Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

• Название: Семейство Майя
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Во второй том вошел роман-эпопея «Семейство Майа», рассказывающий о трех поколениях знатного португальского рода и судьбе талантливого молодого человека, обреченного в современной ему Португалии на пустое, бессмысленное существование; и новеллы.

---

Когда Карлос вышел к завтраку, Крафт и Афонсо, сидя за столом, говорили как раз о графе Гувариньо, обсуждая его статьи, которые тот продолжал неукоснительно публиковать в «Коммерческой газете».

— Вот болван! — прошипел Карлос, изливая на политические творения мужа ярость, вызванную любовными домогательствами жены.

Афонсо и Крафт посмотрели на него с изумлением: Крафт обвинил его в неблагодарности. Откуда такая жестокость: ведь на всем свете не сыщешь подобной восторженной привязанности, каковую сей государственный муж питает к Карлосу…

— Вы просто не можете себе этого вообразить, сеньор Афонсо да Майа! Это обожествление. Идолопоклонничество.

Карлос нетерпеливо пожал плечами. Афонсо же, невольно расположившись к человеку, столь безумно обожающему его внука, пробормотал добродушно:

— Бедный, я думаю, он вполне безобиден…

Крафт наградил старика аплодисментами:

— «Безобиден»! Великолепно сказано, сеньор Афонсо да Майа! «Безобидный» в сочетании с государственным деятелем, пэром, министром, законодателем — это просто находка! А он и вправду «безобидный»… И все они…

— Шабли? — предложил лакей.

— Нет, мне чаю.

И Крафт пояснил:

— Шампанское, что вчера мы пили на скачках для подогрева патриотических чувств, доконало меня… Теперь я должен по крайней мере педелю сидеть на молоке.

И они заговорили о скачках, о выигрыше Карлоса, о Клиффорде и о синем крепе Дамазо.

— Кто вчера был прекрасно одет, так это графиня Гувариньо, — заметил Крафт, помешивая чай. — Кремовое, оттененное черным, выглядит великолепно. Истинный туалет для скачек… C'etait un oeillet blanc panache de noir…[94] Ты не находишь, Карлос?

— Да, — процедил Карлос, — она была хороша.

Опять эта Гувариньо! Карлосу уже представлялось, что всю жизнь он только и слышит повсюду, как говорят о графине, и что, куда бы он ни направился, все пути приводят к ней. И тогда здесь же, за завтраком, он решил никогда с ней больше не видеться и послать ей записку, краткую и учтивую, с отказом безо всяких объяснений от поездки в Сантарен…

Однако, удалившись в кабинет, он долго курил, сидя перед листом бумаги, и не мог подобрать ни одной подходящей фразы: все выходило или нелепо, или грубо. Он не мог заставить себя начать записку банальным обращением «дорогая». Он чувствовал к ней необъяснимое физическое отвращение: о, он не вынес бы этой ночи и этого одуряющего запаха вербены; и Карлос вдруг припомнил, что ее кожа, которая еще недавно казалась ему атласной, там, где ее не касается пудра, имеет неприятный желтый оттенок… Он решил не писать ей. Вечером он поедет в Санта-Аполонию и в последнюю секунду перед отправлением поезда подбежит к окошку вагона и пробормочет свои извинения; у нее уже не будет времени для хныканья и упреков; он пожмет ей руку и простится навсегда…

Однако вечером, когда уже нужно было ехать на вокзал, как не хотелось ему жертвовать уютными часами, обычно проводимыми им в покойном кресле с сигарой!.. Крайне раздосадованный, он сел в экипаж, проклиная тот день, когда в голубом будуаре графини он, прельстившись подаренной ему розой и платьем цвета осенней листвы, вдруг упал с графиней на софу…

Он приехал в Санта-Аполонию за две минуты до отправления экспресса. И поспешил в конец почти пустого в этот час вокзала, чтобы купить перронный билет; ему пришлось ждать целую вечность, пока за окошечком кассы две медлительные руки наконец отсчитали ему сдачу.

Он вошел в зал ожидания и тут столкнулся с Дамазо в широкополой шляпе и дорожной сумкой через плечо. Дамазо, растроганный, схватил его за руки:

— О мой дорогой! Зачем ты себя утруждал? И откуда ты узнал, что я уезжаю?

Карлос не стал его разуверять, пробормотав, что ему сказал Тавейра, что он встретил Тавейру…

— Я никуда не собирался! — воскликнул Дамазо. — Сегодня утром — я еще нежился в постели — вдруг приносят телеграмму… Я был просто в ярости! И вообрази, какое несчастье!..

Тут Карлос разглядел, что Дамазо в трауре: черный креп на шляпе, черные перчатки, черные гамаши, плащ с черной каймой… Смущенный, он произнес:

— Тавейра мне сказал, что ты едешь, но больше ни о чем не говорил… У тебя кто-то умер?

— Мой дядя Гимараэнс.

— Тот, что в Париже? Друг Гамбетты?

— Нет, его брат, старший брат, он жил в Пенафьеле… Подожди меня здесь, я сейчас вернусь: пойду в кафе наполню фляжку коньяком. Я так расстроился, что забыл это сделать дома.

Все еще прибывали пассажиры: запыхавшиеся, в плащах, со шляпными картонками. Носильщики лениво катили тележки с багажом. Возле вагона, где у дверей стоял пузатый господин — по виду какое-то высокопоставленное лицо, — толпились, храня почтительное молчание, провожавшие его чиновники. У окна другого вагона всхлипывала под вуалью какая-то дама.

Карлос, увидев на одном из вагонов наклейку «Занято», подумал, что найдет там графиню. Но проводник преградил ему путь с таким негодованием, словно Карлос посягнул на святыню. Что ему надо, что ему здесь надо? Разве он не знает, что вагон предназначен для сеньора Карнейро?

— Я не знал.

— Так спросили бы, прежде чем входить, — проворчал проводник, все еще полный возмущения.

Карлос пробежал вдоль других вагонов, где пассажиры теснились, задыхаясь от громоздившихся повсюду пакетов и свертков; в одном из вагонов два господина громко спорили из-за мест, обвиняя друг друга в «невоспитанности»; в другом ребенок сучил ножками и заходился криком на руках у няни.

— Милый, какого черта ты здесь рыскаешь? — раздался позади него веселый голос Дамазо, и он обнял Карлоса за талию.

— Да так… Мне показалось, что едет маркиз.

Дамазо принялся сетовать на печальный долг, вынуждающий его тащиться в Пенафьел.

— И именно теперь, когда мне до зарезу надо быть в Лиссабоне! Когда мне чертовски везет с женщинами! Вот ведь проклятье!

Колокол возвестил об отправлении поезда. Дамазо нежно обнял Карлоса, вскочил в вагон, натянул на голову шелковую шапочку — и, высунувшись из двери, продолжал свои признания. Более всего он досадовал, что оставляет незавершенным это дельце на улице Святого Франциска. Экая незадача! Все ведь шло как нельзя лучше: этот субъект отбыл в Бразилию, она одна, да еще, что называется, под рукой, в двух шагах от Клуба!

Карлос слушал его рассеянно, то и дело поглядывая на освещенный циферблат вокзальных часов. Вдруг Дамазо чуть не подскочил от удивления:

— Смотри-ка, граф и графиня Гувариньо!

Карлос оглянулся, пораженный. Граф в шляпе и светлом пальто не спеша, как и подобает директору Компании, шел, сопровождаемый железнодорожным служащим высокого ранга, в мундире с золотыми галунами, который нес графскую картонку. Графиня в дорогом фуляровом плаще каштанового цвета, под пепельной вуалью, скрывавшей ее лицо и заложенной складками на шляпе, следовала за мужем с горничной-шотландкой, держа в руке букет роз.

Карлос поспешил к ним навстречу.

— И вы здесь, Майя?

— А вы уезжаете, граф?

Да, он тоже едет. Он решил сопровождать графиню в Порто, отпраздновать день рождения тестя… Ему пришло это в голову за час до отхода поезда, так что они едва не опоздали.

— Так вы тоже едете, Майа? Как приятно иметь вас попутчиком, Майа!

Карлос выпалил скороговоркой, что явился на вокзал лишь затем, чтобы проводить бедного Дамазо: тот едет в Пенафьел на похороны дядюшки.

Высунувшись из двери, Дамазо, в черных перчатках, с похоронным видом приветствовал графиню. И граф подошел пожать ему руку и выразить свое соболезнование.

Карлос, воспользовавшись этим кратким мгновеньем, успел прошептать графине:

— Как жаль!

— Он несносен! — ответила она, почти не разжимая губ и бросая сквозь вуаль убийственный взгляд в сторону графа. — Все было так прекрасно устроено, но тут он настоял, что поедет тоже!..

Карлос проводил их до резервированного специально для них купе в другом вагоне. Графиня заняла место у окна. А когда граф кисло-вежливым тоном посоветовал ей сесть лучше лицом по ходу поезда, она с нескрываемым отвращением швырнула в сторону букет и еще плотнее расположилась на сиденье; при этом они с графом злобно посмотрели друг на друга. Карлос, смущенный этой сценой, поспешил спросить:

— И долго вы пробудете в Порто?

Граф ответил, маскируя улыбкой свое дурное настроение:

— Думаю, что недели две: устроим себе небольшие каникулы.

— Три дня, самое большее, — возразила графиня ледяным и резким, как удар кинжала, тоном.

Граф, побледнев, промолчал.

Все вагонные двери закрылись, и на платформе воцарилась тишина. Паровозный свисток пронзил воздух. и длинный поезд с глухим лязгом буферов медленно тронулся, увозя пассажиров, которые, высовываясь из окон, протягивали руки для последнего пожатия. Тут и там махали белыми платками. Прощальный взгляд графини таил в себе сладость поцелуя. Дамазо кричал Карлосу, прося передать его почтение дедушке. Промелькнул почтовый вагон, освещенный фонарями; и, еще раз пронзительно свистнув, поезд исчез в ночной темноте.