Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма

• Название: Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма
• Автор: Ларисса Андерсен
• Издательство: Русский путь / Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»
• Жанр: Разное
• Год: 2006
• ISBN: 5-85887-127-5

В книгу вошли лучшие и практически неизвестные российскому читателю стихотворения известной поэтессы и танцовщицы восточной ветви русского зарубежья Лариссы Андерсен (1914?-2012), творчество которой высоко ценили ее современники. Воспоминания Л.Андерсен и ее переписка с А.Вертинским, Вс.Ивановым, И.Одоевцевой и др. дают объемное, живое и подлинное изображение целой эпохи русской эмигрантской литературной деятельности в Китае в первой половине ХХ века.

---

НОВЫЙ ДОМ

Когда-то с черным котом
(Что «сам по себе» у Киплинга)
Мы жили вдвоем…
И был наш спокойный дом
спокойной любовью к викингам
и книгам
чуть-чуть согрет,
и этот прохладный свет
просторного одиночества
ни для кого мерцал.
Напрасно чьи-то сердца
ловили, словно пророчество,
в стихах моих тайный зной…
Ну как не поймешь, любимый мой,
Что мне, тревожной, как бред,
так странно, так трудно в этой новой игре,
на груди человечьей, простой
найти такой… покой?

БЕССМЕРТНИКИ

Бессмертники в безжизненных ладонях,
Печальный шелест жестких лепестков,
И тяжкий свод, где алый отблеск тонет,
И бархатом задушенный альков.
Разорванные, брошенные четки,
И горечь трав, и горечь пустоты —
Нет слез уже… И силуэт решетки,
Сплетающей узорные кресты.
И боль неизживаемой утраты…
И памяти нерастворимый ком…
И кажется: в залитых кровью латах
Не солнце — рыцарь гибнет за холмом…
И страшно! Страшно… Пламенеет вереск,
Кричит закат, терзая небеса…
И кто-то дышит за тяжелой дверью,
И кто-то к скважине прижал глаза
И замер… А угаснет отблеск алый,
И бледный месяц встанет, как мертвец,
И, вздрогнув, почернеет гладь канала,
И тихий шепот пробежит в листве.
И заскрежещет цепь, и пес внизу завоет.
И всколыхнется занавес окна,
И руки затрепещут, вскинутся, забьются…
И — замрут над головою…
И снова упадут… И снова тишина…
И только темноту пронзит ночная птица,
И только прошуршит упавшая листва,
И только смутные, чужие лица
Проговорят:
Еще жива.

«Месяц теплился в бледном небе…»

Месяц теплился в бледном небе,
Кротко таял и воск ронял.
Тихий вечер в печальном крепе
Подошел и меня обнял.
И заплакал. А я стояла…
На могиле цветок белел.
Я уже навсегда узнала,
Что случается на земле.
И никто не сказал ни слова,
Но я знала: порвалась нить…
А потом я осталась снова
Улыбаться, и петь, и жить,
И смолкать… И смотреть не прямо,
Потому что сквозь блеск и лоск –
Над полянкой, над мертвой мамой
Бледный месяц роняет воск…

«Вчера я маме укрыла…»

Вчера я маме укрыла
Могилку зеленым мхом,
И стала иной могила,
Словно согрелась в нем.
Я долго лежала рядом
И гладила мох щекой.
Взглянула ночь за ограду
И стала тихой такой…
Застыло вверху распятье,
Глядели белки камней.
И молча, в зеленом платье,
Мама пришла ко мне.

ОСЕНЬ

Осень шуршит по чужим садам,
Зябнет у чьих-то ржавых заборов…
Только одна в пустоте простора
Ежится, кутаясь в дым, звезда.
Только одна в пустоте простора…
Может быть, будет когда-нибудь рай,
Будут другие в раю вечера,
Птицы, цветы… Но не скоро, не скоро.
Может быть, будет когда-нибудь рай…
Вот… А теперь, копошась в саду,
Темень свивает вороньи гнезда.
Небо протерлось и там и тут, —
Лезут в прорехи на холод звезды…
Вдруг появился внезапный свет
(Взялся же в мире, где света нет!),
Окна уставились желтым взором.
Вздрогнув, попятилась тьма к забору
И залегла за большим кустом.
Счастье-то… спряталось в дом украдкой!
Ишь, переполненный счастьем дом
Ставни тугие зажмурил сладко.
В доме, наверно, пылает печь,
Кресло такое, что можно лечь,
Очень радушное в доме кресло.
Счастье с ногами в него залезло,
Счастье в мохнатом большом халате…
Там добрая мама… И белая скатерть…
И чай с молоком.

ДОМ

В такой усталости и смуте
Мой буйный дух почти зачах.
Но рано думать об уюте,
Но рано думать о вещах.
И, по привычке, без упрека,
Я вижу, что уют и дом
Мне суждены совсем в далеком,
Совсем несбыточном «потом».
И это все за то, что с детства
Меня пугал домашний быт,
За убеганье от судьбы,
За это дерзкое кокетство.
За то, что, еле копошась,
Упрямая, как ванька-встанька,
Я лезла в снег и лезла в грязь,
Назло отчаявшимся нянькам.
За это щупаю впотьмах,
Кто здесь мой враг, кто добрый гений,
И мчится, рвется кутерьма
Ошеломленных впечатлений.
И, погружаясь с каждым днем
Все глубже — в топкую усталость,
Хочу иметь уют и дом. Такой,
Чтоб, словно флаг, на нем
Простое счастье развевалось.

«О веселых песнях мая…»

О веселых песнях мая
Не тоскуй и не молись.
Умирает голубая
Обескровленная высь…
Стынут в мертвом хороводе
Звезды Млечного Пути…
Все живет, и все уходит.
Надо жить, потом уйти.
Но тебе — любовь порука,
И у запертой двери
Ты услышишь трепет стука,
Ты сумеешь отворить.
Пусть исхожена дорога —
Разве каждый из лучей
(А у солнца их так много!)
Может думать — он ничей?
Каждодневные задачи
Не враждебны, не пусты,
Потому что мир твой значит
То, что значишь в мире ты.

«Я виновата перед Богом…»

Я виновата перед Богом,
Я как растратчик, как банкрот. —
Я раскидала по дорогам
Дары Божественных щедрот.
Я улыбалась, я страдала,
Я крылья взметывала ввысь —
Вот почему теперь так мало
Они от счастья поднялись.

«Под высокими сводами слушать орган…»

Под высокими сводами слушать орган… 
Под высокими сводами сосен
прижаться всем телом к поляне…
Словно в детстве, где травы, и птицы,
и феи, и лани вместо этих людей,
Где остался забытый курган под небесными сводами…
Мы должны не страдать. И просить не должны — ни о чем.
Я иду в этой жизни, спокойно толкаясь с другими…
Устаю, опираюсь на чье-то чужое плечо,
Нахожу и теряю какое-то близкое имя…
Только тихою полночью (жизнь так ясна по ночам!),
Только тихою полночью я предстаю пред собою.
Мы молчим — так правдиво молчанье, так сладко,
так горько обеим
Забывать обо всех именах и плечах. Ясной полночью.

«Так старательно на могиле…»

Так старательно на могиле,
Улыбаясь, цветы цветут…
То, что мы не договорили,
Сиротливо блуждает тут.
Вот и я, улыбаясь людям,
Прохожу по земным лугам…
Хорошо, что когда-то будем
Все мы в этом безмолвном — «там».
До конца никому не веря,
Не страдая и не любя,
Я пройду до последней двери,
Отделяющей от тебя.

БЕЗ РОССИИ

«Я думала, Россия — это книжки…»

Я думала, Россия — это книжки.
Все то, что мы учили наизусть.
А также борщ, блины, пирог, коврижки
И тихих песен ласковая грусть.
И купола. И темные иконы.
И светлой Пасхи колокольный звон.
И эти потускневшие погоны,
Что мой отец припрятал у икон.
Все дальше в быль, в туман со стариками.
Под стук часов и траурных колес.
Россия — вздох.
Россия — в горле камень.
Россия — горечь безутешных слез.

КАРУСЕЛЬ

Есть и солнце, и прохлада,
И коробка шоколада,
Все, чего хотеть на свете
Могут праздничные дети.
Папа скажет: в карусели
Никакой не видно цели.
Ну и что ж, раз карусель
Есть сама сплошная цель?
Мимо няня, мимо ель,
И поляна, и качель,
Серый слон и красный дом —
Все забегало кругом.
Пляшут свет и тени
Радужных видений…
Добрый, добрый гений
Детских воскресений!
Поле, слон, качель,
Няня, дом и ель…
Пестрая метель
Крутит карусель.
Небо — как стекло,
Поле потекло,
Вот растаял слон,
Няню унесло.
Няня, няня, где ты?
Не рассыпь конфеты!
Ах, как много света
В беспорядке этом!
Карусельный поворот
Сделал все наоборот:
Мы сидим себе, а вот
Мир играет в хоровод.
Если б можно так всю жизнь!
Светлый мир, кружись, кружись…
Ну зачем, скажи на милость,
Карусель… остановилась?

«Это просто минуты покоя…»