Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

• Название: Семейство Майя
• Автор: Жозе Эса де Кейрош
• Издательство: «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Во второй том вошел роман-эпопея «Семейство Майа», рассказывающий о трех поколениях знатного португальского рода и судьбе талантливого молодого человека, обреченного в современной ему Португалии на пустое, бессмысленное существование; и новеллы.

---

— Да, ты и впрямь выглядишь немного подавленным, — заметил Карлос. — Тебе недостает твоего вдохновенного сияния…

Аленкар пожал плечами.

— В Евангелии говорится… Или в Библии… Нет, у святого Павла… У святого Павла или святого Августина?.. Впрочем, не имеет значения у кого. В какой-то из священных книг говорится, что сей мир есть юдоль слез…

— Однако люди в нем смеются предостаточно, — заметил Карлос весело.

Поэт снова пожал плечами. Слезы или смех — не все ли равно? И то и другое — это наши чувства, наша жизнь! Как раз накануне именно это он говорил у Коэнов…

И внезапно, остановясь посреди улицы, он коснулся руки Карлоса:

— Если уж мы заговорили о Коэнах, скажи мне откровенно, мой мальчик… Я знаю, ты — близкий друг Эги, и, черт побери, кто больше меня почитает его талант!.. Открой мне: правда, что он, едва узнав о возвращении Коэнов в Лиссабон, тут же сам поспешил вернуться в столицу? После всего, что произошло!..

Карлос уверил поэта, что Эга лишь в день своего приезда узнал из «Иллюстрированной газеты» о прибытии Коэнов… И кроме того, если бы люди, между коими случились досадные разногласия, не смогли после этого проживать в одном городе, человеческое общество перестало бы существовать…

Аленкар ничего не ответил и продолжал идти рядом с Карлосом, опустив голову. Затем вновь остановился и спросил, наморщив лоб:

— Скажи мне еще. У тебя с Дамазо произошла ссора? Я тебя спрашиваю об этом, потому что недавно у Коэнов он говорил о тебе дурно и не стеснялся в выражениях… Я объявил ему: «Дамазо! Карлос да Майа, сын Педро да Майа, мне все равно что брат». И тогда Дамазо замолчал… замолчал, ведь он меня знает и знает, что я верен своим сердечным привязанностям и защищаю их, как зверь свою добычу!

— Да нет, ничего не случилось, я ни о чем понятия не имею… Я даже все это время не виделся с Дамазо.

— Ну хорошо, — Аленкар взял Карлоса под руку. — А я тебя часто вспоминал в Синтре… Я даже сочинил одну вещицу, и недурственную, и посвятил ее тебе… Незатейливый пейзажный сонет, картинка Синтры на закате солнца. Я хотел доказать всем этим виршеплетам «Новой эпохи», что в случае нужды не хуже их владею современным стихом и реалистическими описаниями. Погоди-ка, я тебе почитаю мой сонет, сейчас вспомню. Он называется «На дороге Капуцинов»…

Они стояли на углу Сейшас; и поэт, легонько откашлявшись, уже приготовился декламировать, как вдруг перед ними возник неторопливо идущий Эга, одетый так, словно он собрался за город, с прекрасной белой розой в петлице голубой фланелевой куртки.

Эга и Аленкар не встречались с того самого рокового soiree y Коэнов. Эга затаил на Аленкара жестокую обиду, полагая его автором постыдной легенды о «гнусном письме», а Аленкар возненавидел Эгу, будучи втайне уверен, что тот действительно был любовником его божественной Ракели. Оба, увидев друг друга, побледнели; пожатье их рук было принужденным и ледяным; все трое молчали, а Эга, нервничая, бесконечно долго прикуривал сигару от сигары Карлоса. И все же Эга заговорил первым с нарочитой и высокомерной приветливостью:

— Ты хорошо выглядишь, Аленкар!

Поэт, проведя пальцами по усам, также несколько свысока, но дружелюбно откликнулся:

— Благодарю. А ты что поделываешь? Когда же наконец ты одаришь нас обещанными «Мемуарами Атома»?

— Я жду, пока наше отечество освоит азбуку.

— Тебе придется долго ждать. Попроси твоего друга Гувариньо, чтобы он это ускорил, он ведь как раз занимается народным образованием… А вот и он сам, надутый и пустой, точь-в-точь статья в «Правительственном вестнике»…

И поэт показал тростью на противоположную сторону улицы, по которой медленно шли, беседуя, Гувариньо и Коэн; а рядом с ними Дамазо в белом жилете бросал вокруг победительные взоры — пузатый, сияющий, торжествующий, подобно завоевателю в завоеванных им владениях. Праздничное сияние его толстой физиономии взбесило Карлоса. И когда Дамазо, демонстративно остановившись напротив них и повернувшись к ним спиной, громко захохотал вместе с Гувариньо, Карлос, будучи не в силах больше сдерживаться, пересек мостовую.

Он действовал быстро и безжалостно; пожал руку Гувариньо, слегка кивнул Коэну и, не понижая голоса, сухо произнес, обращаясь к Дамазо:

— Послушай. Если ты посмеешь продолжать говорить обо мне и моих знакомствах в неподобающем тоне и выражениях, я оборву тебе уши.

Граф бросился между ними:

— Майа, к чему так! Здесь, на Шиадо…

— Пустяки, Гувариньо, — сказал Карлос спокойно и серьезно. — Я всего лишь сделал предупреждение этой скотине.

— Я не желаю вступать в спор, не желаю вступать в спор! — пролепетал бледный Дамазо, спеша укрыться в табачной лавке.

Карлос, сохраняя невозмутимость, кивнул Коэну, пожал руку Гувариньо и вернулся к друзьям.

Он лишь немного побледнел; гораздо сильнее было смятение Эги, которому вновь почудился непереносимый вызов во взгляде Коэна. Один лишь Аленкар ничего не заметил и продолжал разглагольствовать о литературе, поясняя Эге, какие уступки можно сделать натурализму…

— Я здесь говорил Эге… Ясно, что в пейзажных описаниях не следует отступать от действительности… Нельзя описывать каштан a priori[109], как описывают состояние души… И я не отступаю… Сонет, который я тебе посвятил, Карлос, реалистичен, да, разумеется, реалистичен… Ведь это пейзаж! Я тебе уже говорил, да, я как раз это говорил, когда ты появился, Эга… Но здесь слишком шумно…

И еще как шумно! Чтобы лучше слышать Аленкара, они пошли по улице Святого Франциска, куда более тихой. И здесь, то и дело останавливаясь, поэт пробормотал им свою эклогу. В ней воспевалась Синтра на закате дня и некая англичанка с локонами, в белом платье, которая спускалась на ослике по тропинке в долину; негромко пели птицы, и бабочки кружились над жимолостью; затем англичанка слезала с ослика, озирая небо, рощи, мирные хижины, и вот тогда, в последнем терцете, появлялась та самая «реалистическая нота», коей так похвалялся Аленкар:

На сонный цветок она смотрит мечтательным взглядом;
На облако и на клубящийся дым над домами;
И ослик задумчивый мирно пасется с ней рядом…

— Здесь вы видите натуралистическую подробность, натуралистическую ноту… «И ослик задумчивый мирно пасется с ней рядом…» Вот вам реальность — мирно пасущийся ослик… Вот такие картинки природы необходимо наблюдать… Можно быть реалистом, и превосходным, без всех этих мерзостей… Как вам показался мой сонетик?

Карлос и Эга рассыпались в похвалах: Карлос — раскаиваясь, что не довершил расправу с Дамазо несколькими ударами тростью, Эга — обдумывая свое намерение в один из последующих дней надавать пощечин Коэну. Затем Карлос и Эга направились домой, в «Букетик», и Аленкар, просветлевший от их похвал, пошел проводить их по Атерро. Он продолжал говорить, излагая им свой замысел исторического романса, в котором он хотел изобразить достославного Афонсо де Албукерке; однако Аленкар хотел изобразить его не героем, а влюбленным: Афонсо де Албукерке ночью, один, на корме своего галеона, перед пылающим Ормузом приникает губами к засушенному цветку, захлебываясь от рыданий. Аленкар находил это очень возвышенным.

После ужина Карлос переодевался, собираясь на улицу Святого Франциска, но тут Батиста доложил, что Телес да Гама просит Карлоса принять его по неотложному делу. Не желая затягивать визит, Карлос велел провести посетителя в красно-черный кабинет и, явившись туда через минуту, застал Телеса да Гаму в восхищении от украшавшего кабинет голландского фаянса.

— Ах, Майа, какая прелесть! — воскликнул Телес да Гама. — Я страстный любитель фарфора… И непременно должен прийти как-нибудь, когда буду располагать временем, полюбоваться всем этим… Но сегодня я тороплюсь, я пришел с поручением… Вы не догадываетесь?

Карлос не догадывался.

Телес да Гама, отступив на шаг, сказал с важностью, в которой, однако, сквозила улыбка:

— Я пришел от имени Дамазо осведомиться, содержалось ли в том, что вы сказали ему сегодня, намерение оскорбить его? И все… Моя миссия состоит лишь в этом: осведомиться у вас, имели ли вы намерение оскорбить его?

Карлос ответил ему вполне серьезно:

— Как? Вы спрашиваете, имел ли я намерение оскорбить Дамазо, пригрозив оборвать ему уши? Никоим образом: я имел лишь намерение оборвать ему уши!

Телес да Гама с облегчением стал откланиваться:

— Это именно те слова, что я говорил Дамазо: мол, у вас было лишь намерение оборвать ему уши. Во всяком случае, моя миссия закончена… Ах, какие у вас прелестные вещицы!.. А вот это большое блюдо, это что, майолика?

— Нет, это старинный невер. Видите внизу… Фетида, ведущая войска Ахилла… Великолепный и весьма редкий экземпляр… Взгляните, вот дельфтский фаянс, с двумя желтыми тюльпанами… Он изумителен!