.

Художники Алексей Филиппов, Роман Афонин.

http://metagalaxy.traumlibrary.net

---

Ужас, и необычайная тоска настолько эти минуты сковали мою волю, что я брел за стряпчим, словно приговоренный к смерти, уже сейчас не понимая, как мог я так бездумно променять покой в своем уютном городском доме на настоящую пытку пребывания в этом чудовищном логове. Если само сооружение внушало просто омерзение, то первое знакомство с его обитателями явилось для меня настоящим верхом отчаяния. Слуга моего брата мне сразу стал до того неприятен, что я делал все возможное, лишь бы не поднимать на него глаза. Это был ужасно древний старик с бесповоротно сморщенным изможденным лицом и длинными космами волос какого-то неестественного зеленовато-голубого цвета. Он передвигался маленькими детскими шажками, но и это давалось ему с таким трудом, что, казалось, он вот-вот скалится с ног. Поначалу я даже думал, что он немой, однако при встрече с хозяином он впервые подал свой голос, более всего похожий на отвратительный металлический лязг.

Что касалось самого Роберта Хугнера, то несмотря на относительную молодость лет, он выглядел ничем не лучше старого Джонатана, еще более походя на отжившего свой век призрака из какой-нибудь забытой легенды. Все его движения были на редкость скованы и угловаты, а лицо заметно отдавало неприятной зеленоватой желтизной, словно у страдающего тяжелой неизлечимой болезнью. Еще более странным фактом для меня стало то, что даже при самом пристальном наблюдении я не нашел в сэре Роберте ни единой черты, схожей с тем зловещим портретом его отца, который поверг меня вчерашней ночью столь нечеловеческому испытанию. Разумеется, я вполне мог допустить, что что-то неизгладимо изменило его внешность, однако после всего пережитого, в моем воображении брали верх самые зловещие мысли, окончательно разбивая остатки всякого спокойствия.

Если в полном смысле страшное, отталкивающее выражение лица и шатавшуюся походку сэра Роберта я еще мог как-то понять, то характер хозяина ужасного дома в первые часы моего пребывания здесь казался сущей дьявольщиной. Откровенно скажу, ужин в честь моего приезда был устроен с королевской щедростью, однако имело ли это для меня какое-либо значение, если за все время продолжительной трапезы Роберт Хугнер обмолвился со мной всего лишь несколькими общими фразами, упорно продолжая хранить тяжелое молчание. Судя по тому, с каким отупением и безразличием он смотрел в свою тарелку, я понял, что мое присутствие интересовало его меньше всего. Вновь и вновь мне пришлось вспоминать мой искренний разговор за день до отъезда с верным Габриелем, уже совершенно не противясь утверждению того, насколько серьезно и неблагополучно душевное состояние моего брата.

Мне трудно передать, сколь тягостные и неприятные чувства овладели мной под этими тяжелыми сводчатыми потолками, чем-то поразительно напоминавшими старый заброшенный склеп. Проклиная все на свете, я несколько раз пытался обратиться к сипевшему рядом стряпчему Астону, надеясь завести хоть какой-нибудь разговор, но тут же я с ужасом убеждался, что эта сводящая с ума обстановка окончательно подрывала мою волю. Как ни сильно было мое негодование и безудержное любопытство, гробовое молчание нарушить я так и не смог. Да и вряд ли кому здесь это вообще было дано, кроме старинных часов, как мне показалось, подававшим на все необъятную округу единственные признаки жизни.

Только глубокой ночью мы все втроем поднялись в комнату хозяина, расположенную в самом дальнем крыле мрачного строения. Множество старинных гобеленов и различных дорогих украшений внешне прямо подтверждало то, что Роберт Хугнер был отнюдь не беден и владение подобным поместьем составляло удел далеко не каждого. Внутренне я торжествовал, и все же одна только мысль о том, что я останусь наедине с причудливыми статуэтками и узкими галереями, куда никогда не проникало солнце и все пропиталось плесенью и копотью свечей, решительно и беспощадно шло наперекор собственному искушению. Что ожидало меня здесь дальше, если всего за несколько застольных часов мне пришлось пережить больше тягостных минут, чем за все время тернистых и сложных отношений с мисс Дортон? Я вновь вспомнил это милейшее создание и тут что-то горячо обожгло мое сердце. Нет, думать, а тем более видеть гордую молодую леди было для меня превыше всяких сил. Только здесь, отрезанный от всего мира толстыми стенами ужасного дома, где тяжесть и полумрак неумолимо гасили всякие чувства, я смогу наконец обрести долгожданный затворнический покой! Именно эти внезапные размышления, очевидно, и вызвали во мне слабое подобие решительности, с которой я медленно переступил порог комнаты Роберта Хугнера, где господствовал еще более свирепый полумрак.

— Мне крайне неловко, дорогой Руперт, — вдруг поразительно быстро заговорил мой брат, — что после столь утомительной дороги я до сих пор лишаю вас сна. Однако, учитывая, что в самое ближайшее время я должен буду проститься с этими местами, а вы вступите в абсолютное единоличное владение «Поющим камнем», то вы, надеюсь, поймете почему для нашей встречи я выбрал столь неподходящее время.

— Смею вас заверить, я нисколько не устал, — осторожно ответил я, задумываясь над каждым словом, — более того, я готов принести в жертву всю ночь.

— Всю ночь? В этом вряд ли есть необходимость, — вновь устало пробормотал Хугнер. — Будем ценить время и поэтому хочу сразу спросить у вас прямо: что вам известно о моем отце?

Я никак не ждал этого вопроса с самого начала и, признаюсь, немало растерялся.

— К огромному сожалению, уважаемый Роберт, моя осведомленность в этом оставляет желать лучшего. Мне неизвестно решительно ничего кроме того прискорбного факта, что наши отцы не особенно любили друг друга. Совсем недавно я просматривал старые бумаги, во избавиться в полной мере от этого белого пятна нашей фамильной истории так и не смог.

— Верно, они не любили друг друга, — Роберт Хугнер вдруг резко отвернулся, — и причиной, уверяю вас, был только мой отец с его в высшей мере странными привычками. Он вступил во владение этим полным печали поместьем, когда я еще был младенцем, и ни одна живая душа не знает, почему он выбран именно эту глушь, где жизнь приобретает какие-то застывшие, неподвижные формы. Иногда мне кажется, что здесь останавливаются даже заведенные часы.

Роберт вдруг закурил сигару и продолжал уже более взволнованным голосом.

— Как мне помнится, единственным занятием отца были длительные прогулки в горы, неизменно совершавшиеся иногда в самую мерзкую и ужасную погоду. Клянусь вам, Руперт, все это было именно так. Он покидал поместье, когда за окнами лил дождь, свирепствовал дикий ветер и проклятый камень наполнял всю округу протяжным воем. Постепенно я к этому настолько привык, что перестал терзаться тревогой и волнением, которые раньше во время отлучек отца не давали мне по ночам сомкнуть глаз. Вскоре на его странное поведение я вообще перестал обращать внимание, даже в мыслях не допуская, что трагедия уже настойчиво стучалась в наш дом. Последние снова отца запомнились мне на всю жизнь: «Я буду в библиотеке, — сказал он тогда, как-то странно посмотрев на меня, — не забудь сказать Джонатану, чтобы на ночь он проверил запоры всех окон и дверей».

Уходя из моей комнаты, он закрыл за собой дверь, и с тех пор сто больше никто не видел, и не знает, что же на самом деле произошло. Так, Руперт, я остался один в этом доме и не знаю, как в дальнейшем сложилась бы моя судьба, если бы не забота вашего отца. В глубокой тайне от всех, в том числе и от вас, он помогал мне всем, чем только было возможно. Чуть позже, когда я уже оправился от столь тяжких потрясений, он помог мне перебраться за океан, где волей судьбы я и приумножил свое состояние. Лучше всего для меня было бы навсегда остаться на чужой земле, но долг перед сэром Генри ни на день не давал мне покоя нигде. И вот, когда я наконец обрел возможность вернуться в Шотландию, его уже не было в живых. Я знал, что все, чем был обязан ему теперь по праву принадлежит вам — человеку, которого я никогда не видел и ничего о нем не знал. Видит Бог и мистер Астон тому свидетель, несколько раз я уже был готов начать поиски своего двоюродного брата, однако неведомая мне семейная распря жестоко сбивала меня с этого верного пути. И вот сейчас, к сожалению в последний день своего пребывания на родной земле Шотландии, наконец твердо решился покончить с этим раз и навсегда.

Он сделал небольшую паузу и переведя дыхание, продолжал своим уставшим, болезненным голосом, изредка поглядывая то на стряпчего, то на пылающий камня.

— Теперь, Руперт, вы полновластный хозяин этого старинного дома. Все, что составляет его, может быть, несколько непривычный и мрачноватый интерьер, теперь принадлежит только вам. Если вы пожелаете, даже верный Джонатан будет служить вам так, как служил мне все это время.