Неизвестно - Untitled.FR11

• Название: Untitled.FR11
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

И, наконец, пришла весть о победе.

Я глядел на взрослых, танцующих в парке под патефон, стоящий в траве. Среди них - отец с матерью. Все до слёз радовались долгожданному окончанию войны, и я старался радоваться вместе с ними. Я не мог понимать всего значения победы, но всеобщая радость заражала, хотелось добавить к ней и своё умение веселиться, сделать всем что-нибудь хорошее.

Я переходил от одной группы к другой - где пели, где плясали, смеясь и пла­ча, - и услыхал, как соседский мальчишка Иван Громов пел «Яблочко». Живо припомнил слова, которые мне когда-то напел в Алешках Семён. Иван пел явно не то!

Возле патефона отец принялся переворачивать пластинку, и в этот момент, же­лая повеселить всех и заполнить паузу, я принялся петь, отбивая дробь ногами:

Эх, яблочко, куда ты котисся,

Попадёшь милой в рот - не воротисся!

Эх, яблочко, да на тарелочке,

Надоела мне жена, пойду к девочке!

Реакция слушателей для меня была полной неожиданностью: все как-то при­тихли, а маму я видел такой впервые в жизни - сдвинутые к переносью брови, сверкающие глаза. Я ждал похвалы и ничего не понимал: что произошло? Смутно почувствовал, что виноваты слова песни, но что в них такого? Может, я плохо спел?

Отец тут же разрядил обстановку шуткой, все засмеялись, веселье продолжа­лось, только мама весь вечер сидела грустная, на глазах у неё появлялись слёзы, на которые никто не обращал внимания: сегодня плакали все!

Всё лето я прожил в радостном ожидании: мне исполнилось семь лет, и теперь- то уже наверняка меня примут в школу!

И действительно, осенью я с другими мальчишками отправился в школу, гор­до сжимая ручку портфеля. Вся школа помещалась в одной классной комнате, где стояли два ряда парт. ( Но какое это имело для меня значение - это была моя первая школа!).

Обучение велось одновременно: первый класс помещался с третьим, второй - с четвёртым. Пока первоклашки занимались чистописанием, рядом у третьего класса шёл другой урок. Со всеми управлялась одна старенькая учительница. В каждом классе не набиралось и десятка учеников.

Спустя десятки лет мне кажется, что давно уже всё вымерло, превратилось в прах, в золу, но оглянусь назад - детство моё выглядит отчётливо, выпукло, и я нет-нет да возвращаюсь к нему, чтобы почерпнуть чистой воды. Чистый родник детства. Глоток из него даёт мне новые силы жить и верить.

Глава 19

РЕАЛИИ - И ФАНТАЗИИ НА ВОЛЬНЫЕ ТЕМЫ

Паша покормила сына, и он сразу же уснул. Она готовилась положить его в кроватку, когда забежал Борька из натопленной кухни:

- Мама, ну дай подержать Саньку! Я не уроню, ей-богу!

- Держи. Аккуратненько! Ну, всё, хватит, видишь, он уснул. Что за малыш! Ест, да спит, да пелёнки пачкает! Хоть бы заорал ради приличия. Тьфу, тьфу - не сглазить бы! Ты уроки сделал?

- Да, мама! Ты же знаешь, я сразу после школы делаю.

- Ну ладно... Папа вот-вот должен приехать, сегодня он будет проверять твои уроки.

На кухне готовился праздничный ужин: весь совхоз уже знал о награждении директора медалью, а всего коллектива - переходящим знаменем. Иван звонил в правление, чтобы заказать машину на станцию. Мария Фёдоровна (та, с которой Паша везла Борьку из Манкента) накрывала столы для руководства и передовиков в столовой, которой она заведовала. Но Ваня всё равно захочет чего-нибудь до­машнего, поэтому Феклуша жарила его любимые котлеты, и запахи доносились в комнату.

Паша отложила томик «Тихого Дона», подошла к окну, чтобы открыть фор­точку. Иван вечерами читал Шолохова вслух, и все домочадцы: Мария Фёдоров­на, Феклуша, Борька, - а также гости (часто заходили Зотовы), - рассевшись в комнате на двух диванах, слушали.

На улице стояла сырая промозглая погода, дул пронизывающий ветер, но све­жий воздух был ребёнку необходим: Паша повернула защёлку на форточке, и она неожиданно осталась у неё в руке - выпали шурупы. Порыв ветра резко распах­нул внушительного размера форточку (внутренняя была приоткрыта), и на зана­весках вздулись пузыри холодного воздуха. Паша поняла, что ей нужны молоток, гвоздь и кусок проволоки, чтобы всё исправить и оставить форточку открытой ровно на столько, сколько нужно для притока свежего воздуха. Потом Иван сде­лает как надо.

Она отправилась за инструментом.

Меж тем на занавесках творились странные вещи. Два воздушных пузыря про­гуливались вдоль тяжёлой портьеры, беседуя друг с другом. Их разговор не могли слышать люди, разве только грудные младенцы, но вся беда в том, что у младен­цев в памяти потом ничего не оставалось...

А разговор был любопытный!

- Амелия! Я совершенно замёрзла сегодня на улице! И почему нас не послали работать на Цейлон? - говорила одна «воздушность», на что другая отвечала:

- Розенфильда, нет разницы, где работать, вот только Создатель явно пере­старался. Зачем нам нужно быть чувствительными к холоду? Он полагает, что таким образом мы будем лучше понимать людей, здесь живущих, и мотивацию их поступков. Когда я забираюсь внутрь к кому-то, то стоит мне побыть там пару дней, я уже знаю о своём подопечном всё: как течёт его кровь в сосудах, чем ды­шат его тело и душа и даже то, что сам о себе не знает обладатель того и другого. Вот, например, Феклуша: эта особа имеет младенческий интеллект! Целыми дня­ми она готовит еду, стирает, гладит, топит печь. Тихая, покладистая - слова от неё не добьёшься. А ты знаешь, какими ругательствами она обкладывает тех, кто ей не по нраву? Стоило тут одному плохо отозваться об Иване - она целый час поливала его русским отборным матом, не произнеся вслух ни одного слова! Но через час в её памяти, как на магнитной ленте, всё уже стёрлось, она всё забыла и была готова переваривать новые раздражители. Если бы ты знала, что ей снится во сне! К ней приходит почти каждую ночь красавец-принц, и этот принц лицом похож на Ивана. Да, он подобрал эту сироту, пристроил, и теперь она не знает что такое голод и холод.

- Ну, это в духе Марчукова! Он подбирает всех обиженных судьбой, помогает им. Потом многие из них делают ему гадости, но его и этим не проймёшь - он такой, и всё тут! Это мой объект, уж я-то за него отвечаю!

- Если отвечаешь, то почему не позаботилась о его здоровье? - съехидничала Амелия. - По-моему, у него никудышные лёгкие.

- Ты что, забыла инструкцию? Старик категорически запретил вмешиваться в жизненные циклы людей. Процессы должны протекать естественным путём, повинуясь её величеству Генетике. Организм должен сам бороться за жизнь или умереть! В какие-то моменты жизни - другое дело. Я сопровождала повоз­ку, когда Иван вёз малыша с Пашей из больницы. Ему из этой пукалки, которую он называет револьвером, было бы ни за что не отбиться от стаи голодных вол­ков. Пришлось вмешаться! Плотный сгусток воздуха влетает волку в пасть, и его переворачивает на спину. Несколько часов он лежит обездвиженный, затем вста­ёт как ни в чём не бывало, забывая о том, что ещё недавно был голодный. Ой, какая мягкая эта портьера, и как здесь тепло! Амелия, не забывай, что главное для нас - вот эти подрастающие два мужичка, которых нам с тобой сопровождать по жизни. Их окружение - фактор вторичный, тот, который не имеет права вредить проекту. Давай взглянем на малыша!

- Я-то не забываю, - обиженно отвечала Амелия - ей пришёлся не по вкусу поучительный тон напарницы, - а вот ты - сначала нагрейся до комнатной темпе­ратуры, а потом и подкатывайся к мальчику. От тебя же, как от Арктики, веет!

Глава 20

НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

Погожий июньский денёк удался на славу. Иван особенно любил ранние утренние часы, когда прохлада ещё таится меж листьев клёнов, в пышных кустах сирени. Он выходит из дома, вдыхает эту свежесть лета, смотрит, как лучи вос­ходящего солнца ведут перепляс среди веток деревьев, слышит мычание коров, которых собирает пастух.

Всем этим можно насладиться, пока идёшь до конюшни - там его уже ждёт конюх Усков, осёдланные Резеда или Аргентина. Сегодня - Аргентина, более быстрая, но и более норовистая. В этот день он запланировал объехать поля, по­бывать на ферме с Зотовым и разобраться с бухгалтером и его отчётностью по посевной. Слишком много замечаний получили из треста за отчёт!

Покончив с намеченным, Марчуков спрыгнул с разгорячённой кобылы возле правления совхоза, провёл рукой по лбу лошади, на котором светилась белая звёз­дочка, достал из кармана кусок хлеба, поднёс к влажным губам любимицы.

- Иван Петрович! Вас ждут! Корреспондент из областной «Коммуны»! - раз­дался женский голос из окна.

Вот те раз! Этот народ зачастил к нему, все хотят узнать «секреты передового опыта». Но обычно звонят заранее, просят забрать их со станции, а этот - как снег на голову!

Он подошёл к крыльцу и буквально столкнулся с выходившим человеком.

Вот те два! Перед ним стоял Гаврюша Троепольский собственной персоной! Иван, разглядывая его, отступил на шаг: потёртый пиджачишко на любимой ко­соворотке, брюки, заправленные в хромовые сапоги, толстые, желтоватые линзы больших очков на «гаврюшенском», не поддающемся описанию формы, носу и улыбка узких губ за прокуренными зубами.