Валентин Лавров - Катастрофа

• Название: Катастрофа
• Автор: Валентин Лавров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85255-620-3

Это увлекательный роман о бурных и трагических событиях XX века. Читателя захватит рассказ об «окаянных днях»: большевистском перевороте, кровавом терроре, укреплении диктаторских режимов в Европе, несчастной жизни россиян на чужбине. Надолго запоминаются яркие персонажи — от Николая II и эсера Бориса Савинкова до Троцкого, Ленина, Гитлера и Сталина. В центре всех этих событий — великий Иван Бунин, разделивший с Россией все беды страшного века, но свято верящий в блестящее будущее родины.

---

В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.

Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.

На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всей операции было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.

ЛЕНИН

Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия.

ЛЕНИН

* *

Как преступник норовит в тайне держать свои темные делишки, так и «светоч всего прогрессивного человечества» Ульянов- Ленин сумел почти на семь десятилетий скрыть содержание этого страшного документа от русских людей.

Но каждого обличают дела его. Когда в декабре 1934 года Бунин, приехавший на некоторое время из Граса в Париж, раскрыл «Последние новости», то… свет померк в глазах, разум отказывался верить — большевики взорвали Храм Христа Спасителя. Бунин, покачав головой, с горечью сказал:

Ведь это какое-то бесовское неистовство. Человеческий разум такого вместить не может! Казалось, давно пора привыкнуть к большевистским преступлениям, но такое… Пусть в веках будут прокляты эти мерзкие деяния!

Ах, московские юродивые и старушки! Велика сила вашего провидения. Если бы им хоть в малой степени обладали кремлевские вожди! Может быть, ненависть грядущих поколений остановила бы их преступную руку.

3

Когда Бунины, отстояв обедню, вышли к Никитским воротам, то столкнулись с супругами Цетлиными. Михаил Осипович был на двенадцать лет моложе Бунина, с детства страдал тяжелыми недугами и был одержан манией стихотворства, книги издавал в Париже.

Цетлины были богаты, помогали порой бедствовавшим писателям и художникам и устраивали в своем роскошном особняке на Поварской литературные вечера. Впрочем, Михаил Осипович обладал неплохим критическим даром, а из стихотворений, проникнутых еврейским национальным духом, можно отыскать с десяток довольно интересных. У него была роскошная шевелюра смолянистых жестких волос, уложенных назад, пышные усы и приятное лицо, нравившееся дамам.

Его супруга Мария Самойловна красавицей не была. Крупное лицо с большим вздернутым носом и могучей, чуть ли не борцовской шеей — все это было далеко от эталонов красоты. Но у нее были громадные, подернутые печалью глаза, она была начитана и политична. И еще: вся она была какая-то… ну, мягкая, что ли. Мягкие белые руки, мягкий голос, мягкая улыбка. Даже походка была мягкой, неслышной. Как у большой породистой кошки.

По-весеннему все горело от солнца, плавилось золото церковных куполов, блестела снежная дорога, блестели крыши домов, голубое небо было безоблачным.

— Настоящая весна, — воскликнула Мария Самойловна.

Она была одногодкой с мужем, со вкусом одета, хорошо ухожена.

— Мы отпустили до вечера нашего шофера, решили наконец погулять по Москве. Такой чудесный день! — улыбнулась Мария Самойловна.

— Наши намерения совпадают! — обрадовалась Вера Николаевна.

— Так идем гулять вместе! — предложили Цетлины.

Бунины согласились.

Отправились по Никитской к центру. У Охотного ряда свернули влево, миновали Театральную площадь, поднялись к Лубянке.

Кругом шумело многолюдье, кучками теснившееся тут и там возле агитаторов, призывавших «разгромить буржуазию» и идти за большевиками, «борцами за светлое будущее пролетариев всех стран».

Недалеко от водопоя, в центре Лубянской площади, взобрался на мужичьи сани рыжий парень, в драповом, изрядно ношенном клетчатом пальто с каракулевым воротником шалью, с белесыми кустистыми бровями и бесцветными глазами, со свежевыбритым лицом, усердно припудренным, и золотыми коронками во рту.

Не возвышая, не понижая голоса, оратор как по писаному внушает толпе:

— Крестьяне, рабочие и воины! Много веков преступная воля царей и буржуазии издевалась над народом, проливая реки крови по улицам городов и деревень. Эти деспоты кормили народ вместо хлеба — свинцом. Они довели родину до разорения и нищеты…

— А у самого изо рта золото светится! — гогочет солдат, сворачивая козью ножку. — Ишь, его тоже довели…

Рядом с солдатом раздается смех.

Оратор делает вид, что не слышит нахальной реплики. Он старается говорить доходчивей:

— Вы, товарищи трудящиеся, конечно, видели картину известного художника Репина, где Иван Грозный убивает собственного сына. Читали вы у знаменитого писателя Мережковского о том, как Петр Великий собственноручно пытал и казнил царевича Алексея. А ведь это был его родной сын, можно сказать — ребенок.

Подходят к толпе два грязных, обросших щетиной солдата. Оба коротконогие, оба в кулаках держат подсолнухи. Они жуют и смотрят недоверчиво и мрачно. Рядом с ними рабочий в желтой кожаной куртке. На его лице играет злая улыбка. Всем своим видом он показывает собственное превосходство над толпой. Остановился, мол, только на мгновенье, для забавы: заранее, дескать, знаю, что говорят здесь чепуху.

Оратор победоносно повышает голос:

— Собственных детей не жалели, узурпаторы!

— А чаго их жалеть! — гогочет солдат. — Бабы новых нашлифуют.

— А мы поможем, чем сможем, — и он нагло подмигивает стоящей рядом тощей блондинке.

Женщины застенчиво хихикают в ладонь.

Оратор укоризненно грозит пальцем:

— Товарищ солдат, у вас неправильный классовый подход. Ведь они своих сыновей не жалели, как же такие деспоты могли простой народ жалеть? Как пить дать, не могли. Цари — па-ла-чи!

Курносый господин с выпуклыми глазами, одетый в дорогую енотовую шубу и такую же шапку, злобно кричит:

— Заткнись, козел! На чьи деньги треп ведешь? На германские?

Оратор демонстративно отворачивается к женщинам, которые о чем-то между собой жарко спорят:

— Гражданки! Революция вам даст полную свободу от семейного деспотизма.

Блондинка вдруг озорно кричит:

— А правда, по талонам можно будет любовников получать?

Теперь все гогочут.

Солдат — блондинке:

— Я выдаюся без талонов, не теряйся, получай!

Оратор пытается перекричать толпу: