Неизвестно - Untitled.FR11

• Название: Untitled.FR11
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

На следующий день я набрал номер телефона, приготовившись положить трубку, если ответит мужской голос.

- Да, слушаю! - Я узнал голос Нины. Что-то сдавило мне горло, я не мог сказать ни слова и тут же услышал в трубке:

- Да говорите же, я слушаю вас!

- Нина, здравствуй! - прохрипел я. - Это Саша Марчуков.

Теперь замолчала моя трубка. Боясь, что она бросит её, я продолжил:

- Ниночка, я проездом в Воронеже, отыскал твой телефон по справке, решил позвонить. Как ты?

Молчание.

- Ты слышишь меня?

- Да, слышу. Никогда не думала, что ты позвонишь. Наверное, у тебя семья, дети?

- Да, двое . мальчик и девочка.

- А у меня двое сыновей.

- Слушай, а если бы мы с тобой встретились, хотя бы на полчасика? Разве по телефону поговоришь?

- Ты сколько здесь пробудешь?

- Неделю. осталось ещё пять дней.

- Давай завтра, днём.

- В любое время, как тебя устроит. И в любом месте.

- Тогда в пятнадцать часов, у входа в парк «Живых и Мёртвых», там где новый цирк.

- Хорошо, я жду тебя завтра возле парка!

На следующий день я приехал трамваем с улицы Янониса к месту встречи. В июльский погожий день возле парка толпился народ. Здесь стояло несколько па­латок с цветами, и я хотел купить розы, но что-то остановило меня. Хорош я буду с букетом цветов на свидании с любовью молодости, которую запросто отдал другому! Тогда я должен купить чётное количество, которое обычно приносят на могилу.

Мы встречаемся как друзья, чтобы вспомнить что-то, рассказать друг другу прожитом. Так я уговаривал себя, а на самом деле думал: какая она теперь? Что сохранилось к сорока годам от дивного цветка чайной розы? Волнение до­стигло апогея, и я пожалел, что приехал на полчаса раньше. Я стоял перед здани­ем недавно построенного цирка - недалеко отсюда жил мой дядя Жорж, бывший боевой лётчик. Теперь они переехали в Москву. Проспект Октября заканчивался здесь, а за поворотом начиналась улица Куцыгина, где живёт моя любимая тётя Зина. Куда мы пойдём с Ниной? Может, устроимся на лавочке в парке, поговорим полчасика и разбежимся?

Я первым увидел Нину и узнал по причёске и её неповторимым глазам. Встре­чал немало женщин, которые всё ещё цвели в возрасте от сорока до пятидесяти, но это не относилось к Нине. Жизнь не пощадила её. От фигуры ничего не оста­лось, да и лицо поблекло.

Она оглядывалась по сторонам, стоя у входа в парк в лёгком платье в цветочек, с тонким ремешком сумочки через плечо. Я поспешно подошёл, поклонился, мы смотрели друг на друга, не зная что сказать. Но вот она улыбнулась своей преж­ней улыбкой, и я увидел, что хотя её глаза и губы сильно подкрашены, в улыбке светится прежняя, знакомая мне Нина.

- Нина, я рад тебя видеть! - наконец-то нашёлся я, и она снова улыбнулась. - Мы можем, если хочешь, посидеть с тобой в кафе или в парке. Как скажешь.

- Саня, а ты стал взрослым мужчиной! У меня дома спрятаны несколько твоих фотографий, и я почему-то думала, что ты никогда не изменишься!

- Ну вот, ты назвала меня забытым для всех именем, которым теперь зовёт только мама! А у меня дома пропала твоя фотография, где тебе шестнадцать лет... На обратной стороне там было написано: «Я не прошу меня любить и помнить долго, вечно, только вспомни иногда, но просто и сердечно .» Не знаю, что такое долго и вечно, но я вспоминал тебя.

- И я тоже. Давай сядем в трамвай и поедем на левый берег. Здесь у меня много знакомых, не хочу лишних разговоров .

На другом берегу мы устроились в кафе «Дружба», нам принесли шампанское. Мы сидели одни в пустом зале, и нам никто не мешал разговаривать.

Я узнал, что у неё два сына, один из них учится уже в институте. Нина очень нервничала, но после нескольких глотков шампанского успокоилась. Я смотрел на её пальцы, державшие бокал: где те чудо-пальчики, что приводили меня в тре­пет? Они были припухшими и грубыми от каждодневного мытья посуды .

И только её глаза светились, как чёрные горящие угли, как пламя, приглушён­ное временем, ветрами. И ещё, окружённые морщинками, они походили на со­зревшие сливы - в них была мягкая грусть, теплота...

- Саня. можно мне тебя так называть? Я скажу всё как есть, всё - как было. Я жалею, что не осталась с тобой. Да, я несчастлива. Но кроме себя никого не хочу в этом винить. Родители каждый день «пилили» меня, приводя в пример старшую сестру Ларису, которая вышла замуж, как оказалось, за алкоголика. А когда мама узнала, что я собралась за тобой на самый краешек земли, она в неделю по не­скольку раз вызывала скорую помощь . Меня познакомили с мужчиной старше меня на семь лет. Его звали Марк, он окончил институт, работал в строительной подрядной организации. Видный, красивый и обходительный. Строил коопера­тивную квартиру, приезжал на собственной машине. Носил родителям цветы и подарки. Ты в сравнении с ним был мальчик, он был мужем, на которого можно было опереться. Ты, Санечка, был далеко, а он каждый день не давал мне прохо­да! Результат - мы с ним давно чужие люди, он оказался тираном-собственником, мелочным человеком, от его обходительности не осталось и следа, и живу я толь­ко своими сыновьями.

- Нина, а где ты живёшь? Твой телефон начинается на ту же цифру, что и у мамы.

- Я живу на улице Юниса Янониса, ты вряд ли знаешь где это.

- Тогда скажи мне номер своего дома!

- Ты что, собираешься ко мне в гости?

- Нет, просто моя мама живёт на этой улице !

- Шутишь?

- Да нет, у неё девяносто второй дом!

- А у меня девяносто четвёртый, это рядом!

- Странно. Я бываю здесь каждый год по нескольку раз, и мы ни разу не встретились . А ведь все эти годы ты приходила ко мне во сне, и это было такой явью, что трудно передать .

Губы Нины задрожали, и предательская слеза выкатилась на её щёку. Я по­жалел, что сказал лишнее, но она быстро смахнула слезу. И улыбнулась как ни в чём не бывало:

- Значит, за этим ты и разыскал меня?

- О чём ты?

- Ты хотел взглянуть на то, что осталось от меня прежней, чтобы спать спокой­но? Да, наверное, теперь ты излечишься! Как всё-таки наивны люди! Моя мама, например, до сих пор считает, что я заслуживаю счастья и что мне срочно необ­ходимо развестись с моим «тираном», что ничего ещё не поздно! А я вот уверена на все сто: один лишь в жизни только раз. цветут в душе сады у нас. - об этом поёт знаменитая полька.

И я подумал: а ведь она права! Мы отдали нашу любовь в залог каким-то об­стоятельствам и теперь оглядываемся на то, что поросло быльём и напоминает обветшалый, заброшенный дом. Я просто устал платить за бестолковое прошлое, поэтому и разыскал Нину. На что я надеялся, что хотел увидеть? Прошлое ещё никому не удавалось вернуть!

Итак, жизнь состоит из потерь? Первой я потерял Нину, и она перестала яв­ляться в мои сны после нашего позднего свидания - сгинула, как в той Соломо­новой притче «Всё проходит». Вторым я потерял отца, но он приходит ко мне по сей день, потому что я видел его только живым. И тут я готов поспорить с Соломоном: нет! Видно, не всё проходит! Отец - это то, что останется со мной на всю жизнь.

На прощанье я поцеловал огрубевшие пальцы Нины и, на всякий случай, дал ей телефон мамы. Мы больше никогда с ней не виделись, но мама писала, что ей позвонила моя подруга юности Нина и стала заходить в гости, интересоваться её здоровьем. Каждый раз она приносила какие-нибудь лакомства и просила зво­нить, если понадобится помощь.

* * *

Раньше я не задумывался о том, что происходит с нами и вокруг нас, но насту­пили лихие девяностые и все мы стали свидетелями, а заодно и участниками дра­мы распада огромной державы, могуществу которой, казалось, не будет конца.

Мне, рождённому в деревне, теперь редко приходилось бывать там, но при свидании с родиной, когда я ездил на могилку отца, поразило запустение деревни: молодёжи здесь не было видно - только старики!

Дядя Лёня по-прежнему жил в старом покосившемся доме. Он похоронил Петра Агеевича и Ольгу Андреевну на бугре за больницей: папа лежал рядом с ними.

Я вспомнил, как мы всем классом уехали в Воронеж, как уехали в город мои брат и сестра: никто не хотел жить в деревне, в ней оставались не способные ни на что, да и те со временем подавались в город на заработки.

Вот такая получалась «смычка» города и деревни!

Мама до семидесяти семи лет проработала в поликлинике, в регистратуре, и ушла, когда её рабочий стаж стал составлять шестьдесят лет. Непостижимо, но она хромая, с палочкой, ходила пешком в больницу, которая располагалась в её квартале .

Каждый год мы приезжали к ней в гости или она приезжала к нам навестить внуков, но в девяностые она осталась в Воронеже одна.

В «ту страну, где тишь и благодать», ушли один за другим все наши родствен­ники, причём вначале - самые молодые. Славусик, Славочка-младший, ласковый ребёнок, любивший свою мамочку, мою тётю Зину, «умный и послушный», как она отзывалась о нём, начал пить ещё в школе. Дома он действительно помогал мамочке, бегал в магазин за продуктами, выполнял всё, что просила Зина. И учил­ся хорошо. Забрала Славочку улица - этот красивый и рослый парень, внешне копия умершей Лиды, стал пить вино в дворовых компаниях. Потом угодил в тюрьму за драку, потом Зина кодировала его от пьянства, и его сердце не выдер­жало в двадцать шесть лет.