Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды

• Название: Классическая русская литература в свете Христовой правды
• Автор: Вера Еремина
• Жанр: Культурология
• Год: 2001

---

То есть, американские комментаторы путают блаженного Августина с Кальвином. Дальше пишут так: “Солженицын бросил вызов американскому самодовольству, гедонизму, посредственности массовой культуры, упадку самодисциплины и гражданского духа. Тут он стоит на одной почве с нашими пуританскими предками. К тому же его вера пронизана мистицизмом загробной жизни: с точки зрения русской религиозности земное счастье – ничто в сравнении с Божьим судом. Пуританская позиция была более эмпирична”.

Частные письма, которые получает Солженицын, превращаются в какой-то особый хор, почти как у Корнея Чуковского:

Ослы ему славу по нотам поют,

Козлы бородою дорогу метут,

Бараны, бараны

Стучат в барабаны,

Сычи трубачи трубят,

Летучие мыши на крыше

Платочками машут и пляшут.

В частности, написано так, что “Вас нам Бог послал, спасите Америку, она того стоит”.

Когда мы говорили о Льве Толстом, то, цитируя Иоанна Шаховского, упоминали о том, что если бы Толстой был духовно здоров, то он бы сам отстранил от себя Черткова и наиболее активных толстовцев и, особенно, прекратил бы их “люцеферианское каждение”, потому что такое восхваление в глаза и духовно может быть только вредно и никогда не может быть справедливым.

Предстоит “глухое 20-летие”: 1978 года по 1998 год, когда вчерне решался вопрос о возвращении Солженицына. 1978 год – это ещё время Брежнева. После Брежнева ни один из возглавителей государства не поднимается до роли вождя, и все они, начиная с Брежнева, оказываются героями анекдотов.

Наконец, при Горбачеве, во вторую половину его царствования - в 1989 году, людям, некогда лишенным советского гражданства, оное гражданство возвращается, и в первую очередь - Солженицыну. В 1987 году освобождается из ссылки Андрей Сахаров; освобождаются из лагеря, так называемые, религиозные диссиденты, то есть, Якунин, Пореш и Огородников. Возвращается гражданство Мстиславу Ростроповичу, Виктору Некрасову.

Так или иначе, начиная с возвращения гражданства Солженицын имеет право вернуться назад – он этого не делает. Трудно вообще сказать, что он выжидает, но вероятно и то, что он не совсем себя представляет в роли нового вождя. Впоследствии, когда его возвращение было не просто разрешено, а было организовано, – был личный указ Ельцина. Вся эта эпопея возвращенства, включая выезд Астафьева, встречу, триумфальное шествие, где он выступал на каждой большой станции и включая предоставление и жилья и дачи и всего, всего – это всё – исключительно правительственная акция. И это была не просто политика, а это была ещё и проба – на что Солженицын может годиться.

К чести Солженицына, первое время после своего возвращения он довольно долго молчал: ждали, чтó он будет делать дальше, иногда выпускали на телевидение, но выступал он как-то вяло. Потом пошел анекдот: так как все помнили, как он отзывался в “Гулаге” о ссыльных чеченцах и, вообще, о чеченской нации, то и пошел анекдот, что надо было в правительственную группу по примирению Чечни включить Солженицына (и это годилось только как анекдот).

Наконец, Александр Исаевич вдруг как бы вспомнил, что от него тоже ждут какого-то слова, и он написал книгу “Россия в обвале”. Эта книга – полу‑грамотная, так как писатель должен писать о том, что он прекрасно знает; но когда писатель пытается перейти из положения политического комментатора в положение такого полу‑историка, то и получается казус.

Солженицын совершенно безграмотно пытается затрагивать церковную тему – он ею не владеет. Во-вторых, кое‑в‑чем он разоблачает самого себя. Например, в “Гулаге” нет - ни словом ни намёком - насчет того, что чеченская нация была выселена потому, что ещё до прихода немцев они все уже были совершенно готовы присоседиться к ним, то есть, вели себя, как поляки при Наполеоне. Затем, в книге “Россия в обвале” несколько половинчатых слов было сказано в защиту колхозного строя, что тоже противоречит тому, что он писал в “Гулаге”; то есть, там в “Мужичьей чуме” и в главах, посвященных крестьянству, сказано, что колхоз, конечно, стóит лагеря, но попробуйте сложить лагерь, да колхоз - вместе.

Здесь он пишет о том, что разрушение колхозного строя, в общем-то, произошло, может быть, и непродуманно, где-то в чем-то можно было бы его оставить. Но опять таки чувствуется дилетант – ведь читатель спрашивает – а какие Вы предлагаете паллиативные меры? Если хирургические меры Вас не устраивают, то, значит, нужны меры паллиативные, а паллиативные меры требуют конкретики, так сказать.

Наконец, осталось впечатление, что если он напишет ещё одну книгу, то он просто принесет публичные извинения за оскорбление памяти Сталина; но этого не произошло. Получилась двухтомная книга “Двести лет вместе” – насчет взаимоотношений русского и еврейского народов.

Фигуру Солженицына мы заканчиваем на пол‑пути: Солженицын ещё не умер. Пока человек жив, даже народная мудрость это положение определяет удивительным словом – Бог грехам терпит. Не только Бог грехам терпить, но и для каждого человека, пока он еще жив и в полной памяти, открыт путь покаяния. Долготерпение Божие и есть не что иное, как ожидание покаяния.

Замечание.

Солженицын был известен в лагере под фамилией Ветров – это псевдоним Солженицына как лагерного осведомителя. Об этом он пишет сам в “Гулаге”. Во втором томе “Гулага” есть глава “Стук, стук, стук” - это как раз о развернутом осведомительстве. Когда Солженицын был в лагере на Калужской заставе, которая строила два правительственных дома (подковообразных), однажды его пригласили и предложили. Форма вербовки была стандартная – советский ли Вы человек? Если Вы не советский, то Вы достойны второго срока, а если Вы советский человек, то обязаны нам помочь.

Вообще говоря, многие были уловлены в эти тенета, например, и старец Самсон Сиверс – он был многолетний лагерный осведомитель. Солженицын написал обязательство доставлять сведения, которые и должен был доставлять под псевдонимом А. Ветров.

Единственно, чтó он сумел себе выговорить, это то, что он должен был доставлять сведения о готовящихся лагерных побегах. Поскольку бежали и те, и другие, то есть и уголовники, а уголовников он не жалел, но всё же – коготок увяз, всей птичке пропасть.

Солженицын умалчивает, какие сведения он предоставил и привели ли они к срыву какого-нибудь побега; но уже когда он был в ссылке в Казахстане, его опять вызвали и напомнили об этом факте – Солженицын отвечал, что он опасно болен и поэтому выслеживать, выискивать и так далее - у него нет сил. Солженицын сдал справку о своем здоровье (перенёс уже две операции) и по его словам от него отстали.

В принципе, Солженицын пошел по пути самому удобному, так как написал об этом сам; и это – гораздо выгоднее, чем если бы это всё всплыло помимо него.

Лекция №31 (№66).

“Послехрущевская” эпоха: 1964 – 1973 годы. “Переоценка ценностей”.

1. Новое “русское направление” – будущие “деревенщики”. Их предтеча – Василий Макарович Шукшин (1929 – 1974 годы).

2. О самом Шукшине: его менталитет.

3. Герой Шукшина – “деклассированный”, оторванный от земли крестьянин.

Термин “переоценка ценностей” принадлежит Диогену Синопскому, которого некоторые апологеты называли христианином до Христа. Диоген получил от оракулов в Дельфах такой совет – займись переоценкой ценностей. Но оракула не слышал никто, а Диоген остался в истории.

Никиту Сергеевича Хрущева сняли в день Покрова Божией Матери, 14 октября 1964 года. 1973 год – год высылки Солженицына, то есть, это пока ранняя брежневская демократия и это же - конец жизни Шукшина.

Что такое хрущевское время и именно в политическом аспекте? Иногда это время называют “хрущевской оттепелью”, и это очень не точно и, в сущности, расплывчато и малосодержательно. По-настоящему хрущевское время характеризуется совсем другой и несравненно более глубокой тенденцией, как попытка урегулирования государственной позиции. Как у рек бывают побочные русла и даже побочные речки, Так и тут была попытка загнать оппозицию и вообще всякое бурление мыслей в младо-ленинские рамки; это - в точности новомировская оппозиция (журнал “Новый мир” при Твардовском) и поэтому с полным правом можем назвать новомировскую оппозицию при Хрущеве и в раннебрежневские времена – оппозицией официальной. Тем и характеризуется время Хрущева, что это попытка создать официальную оппозицию, как некое дополнительное русло.

Вторая характерная черта хрущевской эпохи – это попытка возродить явление начала 20-х годов - общественный энтузиазм: вместо ленинских субботников - освоение целинных и залежных земель; попытка возродить настроения 20-х годов – некую эйфорию.

(Залежные земли - это земли, запустевшие (брошенные) при коллективизации, при так называемой мужичьей чуме (“мужичья чума” – термин Солженицына)).