Михаил Петров - Судьба философа в интерьере эпохи.

• Название: Судьба философа в интерьере эпохи.
• Автор: Михаил Петров
• Жанр: Философия

Все написанное Михаилом Константиновичем проникнуто пафосом критики социального фетишизма, в условиях которого возникает убеждение, будто бы человек обязан различным институтам, знаковым системам и структурам всем, а сами они могут обойтись без человека, обладают способностью к саморазвитию. Такое убеждение порождает социальную пассивность, упование на "колесо истории", притупляет чувство личной ответственности за все, что делается здесь и теперь.

Петров Михаил Константинович

Историко-философские исследования.

М., 1996.

512 с.

---

Может быть, наиболее любопытной чертой этого изолирующего эффекта и постоянных о нем упоминаний являются два взаимосвязанных, похоже, обстоятельства.

Первое заключается в том, что подобная очаговая, знаковая система хранения и трансляции социально-необходимого знания открыта в сторону специализации. Любой очаг-профессия может распочковаться, может даже появиться новый очаг-профессия; система без особых потрясений усыновляет или удочеряет новые имена-различители и связанные с ними навыки, достаточно напомнить о Дионисе, Эросе, Плутосе, Дике, Ананке, Метрон...

Второе обстоятельство мы усматриваем в том, что в такой системе хранения и трансляции знания разделение и удержание различенного в разделении является, видимо, более важной социальной функцией, чем интегрирующее движение к целостности. И если это предположение верно, то мировоззренческая схема традиционного общества не только не будет испытывать склонности к использованию универсалий (грамматической структуры языка, например), но в каком-то смысле и сознательно будет отталкиваться от универсальных мировоззренческих оснований как от угрозы профессионально очаговому способу хранения и накопления знания.

Положение можно представить себе так: традиция фрагментирует массив социальнонеобходимых навыков в комплексы, лимитированные физиологическими возможностями человека и возможностями семьи транслировать этот комплекс, передавать от отца к сыну. Реализуется тот самый тип распределения, о котором Гермес у Платона напоминает Зевсу, вводящему универсальный навык правды и справедливости, как о традиционном: "Так ли их распределить, как распределено умение? А оно распределено вот как: одного, владеющего, положим, врачеванием, хватает на многих, несведущих в нем; так же и со всеми прочими мастерами" (Протагор, 322 С). Поскольку же и возможности человека и возможности семьи ограничены и процесс распределения умений всегда идет в условиях насыщения - традиция не знает "легких" профессий, то накопление знания и рост массива социально-необходимых навыков принимает вид необратимой прогрессии в специализацию методом распочкования профессий, поскольку в момент почкования профессиональное знание распадается на изолированные очаги и далее развивается самостоятельно: кровнородственная связь богов-покровителей отдельных очагов не дает возможности наладить "обмен опытом". Таким образом, "развитие" по нормам наследственного профессионализма есть необратимое движение в специализацию, в усложнение социальной структуры, что рано или поздно приводит ее в фатальное столкновение с наличным уровнем помех, делает структуру нежизнеспособной, демонстрируя тем самым модную в VI в. до н.э. и в XX в. н.э. глубокую мысль о возникновении-расцвете-увядании-гибели всего сущего, которую еще Маркс называл "избитой истиной" (Из ранних произведений. М., 1956, с. 27).

Важно отметить, во-первых, что этот жизненный цикл традиционного социума: рождение-расцвет-увядание-гибель, никуда не ведет, и предел возможной специализации почти с математической точностью устанавливается средним уровнем помех среды и средней нормой отвлечения произведенного сельскохозяйственного продукта, обычно порядка 15-20%. Отчужденный продукт земледелия образует основу существования всех остальных профессий, так что традиционное общество способно существовать и накапливать специализированное знание лишь до тех пор, пока оно в состоянии удержать в сельскохозяйственном производстве не менее 80% трудоспособного населения. Если в результате внутренних или внешних потрясений государство гибнет, на его развалинах начинается новое движение того же цикла, поскольку основание - земледелие - относительно самостоятельно, не может быть уничтожено без уничтожения социальности вообще. Поэтому, когда говорят о гибели великих цивилизаций, имеют, как правило, в виду гибель развитой профессиональной матрицы. Даже в Эгейской катастрофе, когда погибла масса профессий - воина, писаря, гребца, правителя и т.п., земледелие и обслуживающий минимум ремесел выжили, дали начало новому синтезу, который перевел профессии в частные навыки индивида, а профессионала в универсального человека.

Во-вторых, и это для нас особенно интересно, содержащийся в семейной кровнородственной связи, с помощью которой очаги профессионального знания замкнуты в целостность, вектор к распочкованию-специализации разрешает умножать семейство божественных имен-различителей, но не позволяет сокращать его. Тем самым он задает процессу традиционного развития прямо противоположное направление, по сравнению с тем направлением, которое мы наблюдаем в европейском очаге культуры. Иными словами, традиционный универсализм наиболее близко подходит к европейскому универсализму не в развитой и увязшей в специализации форме, а в моменты крушения-начала, когда старая профессиональная матрица гибнет, а новая не успевает еще установиться. От этого пункта пути традиции и профессионализма расходятся в противоположных направлениях, и то движение, которое мы обнаруживаем в бассейне Эгейского моря в XX-VII вв. до н.э., есть с точки зрения традиции движение попятное, движение куда угодно, но не в "развитость". Если принцип разнонаправленности традиционного и европейского развития принят на правах постулата, мы тем самым лишаемся права искать единую дорогу, лестницу, путь, тропинку, то есть единое основание для традиционного и европейского развития, а с ним и права искать единое основание развитости. Традиционный профессионализм и европейский универсализм движутся в свою особую развитость по разным дорогам, лестницам, путям, движутся всегда спиной к тому перекрестку, на котором их пути могли бы встретиться, и нет по-этому смысла изображать всемирную историю как всеобщую проезжую дорогу в европейскую развитость и еще дальше, по которой пылят на некоторых интервалах развитости "все времена и народы". Говоря словами Герцена, всемирная история отнюдь не "высочайший маршрут инкогнито", и на ее станциях-"моментах" некому готовить лошадей.

Из этих обстоятельств следуют некоторые методологические выводы, о них ниже. А пока зафиксируем тот этап рассуждений, на котором мы оказались.

Пусть мировоззрение и философия конвенционально определены как внеисторический и исторический социальные феномены, то есть философия рассматривается как частная и историческая разновидность мировоззрения вообще, а мировоззрение - как знаковая социальная сущность, с помощью которой общество обеспечивает бытийную преемственность: накопление, хранение и трансляцию (передачу от поколения к поколению) того массива знаний-умений, который не может быть передан биогенетическими средствами (по биокоду). Такая знакосодержательная сущность есть самоочевидное условие преемственного существования любой социальности, а следовательно, и самих людей, если в социальности видят компенсатор биологической слабости человеческого рода, то есть необходимое условие существования людей. Без трансляции отчуждаемого в знак знания каждое поколение людей, даже каждый индивид вынуждены были бы начинать все с начала, то есть были бы в положении обычного биологического вида, транслирующего необходимый для жизни набор навыков и умений по биокоду. В этом смысле, по основанию трансляции способов жизнедеятельности, биокод и мировоззрение функционально подобны, оба обеспечивают преемственность существования вида, с тем, однако, существенным различием, что социокод-мировоззрение отчужден от человека в знак, не гибнет вместе с гибелью индивида и в этом отношении противостоит смертному индивиду как вечная и неуничтожимая сущность.

С другой стороны, все виды социальности используют и другой внеисторический знаковый феномен - язык на правах средства общения, то есть перевода знания из поведенческой (знать - значит уметь) в знаковую, осознанную форму. Язык функционирует как деятельность (речь) по универсальным для данной речевой общности правилам, образующим вместе с общезначимым словарем репродуктивный универсальный каркас речевой деятельности (язык-система).

Наличие двух внеисторических феноменов системного типа, обеспечивающих бытийную (мировоззрение) и коммуникативную (язык) преемственность существования общества во времени, порождает естественное для европейца, мировоззрение которого в значительной части структурировано лингвистическими универсалиями, и обязательное для европоцентриста, усматривающего в собственной культуре вершину духовного развития мира, стремление к отождествлению мировоззрения и языка-системы. "Очевидный" для европейца и не требующий экспликации факт связи-тождества бытийных и лингвистических универсалий, их формального подобия, что позволяет отражать европейскую природу (реальность взаимодействия) в логике понятий, а логические формализмы наполнять бытийным содержанием (наука), представляется для любого из нас чем-то естественным и "объективным", вневременным, имеющим силу "для всех времен и народов".