Владимир Кашин - С нами были девушки

• Название: С нами были девушки
• Автор: Владимир Кашин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1964

Кашин Владимир Леонидович родился в 1917 году в г. Кобеляки, Полтавской области. Участник Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. В 1945 году вступил в Коммунистическую партию. Член Союза советских писателей.

В. Кашиным написаны: сборник рассказов «После салюта» (1949 г.), «Мои друзья» (1953 г.), «Рассказы» (1956 г.), романы «Девушка счастья искала» (1957 г.), «На вечернем горизонте» (1962 г.) и другие произведения.

В повести «С нами были девушки» рассказывается о ратной жизни девушек — воинов ПВО в годы Великой Отечественной войны.

Девушки самоотверженно несут службу на постах ВНОС. Но вот в батальон прибывает молодой офицер — Андрей Земляченко. Ефрейтор Зина Чайка спасает жизнь Андрею во время налета фашистской авиации. Вскоре приходит любовь…

На страницах повести автор раскрывает перед читателем красоту подвига советских девушек в годы минувшей войны, рассказывает о высоких душевных качествах нашего юного поколения, всегда готового к испытаниям и героической борьбе ради счастья народа, во имя защиты Родины.

---

— Скоро дойдем, километра три осталось.

— С гаком?

— А как же без него? — устало улыбнулась Зина, вытирая пилоткой лицо. — Ничего, девоньки, дойдем.

Люба Малявина тихонько, чтобы не услышал начальник поста, выругалась.

Давыдова закрыла тетрадь и положила ее в сумку.

— На развилке отдохнем, пошли!

И снова по жаркой дороге, мимо седых от пыли кустов, зашагал маленький отряд…

Через час, когда солнце поднялось в зенит, девушки оказались на развилке. Дорога, по которой они до сих пор шли, круто поворачивала вправо и вверх, а прямо перед ними, низиной, побежала другая — узенькая, поросшая полынью и травой. Она вела в село, крайние домики которого настороженно выглядывали из-за невысокого бугра, словно подкарауливали всех, кто ехали сюда из города.

— Привал! — скомандовала Давыдова. — Отсюда потянем шлейф.

Девушки, покряхтывая, как старушки, сняли с себя ношу; с наслаждением потягивались, распрямляли спины, потом уселись на траву.

— А что там вверху? — спросила Зара, оглядывая гору, у подножия которой они остановились.

В нескольких сотнях метров от них, за желто-красными зарослями, пряталась белая стена. За ней вздымалось, тоже белое, строение с колокольней.

— Церковь! Нет, монастырь, наверно, — догадалась Люба.

Несмотря на усталость, девушки поднялись, с интересом осматривали каменную стену, монастырь, который будто навис над долиной и селом.

— Товарищ младший сержант! Мы на минуточку! Только посмотрим.

— Успеете насмотреться, — буркнула Давыдова, но разрешила. — Только не лезьте куда не положено, — крикнула им вдогонку, — и через десять минут чтобы были тут, потянем линию.

Девушки поднялись по крутой дороге к стенам монастыря. При их приближении две монахини, которые давно с любопытством следили за невиданным отрядом, испуганно бросились к воротам. Люба Малявина, заложив пальцы в рот, звонко свистнула и махнула рукой, приказывая им остановиться.

— Ты что! — дернула ее за руку Зина. — С ума сошла? Не хватает нам только свистеть под монастырскими воротами.

Люба, словно не слыша замечания, подошла к темным фигурам. Монашки послушно стояли, склонив головы вниз и сложив руки в привычном набожном жесте. Бледно-желтые лица, обрамленные белой гофрированной повязкой, на которую накинут большой черный платок, потупленный взгляд — живое воплощение покорности.

Зине даже жалко их стало — такими несчастными, забитыми они ей показались.

— Глядите, девчата! Ведь наш монастырь! Девичий. Записывайся кто хочет! — закричала Люба. — А монашки какие чудные!

Она с комическими гримасами оглядывала монашек, даже обошла их вокруг.

Те, понимая, что чужая девушка в полумужской военной одежде ведет разговор о них, терпеливо ждали, когда им позволят спрятаться за монастырские стены.

Загорелые, налитые силой советские девушки продолжали с интересом разглядывать странные для них фигуры.

Люба протянула руку, дотронулась до плеча молодой монашенки, которая стояла ближе к ней. Монашенка испуганно вздрогнула.

— Ну хватит тебе. Люба, хватит, — строго прикрикнула Зина. Подойдя к черным фигурам, как могла, выразительно сказала:

— Пофтиць, фэтэлор. Мерджэць акасы![12]

Монашки только и ждали этого, — словно по команде, быстро перекрестили девушек и проворно шмыгнули в калитку.

— Тю-ю! — протянула Люба. — Вот так да! Причастили нас…

Все дружно рассмеялись.

— Представляю, как им там!..

— Я бы повесилась, если б меня сюда заперли.

— Хуже гауптвахты.

— И как они там живут?

— Видно, и правда верят, что это спасение души.

— Эх, глупые, да и только!

— А может, им некуда деться?

— Да ну! Просто так их с детства воспитали. Вот и все! — И Люба лихо залилась свистом, прыгая вниз по камням, мимо кустов, обсыпанных красными ягодами…

Внизу Давыдова, прислонившись спиной к контрольному столбу, крепила железные когти к своим сапожкам.

— Ну-ка, девчонки, подайте конец кабеля, нож и плоскогубцы! — закричала она.

Зина кинулась к сумке с инструментом, Рая и Люба смотали с катушки несколько метров кабеля.

— Ну что, увидели там бога? — спросила Давыдова, улыбнувшись.

— Да ну его, этот монастырь! — коротко ответила Зина.

Давыдова обвязала себя и столб ремнем и стала медленно подниматься вверх. Через несколько минут она уже орудовала возле изоляторов, делая скрутку. Закончив работу, так же неторопливо спустилась вниз.

— А у меня, как заберусь на столб, дыхание захватывает и голова кружится, — с завистью сказала Люба.

Давыдова улыбнулась:

— А если б тебе пришлось влезть на Красноярские столбы? У нас там знаешь какая высота? Заберешься на самый верх — пароходы да Енисее точно букашки…

— А сорваться вниз можно?

— Чего доброго!.. Тогда и костей не соберешь, — спокойно ответила Давыдова.

— Поэтому вам никакая высота не страшна, что вы привыкли, — заискивающе сказала Люба.

Младший сержант Давыдова подключила к шлейфу аппарат и сделала вызов. Бойцы притихли.

— «Дон»? Докладывает Давыдова. Прошу седьмого.

— Вот добрая штука телефон! Просто полюбила его, — не утерпела Люба. — Вернусь домой, пойду в техникум связи. Ей-богу, пойду…

Екатерина сердито махнула на нее рукой.

— Товарищ седьмой! Докладывает Давыдова. Подключились. Как слышите? Хорошо?.. Что у нас?.. Все в порядке… Есть. — Она положила трубку в коробку и отвинтила клеммы от проводов.

— Вот мы и на новом месте. Доложили, что живы, — значит, пора начинать боевую работу. Ясно? Потянем линию на северо-восток, мимо села, вон на тот холм, к опушке леса, — показала она рукой. — Кабеля у нас маловато. Будем вести воздушный шлейф напрямик, где сумеем — подвесим на деревья. Чайка! Разматывай первую катушку!

2

Передав дежурство старшему лейтенанту Капустину, Андрей не спеша вышел из оперативной комнаты во двор. Остановился на крыльце, глубоко вдохнул чистый воздух.

Уходить с БП не хотелось. Карта Румынии с начерченной по ней квадратной сеткой, покрытая условными обозначениями наблюдательных постов, зенитных батарей, аэродромов истребительной авиации, виделась Андрею и здесь, словно расстелилась по двору у его ног. Он уже не мог жить без оперативной работы. В минуты, когда на БП по сигналу «Воздух» все приходило в движение, Андрей весь загорался. По одному его слову, брошенному в телефонную трубку, на всех линиях связи прерывались другие команды и разговоры; как сказочный богатырь, переступая через города и села, реки и горы, он сразу проникал в любой район страны; его руки доставали за сотни километров, подымались в высокое небо, брали стервятника за горло и сбрасывали вниз. В такие минуты Андрей словно сливался в общем порыве с сотнями солдат наблюдательных постов, с артиллеристами, с пилотами, взлетевшими по его сигналу, и всего его охватывало звенящее чувство силы. Он любил это чувство. С улыбкой вспоминал теперь свою солдатскую обиду, что в разгаре войны попал в войска, никогда не ходившие в атаку на фашистские дзоты…

Но вот сутки закончились, и нужно было идти отдыхать. Солнце уже клонилось к далеким горам, освещало их высокие, кудрявые, в зарослях ели и пихты, вершины. Ели, росшие вокруг дома, бросали под ноги причудливое синеватое кружево теней. В углу двора весело пыхтел движок; пробиваясь сквозь его шум, визжала динамомашина радиостанции, оборудованной во флигеле особняка.

Теперь штаб батальона расположился в трансильванском городишке, похожем на наш дореволюционный уездный город.

Стояла глубокая осень. Но здесь она была какой-то необыкновенно теплой, туманной, спокойной. Если бы не запоздалый багровый огонь в кронах дубов, не темно-золотые шапки буков, можно было подумать, что лето никогда не уходит из трансильванской долины, закрытой со всех сторон могучими горными кряжами.

В воздухе тоже стало спокойней. Разве только ночью прилетит одинокий фашистский разведчик и украдкой сбросит в горах, над густыми лесами, группку диверсантов.

В будничных заботах, в дежурствах и учебе проходили дни вносовцев. Советская Армия продолжала свой победный марш, освобождая от фашистов Европу, а здесь, в небольшой ее части, опять было тихо, даже скучно. Незаметно подкрадывалась зима, тоже теплая и тихая. Фронт отодвигался все дальше и дальше, и казалось, вот-вот закончится война, закончится военная жизнь, к которой уже притерпелись и привыкли…

Андрей сошел с крыльца и начал прогуливаться по длинному двору из угла в угол.

Тем временем солнце уселось на далекий горный шпиль и пронизало золотистым светом одинокую продолговатую тучку над ним.

Когда Андрей посмотрел на горизонт, ему показалось, что то не тучка, а тонкая девичья фигурка вырисовалась в небе недалеко от сверкающего шпиля горы, и не просто девичья фигурка, а очень знакомая. Это, конечно, погрезилось лейтенанту. Недавно и стройная елочка напомнила ему Зину, и в спокойном предвечерье, словно по далекой телефонной линии, ему послышался милый голос.