Валентин Лавров - Катастрофа
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Катастрофа"
Описание и краткое содержание "Катастрофа" читать бесплатно онлайн.
Это увлекательный роман о бурных и трагических событиях XX века. Читателя захватит рассказ об «окаянных днях»: большевистском перевороте, кровавом терроре, укреплении диктаторских режимов в Европе, несчастной жизни россиян на чужбине. Надолго запоминаются яркие персонажи — от Николая II и эсера Бориса Савинкова до Троцкого, Ленина, Гитлера и Сталина. В центре всех этих событий — великий Иван Бунин, разделивший с Россией все беды страшного века, но свято верящий в блестящее будущее родины.
— Какие это преступники, мы отлично знаем, — вставила слово супруга Зайцева — Вера Николаевна.
— Что же последует дальше? — задумчиво произнес Бунин. — Боюсь, что ничего хорошего мы уже не дождемся.
* * *
Москва была поражена случившимся. Газета «Наше время» сообщала: «На Страстной площади расстрелян несший знамя молодой человек и несколько манифестантов. Здесь же гражданин Борухин ранен в грудь навылет.
На Театральной площади, у театра «Модерн», залпом из винтовок обстреляна манифестация печатников, направлявшаяся к памятнику первопечатнику Ивану Федорову. Несколько человек манифестантов убито и ранено.
На Неглинном проезде обстреляна манифестация торгово-промышленных служащих. Несколько человек ранено, несколько убито. В числе раненых оказалась девушка-знаменосец, несшая плакат «Да здравствует демократическая республика!».
На Каланчевской площади и в других местах манифестации расстреливались красногвардейцами, разъезжавшими на грузовых автомобилях.
В Замоскворечье расстреливались манифестации так же, как и в других местах. Усиленная стрельба была на Сухаревской площади, Сретенке, на Елоховской площади и Немецкой улице».
Бурлили страсти в Моссовете. Мнение фракции меньшевиков, гневно потрясая кулаками, изложил делегат Кипень:
Демонстрация 5 января подвергалась самому дикому расстрелу, хотя жертвами падали не какие-нибудь «буржуи», а рабочие, представители подлинной демократии, и социалисты. Это показывает, что партия власти, большевики, боялась участия в демонстрациях именно рабочих. Большевики знают, что в рабочих массах происходит перелом настроения, и потому, чтобы предупредить выход рабочих на улицу, были пущены все средства. Заводские комитеты ряда предприятий угрожали увольнением всем, кто пойдет на демонстрацию. Красногвардейцы на некоторых фабриках силой не выпускали рабочих на демонстрацию, отбирая знамена. В ряде случаев в манифестантов стреляли без предупреждения, в упор, хотя последние были безоружны. Манифестанты шли с лозунгом «Да здравствует Учредительное собрание!».
НАМЫЛЕННЫЙ ШНУРОК
1
В пятницу, 5 января 1918 года, в Петрограде денек выдался так себе: серенький, тихонький, ни солнца, ни света. Тяжелое свинцовое небо совсем прижалось к земле. Настроение у обывателей сонное и тоже тяжелое, словно подавленное нелегкими предчувствиями.
В 10 утра большинство фракций, представленных в Учредительном собрании, собрались в какой-то продымленной чайной. Теснота невообразимая. Начали перекличку, кто-то пытается шутить, но кислое настроение не проходит.
Важный господин генеральского вида, в хорошем драповом пальто с бобровым воротником, напоминает:
— Господа, не забудьте взять розетки!
Укрепляют в петлицы розетки, сшитые из розового шелка. Секретарь раздает пропуска. Депутаты внимательно рассматривают билеты кроваво-красного цвета. Внизу подпись: «Комиссар над Комиссией по выборам в Учред. собр. М. Урицкий».
Моисею Соломоновичу Урицкому, мещанину города Черкасс, комиссионеру по продаже леса, Охранное отделение Москвы дало в свое время нелестную характеристику: «Не производит впечатления серьезного человека».
Иначе думали вожди Октября — Ленин, Троцкий и Зиновьев.
Они поставили Урицкого на весьма серьезный пост — начальником Петроградской ВЧК.
Теперь комиссионер по продаже теса и бревен бесконтрольно распоряжался свободой и жизнью нескольких миллионов людей, отнесенных к Северной коммуне.
Жить ему оставалось недолго. 17 августа 1918 года выстрел восторженного и честного юноши-поэта Леонида Каннегисера оборвет жизнь этого высокопоставленного палача.
Впрочем, известный романист Марк Алданов, по горячим следам описавший это покушение, отмечал: «Мне говорили, что труды в Чрезвычайной комиссии под конец жизни стали тяготить Урицкого. Мне говорили, будто кровь лилась в Петербурге не всегда по его распоряжению и даже часто вопреки его воле. Он стремился к тому, чтобы упорядочить террор, но встречал будто бы сопротивление в Совете Народных Комиссаров и в разнузданной стихии «районов». В «районах» людей резали без формальностей, а ему хотелось, чтобы казнимые проходили через «входящие» и «исходящие»… Ссылки на вину «разнузданной стихии» хорошо нам известны из биографий почти всех исторических деятелей, купавшихся в крови по горло. Все они, разумеется, тяготились властью, «страдали» и все по природе были добры, от Ивана Грозного до Дзержинского и Ленина».
И далее, о Каннегисере: «Что поддерживало этого юношу, этого мальчика, в тех нечеловеческих страданиях, которые выпали на его долю? Не знаю… Он знал, что нежно любимые им близкие арестованы. Имея дело с большевиками, он мог до конца думать, что казнь ждет всю его семью…
Петербург в те дни залился потоками крови. «Революционный террор» ставил себе очевидной целью навести ужас и оградить от новых покушений драгоценную жизнь Зиновьева…»
Каннегисер, понятно, был убит. Иллюстрированное приложение к «Петроградской правде» в годовщину «предательского (?) убийства», отмечая многочисленные достоинства бывшего шефа ЧК, писало: «Молодой Моисей Соломонович до 13 лет изощрялся в тонких и глубоко запутанных сплетениях Талмуда».
Чтение этой мудрой книги не помешало Урицкому сначала стать членом террористической партии эсеров, позже сделаться шефом ЧК и реками лить русскую кровь.
2
Но пока что, бережно спрятав в карманы мандаты с автографом Урицкого, депутаты стекались в Таврический дворец. Еще Временное правительство побеспокоилось оборудовать его под заседания Учредительного собрания.
Давно выпавший, лежалый снег уминают до обледенения. По мостовой скользят бурки, сапоги, штиблеты. Избранники партий идут посредине мостовой, на глазах многочисленных обывателей, стоящих вдоль тротуаров. До Таврического не больше версты…
— Господи! — крестится старая сморщенная старушка, перевязанная платком крест-накрест. — Словно на казнь волокут, сердечных.
— Ты, бабка, молчи, — высокомерно одергивает ее долговязый тонкий парень приказчицкого вида в синем картузе. — Это начальство идет, пра-авительство… Теперя в начальство любого можно выбрать, хоть тебя, старую. — И парень хохочет, показав крепкие зубы.
Шествие и впрямь мрачное, неразговорчивое. Чем ближе к дворцу, тем больше вооруженных матросов и солдат. Они стоят группами, лузгают семечки и почти не глядят на депутатов. Но ясно, что они настороже, что в любое мгновение они возьмут ситуацию в свои руки.
Вот и Таврический. Старейший по возрасту, высокого роста, с мешками под глазами и крупным носом, депутат от эсеров Лазарев недоуменно говорит:
— Нас народ выбрал. А вот Ленин самочинно в Смольный забрался. Зачем дворец окружен пулеметами и пушками? На нас никто нападать не собирается.
— Эх, Евгений Евгеньевич! — сокрушается другой старейший депутат — Швецов, — это большевики нас пугают.
— А что пугать? Мы не за славой сюда идем, ради России…
Все ворота закрыты, их охраняют гренадеры и матросы, накануне прибывшие из Кронштадта и Гельсингфорса. Приоткрыт единственный узкий проход. Туда пускают по красным мандатам. Стражники, прежде чем пропустить, пристально разглядывают депутата. Не стесняются шарить по карманам.
— Безобразие! Как вы смеете! — кипятится седобородый октябрист, депутат трех Дум Лавров.
— Иди, дядя, иди! — насмешливо говорят матросы. — Счастливо обратно выйти.
— Что такое?! Куда мы попали? — еще более возмущается Сергей Осипович, бывший управляющий государственным имуществом Самарской губернии. — Надо сегодня же сделать запрос…
* * *
Пришедшие поднимаются по белой мраморной лестнице.
— А лестницу устилала, помнится, ковровая дорожка. Еще в газетах писали — специально заказывали в Самарканде, — удивляется Лавров.
— Было, да сплыло! — философски отвечает представитель сионистской фракции Юлий Бруцкус. — Здесь же ночевали славные бойцы Красной Армии. Вот и успели пропить…
— Если бы только — пропить! — отзывается идущий на несколько шагов впереди глава эсеров Виктор Чернов. — Вон у мраморной статуи голову отбили. Ах, какая дикость, на мраморе — бранное слово!
Верный ленинец Владимир Бонч-Бруевич довольно подробно и красочно описал в своей небезынтересной книге «На боевых постах Февральской и Октябрьской революции» (М., 1927) военно-операционную обстановку, созданную большевиками в связи с открытием Учредительного собрания. Он признает: «Часть матросов… оказалась не на высоте положения и стала портить инвентарь».
Но, кроме этих «пустяков», не имевших, впрочем, никакого значения для боевой операции по подавлению инакомыслия Учредительного собрания, большевики дело организовали блестяще.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Катастрофа"
Книги похожие на "Катастрофа" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Валентин Лавров - Катастрофа"
Отзывы читателей о книге "Катастрофа", комментарии и мнения людей о произведении.