Неизвестно - Канашкин В. Азъ-Есмь

• Название: Канашкин В. Азъ-Есмь
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

«Я сорвал с тайны звука седьмую печать: словом „Свет» буду мир освещать...» - декларирует «Новый Карфаген». «На заветную песню души отзовись. Да святится твой путь АЗОРИС...» - вторят ему «Голоса молодых». Журнал «Новый Карфаген» редактирует Валерий Симонович, а «Голоса молодых» Валерий Кузнецов, люди, поглощенные виртуально-информационным пространством Интернета и выше всех экстра-рыночных принципов ставящие девиз из «Портрета Дориана Грея»: «Быть сегодня естественным - это поза, и самая ненавистная людям поза».

Если сделать попытку дать предельно краткое определение «Новому Карфагену» и книжной серии «Голоса молодых», то можно будет сказать: «независимый» журнал и «независимая» книжная серия - это упоенная безобразием жизни конформистская фронда, где стихи и проза собственного сочинения перемежаются с репликами из Булгакова, строками из Мандельштама, сентенциями из Серебряного века и недавно погребенного диссидентского прошлого. А реальное и выдуманное, меняясь местами, стреляет то патриотизмом, то антифашизмом, то русофобией и преисполнено осанной сексу, водке, зоне, малине, «дну жизни» вообще. Иначе говоря, фронда столь же кочующе-декоративная, сколь и психоделическая: с криком, надрывом, ужасом исчезновения и песнопением брезжащему «солнечному лучу».

Бренд Валерия Симановича - его анти-шекспировский итог в стихотворении «Анти-Шекспир». В нем он прорицает: «Людей, которых гордость разделяла, объединили алчность и порок». Вообще, погружаясь в стихотворно-повествовательный поток как «Нового Карфагена», так и сериала «Голоса молодых», каких-либо следов сугубо конкретной жизни с ее «зияющими дырами» не находишь. А находишь житейские псевдо-тупики, срывы, и коловращения в таком безотчетно-глагольном формате: «выпил», «сел», «встал», «закурил», «налил», «врезал», «откинулся», «опростался», «загнулся» и т.д. и т.п.

«Раненый ангел», «Последний пепел», «Псих», «Углы круга», «Исповедь волчонка», «Некое нечто» - характерные заголовки прологов-творений на страницах «Нового Карфагена» и «Голосов молодых». Они отдают эпатажем и в то же время искушают налетом безысходности, которая отличает сегодняшнюю опрокинутую массу, находящуюся в состоянии энтропийного гомеостаза. Елена Аверина с ее «Прокуренным мыком», Марианна Панфилова, охваченная «Ржавым стоном», Валентина Артюхина, пребывающая в «Омуте всезаблуждения», почти сомнабулически вырываются за пределы обалдело-раскаленного обиталища. И вместе с карамельно-розовыми переводными интенциями из Шарля Леконта де Лиля, Джона Донна, Райнера Рильке вызывают в памяти Зинаиду Гиппиус. А точнее, её «Последние стихи», что обрели новое дыхание в начале 2000-х, а потом в качестве вкраплений попали в творения наших авторов. Вот лирический монолог Зинаиды Гиппиус «Всё кругом», клиширующий новокарфагеновских поэтесс и как бы предопределяющий их «личную императивность»:

«Страшное, грубое, липкое, грязное, Жестоко-тупое, всегда безобразное, Медленно рвущее, мелко-нечестное, Скользкое, стыдное, низкое, тесное, Явно довольное, тайно-блудливое, Плоско-смешное и тошно-трусливое, Вязко, болотно и тинно-застойное, Жизни и смерти равно недостойное, Рабское, хамское, гнойное, черное, Изредка серое, в сером упорное, Вечно лежачее, дьявольски-косное, Глупое, сохлое, сонное, злостное, Трупно-холодное, жалко-ничтожное, Непереносное, ложное, ложное!»

А вот «Все вокруг» Елены Авериной, по ассоциативному «факту» самодемонстративно передающее аберрацию близости:

«Пришёл к концу предел ума и смысла. Я сею мозг - он всходит коноплёй. Душа чернеет на поминках мысли, И всё вокруг равняется с землёй...»

У А.Н. Веселовского в «Исторической поэтике» нет сочетания «текстовая общность». В работе «Поэтика сюжетов» он говорит о «разбавленных схемах», о «сюжетной схематизации», о «словаре типических схем и положений», применяя их к выявлению заимствования или психологического самозарождения. Применив его посыл к кругу наших авторов, мы видим типичный характер заимствования, но не с Востока (как у Веселовского), а отовсюду. Новая жизненная ситуация понудила авторов «Нового Карфагена» и «Голосов молодых» искать типическое в битве за собственную адаптацию. И они прибегли к помощи архетипа, дающего волю их инстинкту. «Словари типических схем и положений», подчеркнем в этой связи, живы и действуют. В первой части «Поэтики сюжетов» Веселовский ссылается на два таких: для сказок и для драмы. Мы используем этот оборот и включим в него, помимо сюжетов и мотивов, поэтический стиль и культурно-исторический принцип. Только наименование «Словарю типических схем и положений», возникших на материале «Нового Карфагена» и «Голосов молодых», дадим иное - «Свод постархетипов».

Итак, постархетип № 1 – «Амбициозный непротивленец».

Это не герой, а переполненный слухами, чужими представлениями и книжными «негоциями» персонаж. Нравственный долг, «дело, которому ты служишь», у него подменили потайные излишества. И автор, лепя героя, оказывается во власти прихотливого зазеркалья. В повести «Встреча на дождливом шоссе» Евгений Петропавловский, например, рассказывает о своем «интиме» не то что все, а даже как бы больше, чем все. Его лирический герой задаривает героиню таким количеством «шкодных сексоигрушек» – фаллоимитаторов с прибамбасами и без, - что жилище любимой вскоре превращается в сплошную эрогенную зону. И этот «уют беды», этот эротокоматоз - высшее жизнепостижение героя.

Его рафинированно-повелительный подвиг. Точка отсчета, как представляется, не случайная, ибо в программном рассказе «самого Симановича» «Прикосновение» авторский исповедальный сексо-синдром не просто победоносно преподносит себя, а и одушевляет яростно-пикантными деталями. Тем «срамом без тормозов», что выступает нормой «свободной одержимости».

Постархетип №2 - «Жанрово-стилевой римейк».

Со страниц «Нового Карфагена», как из рога изобилия, сыпется сказочное, феерическое, эпатажное. И царят полуманифестность, полуэссеистичность, полудневниковость, полумемуарность, полудокументальность, если иметь в виду интонационно-стилевую и содержательно-языковую среду. И как следствие - цитатность, пересказ, дух ёрничества, та статика рефлекторно-зависимого перенасыщения, что оборачивается симптомом отторжения.

Постархетип № 3 - «Непреходящее ощущение кризиса».

В восприятии эпохи и в своем автопортрете персонаж-автор «Нового Карфагена» и «Голосов молодых» движется по нисходящей. «Мы великой России одонья, промотавшие Совесть и Честь», - его девиз, чужеродный утверждающемуся режиму и площадно-раскованный в стихии резервации таких же, как он.

Постархетип №4 - «Дурак и дурнушка».

Отъединенные от реалий трубящего и барабанящего дня сего, «дурак и дурнушка», подобно посланникам из бывшей, когда-то живительной России, дают возможность нынешнему персонажу-автору сделать вздох и даже перевести дыхание:

Я поник, я сгорел, словно синяя стружка, От огромной болванки с названьем «народ»... И несут меня двое: дурак и дурнушка, Утирая друг дружке платочками пот...

Нынешняя топ-модель и квази-бунтующий гей лживы, непостоянны, расчетливы. А истина, которая через лихие перемены все же дошла до нас, в этих самых – дураке и дурнушке. Именно в них, животворном остатке древнерусского мира...

Постархетип №5 - «Мы рождены, что Кафку сделать былью».

Это не парадокс «Нового Карфагена» и «Голосов молодых», а творческая установка. Внешнее, подающее себя, - обман. Стоит сорвать маску, как полезет гной, открывающий мерзкую истину. Отсюда вывод: чем «разъятее» художественная реальность, тем больше вероятности, что путь к исправлению реальной действительности – в векторе абсурда, опрокинутого в пустоту.

Постархетип №6 - «Нас вдаль ведут настырно, ловко - не в западню, а в мышеловку...».

Такова по своей сути шахматная доска, на которой разыгрываются страсти и судьбы героев «Нового Карфагена» и «Голосов молодых». И, соответственно, маячит перспектива неминуемого «мата». Им невыносимо хочется сбежать из этого стойбища - отвратно-прекрасного, созданного скороспелыми инвесторами и пропитанного смертельными вирусами и токсинами. Однако, это невозможно. И они пробавляются в своих эсхатологических фантазиях.

Постархетип № 7 - «Метакубанский постмодернизм».

По Юнгу, всякий раз вольно-невольно складывающаяся новая «мифологическая ситуация» вызывает появление определенного архетипа. «Амбициозный непротивленец», «Жанрово-стилевой римейк», «Непреходящее ощущение кризиса», «Дурак и дурнушка», «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», «Нас вдаль ведут настырно, ловко - не в западню, а в мышеловку» - суть метакубанского постмодернизма. Больше того, выше обозначенные архетипы будто умышленно призваны к жизнедействию, чтобы теоретически обосновать опыты новых «карфагенян» и других поборников совести, что представлены в «Голосах молодых».