Леонид Млечин - Фурцева

• Название: Фурцева
• Автор: Леонид Млечин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03403-7

Ни одна из женщин в Советском Союзе не поднималась на такую вершину власти, как Екатерина Алексеевна Фурцева. Ее помнят как министра культуры, но прежде она была одним из высших руководителей Советского государства. Она стремительно сделала карьеру, когда женщинам не было хода в большую политику. И решительно всем она была обязана самой себе. Эта жизнерадостная женщина с бурным темпераментом и сильным характером не могла перенести одного — когда ее отвергают, и в личной жизни, и в политической. Казалось, у нее стальная воля, но она была внутренне уязвима и пыталась покончить с собой. В ее жизни немало загадок, и никто не знает, при каких обстоятельствах ушла из жизни министр культуры СССР. Новая книга Леонида Млечина — первая полная политическая биография Е. А. Фурцевой, одной из самых ярких личностей советской истории.

В оформлении переплета книги использованы фрагменты картин А. И. Волчкова «Москва. Большой театр. 1968» и Д. А. Налбандяна «Встреча Н. Хрущева и Е. Фурцевой с работниками культуры. 1962».

---

«Тов. Владыкин, освобожденный от работы в аппарате ЦК ВКП(б), сын крупного лесопромышленника, шельмовал людей, которые пытались бороться с космополитами, формалистами и эстетами в литературе. Владыкин приказал снять зав. сектором Гослитиздата как антисемита. По указанию т. Владыкина вышла в свет книга „Французский романтизм“ — книга антимарксистская, вредная, смакующая упадочные, пессимистические, антиреволюционные произведения французских аристократов».

Изгнание из ЦК, приклеивание ярлыков, вообще вся эта послевоенная история гнусных идеологических разносов, казалось бы, должны были чему-то научить, но, увы… Григорий Владыкин ведал в Министерстве культуры театрами и неуклонно проводил «партийную линию».

Валерий Золотухин подробно записал, что происходило дальше…

«— Я ехала, честное слово, с хорошими намерениями, — говорила Фурцева. — Мне хотелось как-то помочь, как-то уладить все… Но нет, я вижу, у нас ничего не получается! Вы абсолютно ни с чем не согласны и совершенно не воспринимаете наши слова.

Министр обратилась к автору пьесы Борису Можаеву:

— Дорогой мой! Вы еще ничего не сделали ни в литературе, ни в искусстве, ни в театре, вы еще ничего не сделали, чтобы так себя вести.

— Зачем вы так говорите, — вступился за автора Юрий Петрович Любимов, — это уважаемый писатель, один из любимых нами, зачем уж так огульно говорить об одном из лучших наших писателей…

Можаев объяснял, что написал комедию, условие жанра — персонажи карикатурны, смешны…

— Какая же это комедия, это самая настоящая трагедия! — возразила Фурцева. — После этого люди будут выходить и говорить: „Да разве за такую жизнь мы кровь проливали, колхозы создавали, которые вы здесь подвергаете такому осмеянию“. А эти колхозы выдержали испытание временем, выстояли войну, разруху… Бригадир — пьяница, предрайисполкома — подлец… да какое он имеет право, будучи на партийной работе, так невнимательно относиться к людям… Я сама много лет была на партийной работе и знаю, что это такое, партийная работа требует отдачи всего сердца к людям…

— Вы были хорошим работником, а это работник другой…

— Спектакль этот не пойдет, — заключила Екатерина Алексеевна, — это очень вредный, неправильный спектакль.

Она обратилась к главному режиссеру:

— И вы, дорогой товарищ, задумайтесь, куда вы ведете свой театр… Даю вам слово, куда бы вы ни обратились, вплоть до самых высоких инстанций, вы поддержки нигде не найдете, будет только хуже — уверяю вас.

— Смотрели уважаемые люди, академики, — отстаивал спектакль Юрий Любимов. — У них точка зрения иная, они полностью приняли спектакль как спектакль советский, партийный и глубоко художественный.

— Не академики отвечают за искусство, а я…»

В оформлении декораций были использованы обложки журнала «Новый мир», и Фурцева в запале произнесла:

— Вы что, думаете, подняли «Новый мир» на березу и хотите далеко с ним ушагать?

А у Любимова с языка сорвалось:

— А вы что думаете, с вашим «Октябрем» далеко пойдете?

Екатерина Алексеевна не поняла, что Любимов имел в виду журнал «Октябрь», руководимый Всеволодом Анисимовичем Кочетовым. Потому что тогда было такое противостояние: «Новый мир» Твардовского и «Октябрь» Кочетова.

«А у нее сработало, — вспоминал Любимов, — что это я про Октябрьскую революцию сказал. И она сорвалась с места:

— Ах, вы так… Я сейчас же еду к генеральному секретарю и буду с ним разговаривать о вашем поведении. Это что такое… это до чего мы дошли.

И побежала… С ее плеч упало красивое большое каракульчовое манто. Кто-то подхватил его, и они исчезли…

С ними исчез спектакль „Живой“».

Все, кто работал над спектаклем, тяжело переживали запрет, во всем винили министра.

Валерий Золотухин: «Фурцева научилась у актеров ораторству, показушничеству Перед зеркалом училась, наверное, или Завадского привораживала, беря уроки тона у Марецкой. Переняла у Марецкой тон, интонации, штампы. Если бы не знал, что это Фурцева в зале разоряется, подумал бы на Веру Петровну — те же ласковые, придыхательные интонации, абсолютно та же эмоциональная вздрючка, граничащая с хамством, а потом опять истома в голосе — милые вы мои… Научилась, матушка, располагать к себе аудиторию домашностью, интимностью, всех за родных почитает, — и такая ласковая, такая добрая ко всем, упаси нас Бог от вашей доброты».

Двенадцатого марта 1969 года начальник Управления культуры исполкома Моссовета Борис Евгеньевич Родионов подписал приказ:

«Получился идейно порочный спектакль, искаженно показывающий жизнь советской деревни 50-х годов… Директору театра т. Дупаку Н. Л. и главному режиссеру т. Любимову Ю. П. исключить из репертуарного плана и прекратить работу над спектаклем по пьесе т. Можаева Б. А. „Живой“».

Спектакль был запрещен. Зрители увидели его только в 1989 году.

Судьба Юрия Петровича Любимова висела на волоске. Его собирались лишить театра. Но он поставил рвущий душу спектакль по повести писателя-фронтовика Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Спектакль вызвал восхищение и — главное — понравился генеральному секретарю ЦК КПСС. Положение главного режиссера театра на Таганке упрочилось.

Пятого февраля 1971 года в Завидове обсуждался проект доклада Брежнева на XXIV съезде партии. Чуть ли не все участники совещания призывали закручивать гайки. Леонид Ильич Брежнев оказался самым либеральным:

— Вы помните, что Горький, будучи в эмиграции, заблуждался, ошибался, Алексей Толстой — тоже. Но если у человека есть большой настоящий талант, он может дать обществу хорошую отдачу, он заслуживает того, чтобы с ним повозились. Возьмите театр на Таганке. Его режиссер товарищ Любимов один раз сорвался, второй раз сорвался, а сейчас поставил великолепный патриотический спектакль «А зори здесь тихие». А такой писатель, как Симонов, который тоже не лишен ошибок, но как он чувствовал многие вещи, какое желание появилось у него работать. Роберт Рождественский — прекрасный парень. Их шпыняли, шпыняли, но надо подсказывать им, что делать, чтобы они не стояли в стороне от большого партийного дела, а чувствовали себя участниками…

Спектакль «А зори здесь тихие» (который поначалу кляли как пацифистский) в 1971 году был выдвинут на Государственную премию. Любимов считал, что Фурцева настроена против него, мешает ему получить премию.

«Катерина Алексеевна, — пишет Любимов, — объехала всех, чтоб они не проголосовали за меня. И кто-то болел, и она ездила и говорила:

— Нельзя этому человеку давать, он не заслужил, у него столько ошибок. Пусть работает, исправляет ошибки, успеет получить.

И когда я узнал, что она проявила такую активность, я сказал, когда она меня вызвала:

— Я вам благодарен, что вы проявили такую заботу обо мне. Она говорит:

— Какую заботу?

— Да ведь мне и не надо, у меня Сталинская премия есть. Но она перевела разговор на другое».

Запрещение спектакля «Живой» не было личной инициативой министра. Идеологическая ситуация в стране, атмосфера запретов практически ставили крест на всем, что казалось опасным отступлением от генеральной линии. Большинство решений принималось в тиши кабинетов, советская власть была анонимной. Фурцева же в силу должности оказалась на авансцене, и о запретах объявлять приходилось ей самой.

Даже председатель КГБ Андропов вовсе не хотел войти в историю душителем свободы, поэтому распространялись слухи о том, что Юрий Владимирович в душе либерал и покровитель искусств.

— Из ЦК пришло представление на награждение орденами группы актеров и режиссеров, — вспоминал его помощник Игорь Елисеевич Синицын. — В списке был и Юрий Петрович Любимов. Андропов написал против его фамилии — «нет». Я удивился и говорю: «Юрий Владимирович, ведь сразу же станет известно, что именно вы вычеркнули Любимова». Он сразу же зачеркнул свое «нет» и написал: «согласен».

По словам бывшего сотрудника Андропова Александра Евгеньевича Бовина, Юрий Владимирович искусством почти не интересовался: «Ни в театрах, ни в концертах Андропов замечен не был. И джазом, о чем иногда пишут, не увлекался. Никаких языков, кроме русского, не знал».

«В театр он не ходил, — подтвердил бывший начальник его секретариата Владимир Александрович Крючков, — так как считал, что это потеря времени. Зато прочитывал все пьесы, которые шли, „а как, говорит, они ставят, — это я домыслю“».

Однажды работник ЦК Георгий Хосроевич Шахназаров привел к Андропову Юрия Любимова, у которого постоянно возникали проблемы с идеологическим начальством. Андропов не прочь был познакомиться с режиссером, о котором все говорили. Беседа оказалась плодотворной. Юрий Владимирович обещал Юрию Петровичу помочь, даже с кем-то переговорил и сказал Шахназарову:

— Его оставят в покое, если Таганка тоже будет вести себя более сдержанно, не бунтовать народ и не провоцировать власть.