Уильям Таубман - Хрущев

• Название: Хрущев
• Автор: Уильям Таубман
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 987-5-235-03188-3

Никита Сергеевич Хрущев — человек, оставивший заметный след не только в советской, но и в мировой истории. Секретный доклад, положивший начало разоблачению культа личности Сталина, расколол страну, в глазах одних сделав его героем, в глазах других — предателем и выскочкой. Какой была его действительная роль в массовых репрессиях в Москве и на Украине, в восстановлении народного хозяйства СССР после Великой Отечественной войны, во всем том, чем запомнилась его эпоха? Автор, известный американский историк, тщательно и скрупулезно восстановил весь жизненный путь этого неординарного человека, собрав огромный, во многом уникальный материал, состоящий в том числе из архивных документов, а также записей бесед с людьми, хорошо знавшими Хрущева в разные периоды его жизни.

Книга вышла в США в 2003 году и в том же году была удостоена Пулитцеровской премии.

Издание второе.

Перевод осуществлен по изданию: William Taubman. Khruschev: The Man and His Era. New York — London, W. W. Norton & Company, 2003.

---

Вечернее заседание прошло ненамного лучше, однако Хрущев остался доволен. Кеннеди признал, что Соединенные Штаты рассматривают «существующий баланс между советско-китайскими [!] силами и силами США и западноевропейских стран как более или менее равновесный». Хрущев воспринял это как подтверждение того, на чем так долго настаивал: что СССР достиг примерного паритета в вооружениях с США и новая мировая война теперь немыслима80.

В 18.45 договаривающиеся стороны распрощались. Корреспонденту «Санди таймс» Генри Брэндону, хорошо знавшему президента, Кеннеди показался «ошеломленным». «Это всегда так?» — спросил Кеннеди посла Томпсона. «Зависит от обстоятельств», — отвечал посол, «очень расстроенный» тем, что президент не внял его совету не затрагивать идеологические вопросы.

Возможно, среди прочих советов Кеннеди следовало послушать и совета своей жены. Проведя с Хрущевыми вечер (ужин в Шенбруннском дворце и посещение оперного театра), Жаклин Кеннеди верно заключила, что госпожа Хрущева — «крепкий орешек» и что хотя и говорят, что Аджубей имеет на своего тестя большое влияние, Хрущеву тот «по-настоящему не нравится» и он «не особенно с ним близок»81. Миссис Кеннеди, с которой Хрущев сидел рядом за столом, показалась ему «языкастой». Когда он начал хвастать, что на Украине сейчас больше учителей, чем было до 1917 года, она прервала его: «О, господин председатель, давайте не будем о статистике — это так скучно!» «В разговоре находчива: с ней не связывайся — обрежет!» — вспоминал позже Хрущев. Ах, если бы можно было сказать то же самое и о ее муже!82

4 июня, в воскресенье, в 10.15 в советском посольстве продолжились переговоры. Кеннеди наконец перешел к делу. Обе стороны согласились, что в Лаосе необходимо прекратить огонь и сформировать нейтральное правительство. Однако замечание Кеннеди об интересах США в Азии вызвало со стороны Хрущева новый взрыв гнева. Соединенные Штаты, заявил он, «так богаты и могущественны, что приписывают себе какие-то особые права и не считают нужным признавать права других». Пусть президент извинит Хрущева за прямоту, но это «мегаломания» и «бред величия». СССР не позволит, чтобы ему указывали: «Не суй нос туда, не суй нос сюда», — особенно в то время, когда Соединенные Штаты «распространяют свое влияние повсюду». Конечно, западные люди «искуснее восточных умеют бросаться тонко замаскированными угрозами»; но, когда американцы говорят о приверженности определенным установкам, это значит, что они «и Крым готовы захватить — ведь это тоже улучшит их положение»!83

Обмен мнениями о запрете ядерных испытаний также ни к чему не привел. Хрущев все еще предпочитал всеобщее и полное разоружение (которое, легковесно заметил он, «при наличии доброй воли» можно провести за два года). Высказываясь по вопросу о Берлине и Германии, он начал вежливо, но твердо. То, что он хочет сделать, «повлияет на отношения между нашими двумя странами», особенно «если США неверно поймут советскую позицию». Он хочет достигнуть соглашения с президентом (он подчеркнул слова «с вами»), однако, если Соединенные Штаты не ответят взаимностью, СССР «подпишет мирный договор» с Восточной Германией, положив тем самым конец всем оккупационным договоренностям, в том числе и о доступе западных держав к Берлину. Это утверждение Хрущев повторил раз десять, словно стараясь убедить не только Кеннеди, но и самого себя. «Никакая сила в мире» его не остановит. Сколько еще можно ждать? Еще шестнадцать лет? Или еще тридцать?

На этот раз президент, собравшись с силами, отвечал холодно и по делу. Берлин — не Лаос. Это «одна из основных проблем, волнующих США». Соединенные Штаты пришли туда «не по чьей-то милости. Мы прорвались туда с боем… Западная Европа необходима нам для обеспечения нашей национальной безопасности, и мы поддерживали ее в двух мировых войнах». Господин Хрущев, продолжал президент, назвал его «молодым человеком», «но он не так молод, чтобы принимать предложения, явно враждебные интересам США».

В ответ на столь резкий отпор Хрущев поначалу проявил раздражение: судя по тому расширенному толкованию, которое Кеннеди придает понятию национальной безопасности, «США могут и Москву оккупировать — ведь это улучшит их позиции!». Однако затем, смягчившись, начал заверять Кеннеди, что «престиж США не пострадает и все это поймут». В конце концов он снова «завелся» и заметил, что, если Соединенные Штаты хотят начать войну за Берлин — «пусть начинают сейчас», пока не изобретены какие-нибудь еще более ужасные средства массового уничтожения. Эти слова так напугали стенографов, что советский заменил их на «пусть Соединенные Штаты примут на себя полную ответственность за это», а американский — просто на «пусть так и будет»84.

Обед превратился в затишье перед новым штормом. Хрущев пообещал не возобновлять ядерные испытания, пока этого не сделают Соединенные Штаты (это обещание он тем же летом нарушил), похвалил саммиты, на которых каждый «может выслушать позицию другого», и с улыбкой заверил Кеннеди, что, хотя мирный договор с Восточной Германией и может вызвать «большую напряженность», в конце концов «облака рассеются и снова выглянет солнышко».

В 15.15 лидеры двух стран встретились в последний раз: на этом заседании присутствовали только переводчики. Кеннеди предупредил, что не следует втягивать Соединенные Штаты в ситуацию, «глубоко затрагивающую наши национальные интересы». Хрущев понял это так, что «США хотят унизить СССР, а это неприемлемо». Он предложил заключить по Берлину промежуточное соглашение, защищающее «престиж и интересы обеих стран», однако дал понять, что рано или поздно со своими правами в Берлине американцам придется распрощаться. Когда Кеннеди заметил, что СССР предлагает выбор между отступлением и конфронтацией, Хрущев ответил: «Если США хотят войны — это их проблема». Советское решение подписать мирный договор «твердо и непоколебимо, и, если Соединенные Штаты откажутся от промежуточного соглашения, Советский Союз подпишет договор в декабре».

— Если это правда, — проговорил Кеннеди, заканчивая саммит, — нас ждет холодная зима85.

«Никогда еще не встречал такого человека, — рассказывал Кеннеди после возвращения из Вены корреспонденту «Тайм» Хью Сайди. — Я ему говорю, что ядерная война убьет семьдесят миллионов человек за десять минут, а он смотрит на меня и отвечает: „Ну и что?“» Роберт Кеннеди никогда не видел брата «таким расстроенным». Президент снова и снова перечитывал стенограммы саммита, в особенности диалогов по берлинскому вопросу86. В меморандуме, переданном президенту в Вене, Хрущев назначил новый шестимесячный срок. Надеясь, что меморандум не будет предан огласке, Кеннеди не упоминал о нем в телевизионном выступлении перед народом, заявив, что, хотя «эти два дня стали серьезным испытанием», «никаких угроз или ультиматумов ни с той, ни с другой стороны не было»87.

Однако 11 июня Хрущев опубликовал меморандум, а 15 июня в телевизионном обращении к советскому народу повторил заявление о шестимесячном сроке. Несколько дней спустя, на церемонии в Кремле, посвященной двадцатилетию вторжения фашистских захватчиков, Хрущев (одетый ни больше ни меньше, как в форму генерал-лейтенанта) произнес еще одну суровую речь. Западных лидеров, стремящихся «проверить силу» СССР на почве германского вопроса, «постигнет судьба Гитлера», — заявил он, впрочем, поспешив добавить: «Пожалуйста, не воспринимайте эти слова как угрозу. Это призыв к здравому смыслу»88. А неделю спустя воскликнул: «Не пытайтесь нас запугать, господа, в любом случае договор будет подписан!»89

Кеннеди не дал на ультиматум Хрущева немедленного ответа: он попросту не знал, что сказать. Он спросил совета у бывшего госсекретаря Дина Ачесона, и тот порекомендовал публично объявить об увеличении как ядерных, так и обычных вооружений, перебросить в Западную Германию две-три дивизии и ввести в стране чрезвычайное положение. Если Хрущев не поймет намека и блокирует Берлин, Вашингтон сможет прорвать блокаду, одновременно продемонстрировав свою готовность к применению в случае необходимости ядерного оружия. Другие советники, в том числе и посол Томпсон, рекомендовали наращивать вооружения, не объявляя об этом на весь свет, и готовиться к возобновлению переговоров после выборов в Западной Германии, назначенных на сентябрь.

Президент решил оставить открытыми все возможности: он приказал готовиться к неядерной защите Берлина, но и от переговоров не отказывался. Роберт Кеннеди предупреждал советского разведчика Георгия Большакова, с которым вел секретные переговоры с мая, что его брат умрет, но не покорится; то же передавали Меньшикову Пол Нитце и Уолт Ростоу. Однако посол, думавший только о том, как угодить Хрущеву, передал в Кремль, что братья Кеннеди «петушатся», однако, когда дойдет до подписания договора с Восточной Германией, они «первые наложат в штаны»90.