Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

Но все “новые имена” прикрывают одно и тоже – “боль поражения и обид”.

Русская эмиграция пережила как бы два фазовых перехода, то есть дважды абсолютно перестраивала свой менталитет. Первая перестройка менталитета относится к концу 30-х годов и ее голосом был Владимир Набоков – стихи “К России”, то есть, “Отвяжись, я тебя умоляю”.

Отвяжись, я тебя умоляю!

Вечер мрачен, гул затих.

Я беспомощен, я умираю

От слепых наплываний твоих.

Тот, кто вольно отчизну покинул

Волен выть на вершинах о ней,

Но теперь я спустился в долину,

И теперь приближаться не смей.

Навсегда я готов затаиться

И без имени жить. Я готов,

Чтоб с тобой и во снах не сходиться,

Отказаться от всяческих снов;

Обескровить себя, искалечить,

Не касаться любимейших книг,

Променять на любое наречье

Всё, что есть у меня, – мой язык.

Но зато, о Россия, сквозь слёзы,

Сквозь траву двух несмежных могил,

Сквозь дрожащие пятна берёзы,

Сквозь всё то, чем я смолоду жил,

Дорогими слепыми глазами

Не гляди на меня, пожалей,

Не ищи в этой угольной яме,

Не нащупывай жизни моей.

Здесь “боль поражений и обид” названа другим именем, но настоящим:

Не ищи в этой угольной яме,

Не нащупывай жизни моей.

Вторая перестройка мышления, вторая метанойя (греч.), то есть, как бы вторичное покаяние относится к 1958 году и его голосом является Георгий Иванов.

За столько лет, такого маянья

По городам чужой земли

Есть отчего придти в отчаянье,

И мы в отчаянье пришли.

Отчаянье – приют последний…

Как будто мы пришли зимой

С вечерни в церковке соседней

По снегу русскому домой.

Русская эмиграция, в конце концов, перестала обманывать себя. В это время и, особенно, в конце войны вступают, наконец, и священники, как тоже имеющие право голоса в этой русской эмиграции.

Поэтому, например, протоиерей Сергий Булгаков благословляет духовных чад на возвращение в Россию, хотя никто не строит иллюзий, – что там ждет. Из благословленных Сергием Булгаковым – например, отец Борис Старк.

Отец Николай Чуков – одноделец Вениамина Петроградского, приговорённый к расстрелу, но переживший всех своих обвинителей, от Красницкого до Дыбенко; когда он приехал за границу и встретился с отцом Борисом (протоиерей Сергий Булгаков уже скончался), тот ему сообщил, что благословение я имею, но ехать боюсь. - А тот ему задал вопрос: - А верите ли Вы в Бога? Тот – конечно, верю. А тогда, говорит, разве Вы можете подумать, что что-либо может совершиться без воли Божией, а Вы мне нужны. Отец Борис поехал и никто его не сажал.

Что за “утешный голос” Анны Ахматовой – несомненно, что это голос вражий, и именно поэтому он соблазняет, наводит всякий грим, глянец, дымку, флёр, но только с размытыми гранями, чтобы не было ясности.

Иоанн Шаховской по прошествии многих десятилетий пишет об этом так:

В те дни как раз Ахматова смутилась

От голоса утешного – он звал

В иные страны; голос тот не знал –

Ахматова страданью обручилась,

В ней реквием ее уже звучал

И нёс ее торжественною силой.

Был реквием в крови ее лица;

Он вёл её к народам и сердцам.

Перед русским обществом ещё многие годы будет стоять вопрос о принципиальной возможности эмиграции. И в зависимости от этого разных авторов достанется цитировать российскому менталитету.

У Достоевского в “Преступлении и наказании” тоже есть эта проблема: Раскольников – А ну, как я убегу?

Куда? За границу, что ли? В бегах трудно и гадко, да и ваш ли там воздух?

В “Идиоте” генеральша Епанчина скажет – “всё здесь одна фантазия, да и мы за границей – одна фантазия”.

Что такое бегство Святого семейства в Египет? – Эмиграция, но она наступила по извещению от Господа и была прервана Господом. Следовательно, духовная возможность существует и только от самого человека зависит, как он себя мыслит.

Вениамин Федченков при отъезде из Крыма спрашивал протоиерея Спасского: – А чего вы сами хотите? И тот ему отвечал – Я‑то бы хотел остаться, что бы ни случилось; но матушка моя истерически протестует. И услышал в ответ: – Послушайтесь матушки и смиренно уезжайте.

Каждому дается дело по силе, никому Господь не допустит искушений выше меры, но сотворит со искушением и избытие. Единственно, что противопоказано во всех положениях мира дольнего – это мечта. Если же есть трезвость упования на волю Божию и вопрошание ко Господу, то Господь всегда управит.

Менталитет первой волны эмиграции 1918-1919 годов.

Состав эмиграции 1918-1919 годов весьма пёстр; лучше всего об этом свидетельствует, конечно же, Михаил Булгаков, который пережил несколько режимов, но 1918 год застал его в Киеве после развала германского фронта.

Булгаков возвращается на свою малую родину и смотрит – кто переезжает через кордон (граница была слабой, немцы только что вошли). И кого он там видит: всевозможные “бывшие”, которые переезжают “с большими чемоданами и сдобными женщинами”. Хотя и там, конечно, публика пёстрая: “какие-то нежные дочери – Петербургские бледные развратницы с карминными губами; это секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты”.

Словом, получаем такую пёструю картину: первая волна – это самые легкие элементы; а самые легкие элементы – это называется мусор. А мусор стремиться к берегу, а берег – Европа. Европа – это мечта о сытом, спокойном, привычном житье. Некоторые его получили - те, которые успели перевести свои капиталы загодя (российский виттовский твердый рубль).

Затем поехали люди, испытавшие удары революции (как выражался патриарх Тихон – “люди обиженные революцией”) и они сначала были выброшены в Константинополь, а потом в Париж. Но это пока еще не тот Константинополь Булгакова (“Бег”), то есть осень-зима 1920-1921 года; а это ещё самое начало, это еще конец 1918 – начало 1919 года (еще наступает Юденич на Петроград).

Хотя стихотворение Ахматовой было написано в 1917 году, но вышло на публику в 1918 году.

Когда в тоске самоубийства

Народ гостей немецких ждал,

И дух суровый византийства

От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,

Забыв величие своё

Как опьяневшая блудница,

Не знала кто берет ее...

Ждали-то открыть фронт немцам, а на Петроград наступает Юденич.

1918 год – время эмиграции Алексея Николаевича Толстого (роман “Эмигранты”); вернется только в составе сменовеховцев, то есть в 1922 году. Есенин с Айседорой Дункан общались с Толстым-эмигрантом; старшую дочь Марии Скопцовой от первого брака, то есть с Кузминым-Караваевым, Толстой тоже склонил вернуться в Россию.

Роман Толстого “Эмигранты” – это его шедевр. Роман писался с 1919 года по 1940 год и при его жизни роман не вышел, был опубликован в конце 70-х – начало 80-х годов.

Роман начинается с жизни Европы и видно, что сама жизнь Европы расстроена. Роман открывается Версальским договором, когда Германию ставят на колени. Притом со стороны Франции сидит уже старик Клемансо, который помнит Франко-прусскую войну и позор Франции. Клемансо говорил, что все пятьдесят лет я ждал этой минуты.

И действительно, исторически из всех стран Антанты если кому была нужна Первая мировая война, то только Франции, и именно как реванш, чтобы вернуть свои позиции после позорного поражения во Франко-прусской войне.

Но не описанием этих событий, которые записываются в анналы истории, а “наблюдениями эмигранта” ценен роман. Толстой описывает жуткую трагикомедию, как хоронят неизвестного солдата и вся верхушка, вся элита идет за гробом солдата, у которого снарядом оторвано лица, и каждому предоставляется верить, что здесь похоронен твой брат, сын, муж и так далее.

Русская эмиграция появилась в Париже, когда он сам еще не восстановился от войны. Эмиграция в романе описана в двух точках: в Париже и в Стокгольме.

Париж – это всё-таки бывшая воюющая сторона, а Стокгольм – исторически нейтрален. И там и там начинается сколачивание первых белых организаций, но участвуют в них люди, которые в Белой армии не воевали.

Всё-таки воинские формирования юга России было дело героическое: без денег, без оружия, без солдат – одни офицеры, которые кое-как просачивались на юг России и становились под знамена. Это те, которые устраивали психические атаки.