Фернандо Морайс - Маг. Биография Паоло Коэльо

• Название: Маг. Биография Паоло Коэльо
• Автор: Фернандо Морайс
• Издательство: Астрель, АСТ, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-062886-5 (ACT), 978-5-271-25696-7 (Астрель), 978-5-4215-0211-1 (Полиграфиздат)

«Маг» — история жизни писателя, книги которого разошлись по миру тиражом более 100 миллионов экземпляров.

Прежде чем стал всемирно известным автором бестселлеров, Пауло Коэльо прожил множество разных жизней. Его лечили электрошоком в сумасшедшем доме, он принимал наркотики, пробовал нетрадиционные варианты секса, вызывал дьявола, сидел в тюрьме, писал песни и наконец в 1986 году прошел священным «Путем Сантьяго», дорогой средневековых паломников. Коэльо описал обретенный им духовный опыт в своей первой книге «Дневник мага». Роман «Алхимик», вышедший в следующем году, принес автору международную известность и обрел статус мировой классики. И вот теперь читатель может познакомиться с историей жизни столь популярного и читаемого во всем мире писателя.

«Пауло Коэльо де Соуза родился дождливым утром 24 августа 1947 года, в день святого Варфоломея. В пять минут первого врач, который буквально вывинчивал его из матери, услышал слабый хруст. Будто карандаш треснул — тоненькая ключица новорожденного не выдержала нажима щипцов. Но вряд ли это имело значение: мальчик был мертв.

Убитые горем родители попросили кого-нибудь позвать, чтобы мертворожденного соборовали. Но вдруг послышался слабый стон — словно котенок мяукнул. Младенец был жив. Трудные роды стали первым вызовом, который судьба бросила этому малышу. Он его принял…»

---

Материальное благополучие, обеспеченное миром музыки, ни на миг, ни на пядь не могло отклонить его от исполнения давней заветной мечты — стать великим писателем. В минуты упадка и тоски ему иногда «становилось почти непреложно ясно», что мечта эта недостижима. Всякий раз, вспоминая, что ему скоро тридцать, он пугался — ибо считал, что это крайний срок, deadline, для того, чтобы добиться мировой известности, и по достижении этого рубежа надежда на успех меркнет и гаснет. Однако стоило ему однажды прочесть в газете, что книги знаменитой английской писательницы Агаты Кристи принесли своей создательнице 18 млн долларов, как его настроение заметно улучшилось.

Я вовсе не собираюсь издавать мои книги в Бразилии — здесь еще нет настоящего рынка книготорговли. Трехтысячный тираж считается у нас большим успехом, тогда как в Соединенных Штатах — оглушительным провалом. Здесь нет перспективы. Если я хочу стать писателем, то должен постоянно и непрестанно думать о том, куда бы отвалить.

Покуда судьба не указала ему путь к славе, Пауло был вынужден подчинять свою жизнь жесткому расписанию — присутственные часы, совещания, поездки в Сан-Пауло, словом, все то, что входило в обязанности креативного директора. Корпорация «Филипс» решила объединить все свои отделы и департаменты в одном здании, находившемся тогда на отдаленной окраине Рио — в современном и только еще строящемся районе Барра-до-Тижука. Пауло был против переезда: во-первых, офис теперь находился в сорока километрах от дома, и ему пришлось преодолеть психологическую травму Араруамы, купить машину и получить права, а во-вторых, на новом месте ему выделили слишком маленький кабинет. Впрочем, свое недовольство он изливал только в дневнике:

Я сижу в новом кабинете, если так можно назвать эту каморку. Я и мой персонал — две секретарши, ассистентка и курьер — ютимся на пространстве в 30 кв. м, то есть на каждого приходится всего по 5. Этого было бы просто мало, если бы тут к тому же не громоздилась всякая рухлядь, — но и ее к нам запихнули.

Помимо того что место службы располагалось неудобно и далеко от центра, Пауло чувствовал себя неуютно еще и потому, что занимал должность, находившуюся в эпицентре постоянного землетрясения, порождаемого острым соперничеством, борьбой за место под солнцем, состязанием честолюбий и тем, что называется «подсиживанием». Поле борьбы, в которой личность попирается, а удары по большей части наносятся в спину, — едва ли подходящее место для человека, чью душу постоянно томят страхи и параноидальные мании. Если ему казалось, что какой-нибудь местный громовержец недостаточно любезно раскланялся с ним в лифте, Пауло тут же видел в том угрозу своему пребыванию в должности. Если приглашали на какой-нибудь спектакль, шоу или презентацию, это гарантированно влекло за собой несколько дней бессонницы и десяток слезливых страниц в дневнике. Если не вызывали на совещание, это приводило к сильнейшему припадку астмы. Тревога и неуверенность в себе достигали крайних пределов. Если какой-нибудь музыкальный продюсер не связывался с ним напрямую, Пауло становился нетрудоспособным — настолько это выбивало его из колеи. Когда же несколько признаков того, что его преследуют или что им пренебрегают, складывались, как ему казалось, в систему, он, попросту говоря, впадал в ступор:

Сегодня я совсем никуда не гожусь, паранойя доконала. Мне кажется — меня никто не любит, и каждый так и норовит подстроить мне какую-нибудь пакость. Еще кажется — ко мне не так прислушиваются, как прежде.

А настроение такое из-за того, что меня практически выставили с утреннего совещания… Из носу течет; может, у моего гриппа — психологическая подоплека? Андре Мидани, президент компании, входит в зал, но ко мне не обращается; у моего партнера — отвратительное настроение, и мне кажется, что и то и другое — звенья заговора. В газетной колонке мое имя даже не упомянули, хотя и следовало.

И вдобавок ко всему (отчего моя паранойя разыгралась не на шутку, а тревога стала буквально подступать к горлу) обнаружилось, что меня не пригласили на презентацию книги Нелсона Мотты. Он всегда меня сторонился, да и мне почти никогда не удавалось скрыть своей к нему неприязни.

Мне вообще иногда кажется, что люди терпят меня лишь потому, что я друг Менескала… И так от этого муторно и гадко на душе…

А сфера его деятельности в корпорации, где он исполнял одновременно функции и музыкального редактора и креативного директора, тоже была для него постоянным источником непреодолимых страхов. По должности ему часто приходилось писать длиннейшие доклады руководству компании, давая подробные отчеты, делая нелицеприятные критические обзоры, посвященные виднейшим музыкантам, связанным с корпорацией контрактами, а иными словами — оценивать своих коллег. И хотя доступ к этим материалам получал строго ограниченный круг лиц — Мидани, Менескал, Армандо Питтильяни и еще один-два высокопоставленных руководителя, — Пауло леденел от страха при мысли о том, что его аналитические разборы могут попасться на глаза тем, кому они посвящены. Страх все возрастал и усиливался, ведь сам этот «жанр» предусматривает известную скупость на похвалу и серьезный разбор недостатков. Сколь ни велик был стресс, Пауло проявил себя более чем добросовестным сотрудником, а энтузиазм, с которым он работал, нередко заставлял его засиживаться за отчетами до глубокой ночи. Служба в «Филипс» была одной из опор той «треноги», на которой в шатком равновесии зиждилось его эмоциональное равновесие. Второй было супружество, а третьей — йога, последнее увлечение, покорившее и душу, и тело. Когда же становилось совсем невыносимо, он обращался к помощи психиатра Бенжамина Гомеса, и тот приводил его в порядок лошадиными дозами антидепрессантов.

К январю 1977 года Пауло успел убедиться, что Сисса не похожа на своих предшественниц. «Она — такая, как есть, и не скоро станет другой, — признавал он. — Я бросил попытки изменить ее, ибо теперь понимаю всю бессмысленность этого». Тем не менее ему постепенно удалось сделать так, чтобы Сисса признала наркотики, хоть что-то из мира его интересов. Она никогда не будет всерьез употреблять их, но все же приняла из рук мужа свой первый «косячок», а потом попробовала ЛСД. Следуя тому же ритуалу, который придумал когда-то Пауло, вовлекая в это дело Веру Рихтер, инициация произошла 19 марта, в день Святого Иосифа, и перед началом церемонии оба приложились к его образу. Как только Сисса положила на язык первую облатку, включили магнитофон, записывавший с этой минуты ее ощущения — вначале чувство тревоги, затем как будто потянуло в сон, по телу забегали мурашки, и вот наконец экстаз. В этот миг ей стали слышаться звуки, которые, как обычно бывает, невозможно описать. Рыдая, она тщетно пыталась передать, что чувствует:

Никому не под силу выдержать то, что слышали мои уши… Я никогда не смогу это позабыть… Но должна постараться описать… Знаю, ты слышал то же, что и я. Я смотрела на потолок нашей комнаты. Не знаю… Нет, описать это невозможно, но я должна. Пауло, это очень сильно.

Пауло меж тем занимался мониторингом и одновременно — звуковой дорожкой. Увертюрой послужила музыкальная заставка «Жорнал насионал» — новостной программы «ТВ-Глобо», открывавшейся сообщением о повышении аварийности на дорогах Рио. Затем последовали «Токката и фуга» Баха и «Свадебный марш» Вагнера.

Успокаивая жену, Пауло заверил ее, что в случае «bad trip» стакана свежевыжатого апельсинового сока вполне достаточно, чтобы устранить эффект ЛСД.

Хоть они и скрывали друг от друга свою тревогу и тоску, наркотики не помогли с этим справиться. Во время одного из таких «глубоких погружений» в их квартире появился герой, призванный спасти Пауло и Сиссу и принявший на этот раз облик тяжеловеса Рокки Бальбоа, сыгранного Сильвестром Сталлоне. В ту мартовскую ночь 1977 года Пауло вместе с женой смотрел по телевизору церемонию вручения «Оскара». Он был потрясен тем, что «Рокки» получил целых три статуэтки — за лучший фильм, лучшую режиссуру и лучший монтаж. И у Пауло вновь возникло желание стать победителем — подобно боксеру Бальбоа, возникшему ниоткуда и ставшему чемпионом, — и обрести причитающуюся ему награду. А то единственное, что по-прежнему его интересовало, было связано с давней мечтой — стать писателем, которого читал бы весь мир, и Пауло уже давно и отчетливо осознал, каков должен быть первый шаг на долгом пути к этой цели. Покинуть Бразилию и писать книги за границей. Уже на следующий день он пришел в спортзал, где у Менескала была тренировка по айкидо, и сообщил, что уезжает. Будь его воля, он предпочел бы Мадрид, но Сисса настояла на своем, и в самом начале мая 1977 года супруги прилетели в аэропорт Хитроу — Лондон был призван стать колыбелью литературного первенца Пауло Коэльо.