Луи Буссенар - Десять тысяч лет в ледяной глыбе

• Название: Десять тысяч лет в ледяной глыбе
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-86218-306-X

Наши читатели помнят любопытное и захватывающее произведение Л. Буссенара «Тайны господина Синтеза». (Синтез — имя героя романа имеет смысловое значение, характеризует его носителя: синтез — метод изучения предмета, явления в его целостности, единстве, взаимодействии частей.) Мы рады сегодня предложить их вниманию драматический эпилог этого повествования. В старом переводе (издание П. Сойкина) роман выходил под названием «Десять тысяч лет среди льдов».

---

— Но им запрещено подняться над их жалким положением?

— Разве в ваше время было иначе? Разве не было людей низших, обездоленных, обреченных выполнять самые неблагодарные, самые тяжелые работы, в то время как счастливцы извлекали выгоду из их изнурительного труда, из их пота? А сами вы, Сьен-Шунг, человек высокого развития и культуры, разве вы когда-нибудь копали землю лопатой, переносили грузы, ткали одежду, убирали хлеб? Вы все это приказывали выполнять нижестоящим, вашим мао-чинам, к которым вы не относились как к равным себе, хотя это были такие же люди, как вы, лишь уступающие вам в интеллекте. В ваше время разница между эксплуататором и эксплуатируемым была не так заметна, как сегодня, тем не менее она существовала.

— Но мы им платили.

— Неужели вы думаете, что мао-чины работают бесплатно? Мы даем им все, что может понадобиться: пищу, крышу над головой, одежду, медицинский уход, если они больны, приют и отдых, когда они состарятся. Делали ли вы то же самое для людей одной с вами расы?

— Между тем все, что они здесь производят, в первую голову принадлежит им самим: и пища, которую вы им даете, и одежда, которую они сами шьют, и дома, которые возводят, и еще бесконечное множество вещей. Если бы вас не было, они продолжали бы производить для собственного потребления все, что вы считаете нужным им давать. Короче говоря, они могут прожить без вас.

— Вы забыли о том, что они — порабощенная раса, а мы — их господа. Все, что вы видите вокруг, — принадлежит нам, они не могут и не должны владеть чем-либо на правах собственности. Для них наша воля — закон, потому что совершенно очевидно, что они ниже самого худшего из нас. Вы все поняли, не так ли? — закончил Тай Ляое свою речь, в течение которой его музыкальный голос ни разу не зазвучал громче.

«Увы! — сказал себе господин Синтез. — Я слышал, как точно так же рассуждали во времена моей юности рабовладельцы. Точно так же думали позднее американцы в Южных штатах, пока не грянула кровопролитная Война за независимость[102], разбившая цепи стольких несчастных, но не покончившая с этой омерзительной язвой — рабством. Однако какой же нынче взяли реванш отдаленные потомки дяди Тома![103]»

Группа снова пустилась в полет, прибавив в скорости, в то время как старый ученый, погрузившись в раздумья, с небес рассматривал землю: ручьи и реки, леса, поля, строения, согбенных на ниве или медленно бредущих по дорогам мао-чинов, в то время как большеголовые церебралы лениво скользили мимо или, повинуясь капризу, стрелой проносились в небесах.

Тай Ляое первый нарушил молчание, которое почтительно соблюдали его товарищи, бывшие моложе и явно ниже по положению в этой таинственной иерархии Церебральной Республики.

Добрейший старец, видимо, был немного говорлив, и молчание его тяготило.

— Не хотите ли, — обратился он к господину Синтезу, — чтобы мы еще увеличили скорость полета? До самого Тимбукту здесь нет ничего интересного. Там сделаем небольшую остановку и полетим дальше вокруг всей планеты.

— Пожалуйста, Тай Ляое. Однако мне хотелось бы получить от вас некоторые сведения касательно структуры вашего общества, чтобы целиком и полностью отдаться созерцанию чудес, которые вы мне покажете, и не отвлекаться ни на что другое. Я всегда был человеком методичным, даже скрупулезным[104], не люблю делать несколько дел сразу.

— Вы всегда можете положиться на мою к вам благосклонность, Сьен-Шунг.

— Мы, по вашим словам, направляемся в Тимбукту, город, где вы живете постоянно. Не соблаговолите ли рассказать, каков у вас семейный уклад, каковы связи между вами, как вы относитесь к мао-чинам, презираемым, но необходимым помощникам. Владеет ли каждый из вас одним или многими рабами, или ваше главенство распространяется на всю расу в целом?

— Я кратко и ясно отвечу на вопросы, свидетельствующие об интересе к нашему обществу. Постараюсь так проинформировать вас, чтобы вы смогли вскоре подкованным войти в нашу жизнь. Но сначала скажите, как вы себя чувствуете?

— Великолепно!

— Вам нравится так передвигаться?

— Я был бы неблагодарным человеком, если бы не счел это замечательным. Нечего и говорить, я сожалею лишь о том, что моя старость мешает мне самому овладеть этим способом передвижения. Но не стесняю ли я вас, не утомляю ли?

— Нисколько. Мы не знаем, что такое усталость, ведь наши психические возможности безграничны. Следовательно, такой добавочный груз, как ваше тело, плывущее в нашей нервной атмосфере, весит для нас не более мельчайшей пушинки. Вернусь к вопросу о семейном укладе. Предки были полигамны[105]. Но вот уже пять или шесть тысяч лет назад вошла в обычай моногамия[106], хотя никакого законодательства по этому вопросу нет — нигде не сказано, сколько жен может быть у гражданина. Такая же свобода в выборе местожительства.

— Как, разве каждая супружеская пара не владеет собственным домом в избранном ею месте, разве не дома воспитываются дети, содержится прислуга?

— И да и нет. Дома являются всеобщей собственностью. Каждый выбирает себе дом по вкусу, устраивается, живет в нем некоторое время и в один прекрасный день покидает — иногда по необходимости, иногда — по прихоти фантазии. Построенные из массивного фарфора дома почти невозможно разрушить, они служат многим и многим поколениям. Если домов становится недостаточно или старые приходят в негодность, мао-чины их тотчас же заменяют.

— Охотно допускаю такую систему, в чем-то сходную с американской системой меблированных комнат. Но как живут мао-чины?

— Они привязаны к жилью и к небольшому земельному участку около дома, должны каждую секунду в течение всей жизни находиться в распоряжении своего хозяина, кто бы он ни был, чтобы тотчас же, в одиночку или группой, приступить к необходимым работам. Когда кто-либо из нас перемещается — сами посудите, насколько частыми бывают такие перемещения, — он всегда находит себе дом, рабов, пищу — кстати сказать, одинаковую для взрослых людей обоего пола.

— При такой системе вы, надо полагать, мало времени живете в кругу семьи. Хватает ли у вас времени заниматься хотя бы образованием своих детей?

Новым взрывом смеха откликнулись спутники господина Синтеза на это соображение, безусловно неожиданное и странное.

Как только веселость улеглась, Тай Ляое заговорил снова:

— Мы смеемся от души, совсем не думая вас обидеть. Просто мы, церебральные, затрудняемся даже предположить факт существования где-либо в мире человека, полагающего, что мы сами воспитываем детей.

— Объяснитесь же, Большой-Пожилой-Господин, — попросил господин Синтез, как бы извиняясь за высказанную нелепость.

— Это очень просто: наши дети растут в коммунах под присмотром женщин мао-чинов. Они кормят их тем, что предназначено для младшего возраста, обеспечивают уход за ними, удовлетворяют все их потребности, и так до тех пор, пока те не начнут лепетать первые слова, делать первые шаги по земле, как простые мао-чины, и пытаться вдруг оторваться от земли, как их родители.

— Это мне кажется довольно рациональным[107]. А затем?

— Они воспитываются коммунами, в специальных учебных заведениях под наблюдением, пока маленькие, — женщин, а как подрастут, — мужчин.

— Я так и думал, Большой-Пожилой-Господин. Но эти наставники детей и юношества уже не мао-чины, не так ли?

— Нет, конечно. Это церебральные.

— Вы недавно говорили о полном равенстве, которое царит среди вас, людей высшей касты… Но вы сказали также, что живете лишь по своей собственной воле, она — закон жизни… Как же увязать такую абсолютную независимость с оседлым образом жизни и даже неким рабским повиновением, необходимым для выполнения, так сказать, педагогических функций?

— Оседлый образ жизни? Пусть так. Но его длительность строго ограничена. К тому же от этой обязанности никто не может уклониться. Наши законы строго обязывают каждого гражданина поочередно и бесплатно посвятить себя воспитанию подрастающего поколения. Что до рабского повиновения, то этим словом никак нельзя определить самую благородную, самую возвышенную функцию, которой только может посвятить себя отец семейства. Уж поверьте, никто не стремится увильнуть от этой обязанности, и все мы равны перед нашим долгом.

— Я восхищен, Тай Ляое, и прошу прощения за допущенную ошибку.

— Мне не за что прощать вас, Сьен-Шунг, вы ведь спросили от души и безо всякой задней мысли. Однако ваше замечание доказало мне, что в ваше время люди относились к воспитанию детей менее ответственно.

— Но тогда необходимо, чтобы вы все без исключения сами имели прекрасное образование?

— А вы в этом сомневаетесь? Знайте же, что мы все по достижении определенного возраста овладеваем всеми знаниями, накопленными человечеством.

— Хотел бы я когда-нибудь поприсутствовать на одном из ваших… сеансов. На лекции, как мы говорили в старину.