Луи Буссенар - Десять тысяч лет в ледяной глыбе

• Название: Десять тысяч лет в ледяной глыбе
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-86218-306-X

Наши читатели помнят любопытное и захватывающее произведение Л. Буссенара «Тайны господина Синтеза». (Синтез — имя героя романа имеет смысловое значение, характеризует его носителя: синтез — метод изучения предмета, явления в его целостности, единстве, взаимодействии частей.) Мы рады сегодня предложить их вниманию драматический эпилог этого повествования. В старом переводе (издание П. Сойкина) роман выходил под названием «Десять тысяч лет среди льдов».

---

Зал мигом опустел, в амфитеатре остались лишь учитель, Тай Ляое со спутниками и господин Синтез.

— Ну так что, Сьен-Шунг, — улыбаясь спросил Большой-Пожилой-Господин, — каково ваше мнение о методе учить детей совершенно их не утомляя, тем не менее добиваться от них предельной концентрации внимания и обеспечивать такое усвоение предмета, что полученная информация остается в памяти на всю жизнь?

— Я думаю… Я думаю, что разгадал метод, с помощью которого вы этого достигли.

— Это невозможно, Рожденный-Прежде. Каковы бы ни были ваши познания, каков бы ни был уровень этой вашей пресловутой цивилизации, я и мысли не допускаю, что ваши современники знали принцип, на котором базируется наша система.

— Между тем он очень прост, им пользовались уже в девятнадцатом веке. Вот он: когда ваши дети, младшие или постарше, приходят в школу, занимают свои места, учитель говорит им: «Засыпайте!» Так как они, по-видимому, с младенчества прошли определенную подготовку, они тотчас же погружаются в сон, который не является, строго говоря, физиологическим сном, но специфическим состоянием души и тела, которое определяется абсолютной зависимостью от человека, сказавшего: «Засыпайте!» Так?

— Да, так, — ответил потрясенный Тай Ляое. — Продолжайте, прошу вас.

— Так как дети находятся в полной зависимости от учителя, он устанавливает между собой и ими нечто вроде телепатической связи, и, пока длится это состояние, они испытывают на себе его влияние. Как поступает учитель? Он ограничивается тем, что один раз читает или рассказывает материал, являющийся предметом изучения. Слушатели, избавленные от всякого постороннего влияния, пребывают в наилучшем для усвоения информации состоянии, они ловят каждое слово лектора. Впрочем, даже если б они и хотели отвлечься, то не смогли бы. Их мозг поневоле впитывает каждое слово, каждую мысль говорящего. Закончив лекцию, преподаватель внушает своим ученикам необходимость запомнить сказанное и сохранять это в памяти долгие годы. Такой способ, чудесный своей простотой, дает неоценимые преимущества, так как избавляет юные умы от тяжкого труда, состоящего в медленном, так сказать, насильственном, накоплении знаний. В то время, как, впитав их автоматически, подсознательно, всего за несколько мгновений, но навсегда и, кроме того, во всем их разнообразии, учащиеся довольно быстро становятся настоящими эрудитами[116]. Короче говоря, они не могут не выучиться и не могут не запомнить. Эти феномены, которые, как, кстати, и левитация, кажутся неотъемлемой частью вашей жизни, в мое время были известны под названием гипноза, или внушения. Я сам достаточно глубоко изучал эти явления и даже в течение тридцати лет заменял свой физический сон самогипнозом.

— Однако, Сьен-Шунг, это недавнее открытие, так как наши древние книги, которым более семи тысяч лет, не упоминают об этом феномене. Если мне не изменяет память, оно сделано всего четыре тысячи лет назад.

— Что тут удивительного! Разве первый раз случается так, что знания, постепенно накапливавшиеся людьми, затем надолго оказывались во мраке полного забвения. Последующие поколения их как бы открывали заново и приписывали себе.

— Это верно, — после долгой паузы откликнулся Тай Ляое, весь ушедший в свои мысли.

Он думал о том, что среди доисторических мао-чинов попадались замечательные люди, могущие быть поставленными (если не считать левитации) в один ряд с самыми выдающимися представителями современной человеческой расы.

— Как бы там ни было, — продолжал господин Синтез, — вы превосходно упростили систему образования, исключив из нее труд по длительному усвоению знания и заменив его впитыванием, мгновенным вливанием, да еще и обеспечив пожизненную сохранность знаний в человеческой памяти. Вашим детям, овладевшим безо всякой зубрежки всем объемом знаний, остается впоследствии, согласно своим склонностям и способностям, лишь выбрать специальность, которой они себя посвятят. Но, Тай Ляое, мне кажется, что у вашей системы образования, в принципе великолепной, есть одно слабое место. Не является ли она умозрительной? Не замыкается ли она только на слушании и созерцании?

— Что вы, Сьен-Шунг! То, что вы только что видели, — всего лишь незначительная часть методики. Она не только не замыкается на слушании, но сопровождается также целым рядом наглядных опытов. Мы владеем богатейшими коллекциями, содержащими, поелику возможно, сами предметы или их муляжи[117], дабы иллюстрировать тот или иной описанный устно объект изучения. Каждый ученик должен перед тем или иным предметом повторить урок и прокомментировать его.

— Ну, тогда в добрый час, я и не ждал от вас меньшего. Но можно ли ознакомиться с вашими собраниями, полагаю, это настоящие музеи?

— Нет ничего проще, ведь музеи, как вы верно сказали, открыты для публичных посещений. Стойте, у меня идея! Не хотели бы вы начать осмотр с тех отделов Национального музея Тимбукту, где хранятся коллекции доисторического периода, бесценные сокровища, собранные по крупицам на протяжении долгих лет, богатству которых даже завидуют провинции Центра и Востока. Быть может, среди этих коллекций вы найдете обломки вашей эпохи.

— С величайшим удовольствием. Тай Ляое.

— Пойдемте, доисторические галереи расположены совсем рядом, по другую сторону этих зданий, в которых размещается наш университет, за корпусами, специально оборудованными для лекций.

Вскоре они уже входили в квадратный двор, где под открытым небом выстроились многочисленные разнокалиберные предметы, о назначении которых окинувший их рассеянным взглядом господин Синтез не имел ни малейшего представления. Затем он увидел огромный, построенный из цельного фарфора зал со стеклянной крышей, через которую лились потоки ослепительного света, и наконец остановился перед некой железной массой в форме усеченного конуса, полностью съеденной ржавчиной, в центре которой зияло круглое отверстие, а в средней части торчало два симметричных штыря.

— Бог мой, да это же пушка! Одно из тех чудовищных, более чем стотонных орудий, которые производили в конце девятнадцатого века магнаты человеческих боен. Хотелось бы знать, откуда эта пушка и что думают мои новые друзья об ее назначении. Воистину интереснейшая штука — пережить свой век!

Церебральные хранили молчание, пока швед осматривал экспонаты музея. Он заметил железнодорожные рельсы, довольно хорошо сохранившиеся; невзирая на эрозию[118], можно было различить их характерную форму.

Затем увидел пластину корабельной брони, ветхую, со съеденными ржавчиной краями, испорченную долгим лежанием в морской воде. Заприметил несколько круглых ядер старого тридцать шестого калибра, дюжину американских снарядов системы Висворта — удлиненной формы, аккуратно разложенных вокруг ядер.

Еще там были деталь трансмиссии[119], бронзовый корабельный винт, целое стальное колесо, скорее всего, вагонное, а также огромное количество обломков, бесформенных и безымянных, но старательно разложенных, каталогизированных, снабженных надписями и этикетками, — их господин Синтез решил изучить позднее.

Пока он лишь рассматривал среди всего этого брикабрака[120] вышеназванные предметы, намереваясь пояснить их назначение, ведь его спутники наверняка толком ничего не знали.

Вдруг он, пораженный, застыл перед объяснительными таблицами, сопровождавшими каждый экспонат. Таблицы эти являли собой великолепные гравюры, делавшие большую честь художнику, чем предмету, вдохновившему на их создание. Предполагалось, что они воссоздают вещи в первозданном виде. Именно «предполагалось», поскольку попытка реставрации оказалась столь чудовищной и нелепой, что господину Синтезу, который смеялся чрезвычайно редко, с трудом удалось удержаться от хохота.

Добрейший Тай Ляое, ложно истолковав молчание Сьен-Шунга, любезно пришел ему на помощь и почел своим долгом «пояснить пояснения», быть может, недостаточно тому понятные.

— Тут мы находимся, как вы можете убедиться, в расцвете железного периода, наступившего, я думаю, через несколько веков после вашей эпохи. Впрочем, я ничего не утверждаю наверняка, так как наши книги об этом умалчивают, а документы времен Конкисты[121] были, к сожалению, уничтожены нашими предками.

Старик ученый вежливо кивнул в знак согласия, но ничего не ответил.

— Вы видите, — продолжал Большой-Пожилой-Господин, — сцену из жизни доисторического человека. На ее изображение художника вдохновили эти длинные и тяжелые металлические стержни. — Он указал на рельсы, скрепленные также тремя поперечными железными распорками. — Эти рейки, вне всякого сомнения, служили вашим соотечественникам мао-чинам полозьями саней, на которых они передвигались по северным льдам, перевозя тяжелые грузы. Поглядите, как это утолщение в нижней части хорошо приспособлено для скольжения при небольшой силе тяги. На таком железном остове, являющем собою коньки, мао-чины укрепляли конструкции, которые перевозились упряжками северных оленей. Выше пятидесяти градусов широты такой способ используют до сих пор. Полозья салазок похожи на эти, но сделаны из дерева. Современные мао-чины, мало-помалу возвращаясь к варварскому состоянию, не умеют больше обрабатывать металлы, как это делали их предки. Картина изображает обоз древних мао-чинов, двигающихся на санях с железными брусьями. Художник лишь повторил обычай диких мао-чинов, которые до сих пор упорствуют, продолжая влачить жалкое существование в вечной мерзлоте. Что вы думаете по поводу данной реконструкции, Сьен-Шунг?