Анна Ковалова - Довлатов

• Название: Довлатов
• Автор: Анна Ковалова
• Издательство: Амфора
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00943-9

Эта книга — биография Сергея Довлатова, воссозданная на основе воспоминаний его друзей детства, однокурсников, коллег-журналистов, а также интервью с близкими и друзьями С. Довлатова, взятых авторами-составителями в С.-Петербурге, Таллинне и США. Большая часть текстов и фотографий публикуется впервые.

---

Те, кто был на несколько лет старше Довлатова (пятидесятники, которых ошибочно называют «шестидесятниками»), провели в школе сталинские годы и поступили в вузы во времена хрущевской оттепели. Удачливее этой когорты в российской истории не сыскать. Сталинские холода закалили их, сделали морозоустойчивыми и необычайно жизнеспособными. Восемь лет хрущевской оттепели они смогли использовать на полную катушку: выпустили книги, поставили спектакли, выставили картины, сняли фильмы. Это поколение Василия Шукшина, Андрея Тарковского, Василия Аксенова, Владимира Высоцкого. Несмотря на все лишения, цензурные препоны и ворох препятствий, которые им приходилось преодолевать, они так или иначе не были до конца исторгнуты системой.

Через поколение те, кого принято называть «семидесятниками», изначально и не пытались изучить подобную науку, с первых шагов осваивая «параллельное» официозу существование. Виктор Кривулин, Саша Соколов, Сергей Стратановский — эти люди были обречены на андерграунд и не удостаивали официозную систему попытками встроить себя хотя бы и на низшую ступень ее разветвленной иерархии — не из особой гордости, а из трезвого понимания обреченности усилий. Они с самого начала готовили себя либо к маргинальному существованию, либо к эмиграции.

Рожденных в начале сороковых (среди них — Сергей Довлатов и Иосиф Бродский) можно счесть «поколением промежутка»: для официальной самореализации краткосрочной оттепели им не хватило, а к подпольному существованию они в начале застоя еще не были вполне готовы. В отличие от младших братьев, они не успели приобрести навыки, но успели разжиться иллюзиями, крутые перепады давления изменчивой государственной идеологии они испытали на себе в самом неподходящем для таких испытаний возрасте — недостаточно юном, чтобы не заметить; недостаточно зрелом, чтобы суметь справиться.

После сталинской зимы в хрущевскую оттепель «дети революции», «дети войны» и их младшие братья входили очень по-разному. В середине века в России начало постепенно образовываться то, что сейчас называют гражданским обществом. Матросы торгового флота и финские туристы обеспечивали модникам Невского проспекта возможность выделиться на сером фоне соотечественников, сплошь отоваренных продукцией фабрик «Большевичка» и «Скороход». Люди эмансипировались от государства и по-разному маркировали свою отдельность от теоретически единого советского общества. В Публичке заказывали литературу из запасников — не запрещенную, но выпавшую из доступного обихода. Скупали Серебряный век, революционный авангард в богатейших тогда букинистических магазинах. Переписывали от руки «Воронежские тетради» и «Реквием». Передавали из рук в руки изданного на Западе «Доктора Живаго».

Кинотеатры периодически баловали свежими французскими и итальянскими фильмами, на театральных афишах города — то гастроли шекспировского театра, то знаменитая американская «народная опера» «Порги и Бесс». Обновлялся и отечественный кинематограф: на экраны вышли «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Весна на Заречной улице». В Большом Драматическом — Товстоногов, в Театре Комедии — Акимов. Одну за другой сдавала позиции твердолобая цензура. Что ни месяц — сенсация: на прилавках магазинов и в толстых журналах — Иван Бунин, Марина Цветаева, Александр Грин.

Это время, когда молодая Россия знакомилась с Россией, вышедшей из лагерей и опалы. Восстанавливалась распавшаяся связь времен. «Ходили» не только к Анне Ахматовой, но и к переводчикам Татьяне Гнедич, Владимиру Петрову, Ивану Лихачеву, художнику Владимиру Стерлигову. Ленинград — это город, в котором еще существовали дореволюционные библиотеки и реальные персонажи литературы Серебряного века. Носители дореволюционного русского языка, хороших манер, люди, которые видели Европу. Языковой пуризм и воспитанность Довлатова невозможно себе представить без влияния этого круга.

В это время Довлатов становится заметным городским персонажем. Довлатов-первокурсник — огромного роста брюнет, похожий на популярного актера Омара Шарифа. Его можно встретить в компании молодых гениев, на Невском проспекте и в популярном тогда ресторане «Восточный». В этой же компании вращается знаменитая городская красавица и умница Ася Пекуровская.

Кумиры молодых ленинградских интеллектуалов — У. Фолкнер, Дж. Дэвид Сэлинджер, Э. М. Ремарк и, конечно, Э. Хемингуэй, чьи книги стали вновь, после долгого перерыва, переводиться и издаваться в Союзе. Портрет «старика Хэма» можно было бы назвать масонским знаком читающей интеллигенции, если бы его нельзя было встретить везде и всюду: и в домах искушенных книгочеев, и у тех, кто имел самое приблизительное представление о литературе. Для советского читателя того времени Хемингуэй оказался роднее и ближе, чем для американской публики. Может быть, нашей реальности больше соответствовала его литература о «потерянном поколении», а злачные места из «Фиесты» слишком напоминали ленинградское богемное шатание по городу шестидесятых годов.

Глава 2 1958–1962

Действующие лица:

Дмитрий Николаевич Дмитриев, школьный друг Сергея Довлатова

Ирина Андреевна Балай, актриса

Вера Викторовна Сомина, театровед

Марианна Леонидовна Бершадская, профессор филологического факультета СПбГУ

Ася Пекуровская, филолог, первая жена Сергея Довлатова

Лариса Георгиевна Кондратьева, филолог

Виктор Борисович Кривулин, поэт

Зинаида Михайловна Дубровина, филолог, в 1957–1991 гг. заведующая кафедрой финно-угорской филологии филологического факультета ЛГУ

Лев Лосев, поэт

Людмила Яковлевна Штерн, писатель

Михаил Борисович Рогинский, журналист

Сергей Евгеньевич Вольф, писатель

Евгения Дмитриевна Троицкая, филолог

Валерий Георгиевич Попов, писатель

Анатолий Генрихович Найман, поэт

Андрей Юрьевич Арьев, писатель

Владимир Иосифович Уфлянд, поэт и художник

Роман Аркадьевич Каплан, владелец ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке

Иосиф Александрович Бродский, поэт

Игорь Иосифович Смирнов-Охтин, писатель

Евгений Давидович Прицкер, кинодраматург

Дмитрий Дмитриев:

Уже в юности Сережа стал планомерно выстраивать и создавать свой собственный образ — образ человека, который везде и всюду производит впечатление. Конечно, в первую очередь этот образ нужно было пускать в ход во время знакомства с барышнями. В особенности это было актуально потому, что денег практически всегда не хватало. Нет денег, зато образ есть — есть шарм, кураж, артистизм. Сережа умел виртуозно пригласить барышню на копеечный кофе с пирожком. В его исполнении такое приглашение могло показаться царственным жестом. Затем он демонстрировал свою начитанность, рассказывал невероятные истории (рассказчик он был великолепный), целыми страницами цитировал стихи Саши Черного и Маяковского, которого очень любил. Какая барышня устоит перед таким юношей, в особенности если он еще и красавец?

Помню, как-то раз Боря Довлатов стал нам с Сережей рассказывать: «У нас в театральном институте учится очень симпатичная девушка — Ира Бурханова. Сейчас она играет главную роль в одном из спектаклей ТЮЗа. Хотите с ней познакомиться?» Мы с Сережей приняли отчаянное решение пойти на приступ.

Ирина Балай:

Я играла в спектакле «Москва — Спутник» в ТЮЗе. Вдруг меня вызывают: «Бурханова (это моя девичья фамилия), тебя срочно вызывают, что-то случилось!» Я сбежала вниз и увидела двух оболтусов, которые, как я сразу поняла, просто хотели со мной познакомиться и для того оторвали меня от репетиции. Конечно, я возмутилась жутко. Сережа мне тогда показался странным: огромный человек с алжирскими глазами и синеватым носом. Заметив, что я смотрю на его нос, он стал прикрывать его рукой. Но Сережу спасло то, что он назвался братом Бори Довлатова. Он мне очень нравился, тогда все студентки Театрального были в него влюблены: Боря считался самым обаятельным и красивым молодым человеком в институте. Я не очень поняла, зачем он ко мне направил своего младшего брата Сережу и Диму, его друга. Но раз эти двое сослались на Борю, отказать им во встрече я не могла. Кстати, Сережа и Дима, которые тогда еще только в школе учились, что-то насочиняли по поводу того, что они студенты. Я им поверила, потому что Сережа выглядел очень солидно. Я даже подумала, что он старше меня, хотя он был, естественно, моложе на несколько лет.

Дмитрий Дмитриев:

На свидание с Ирой мы с Сережей пришли вдвоем, но мне вскоре пришлось уйти. Серега начал нарочито расспрашивать меня о моей девушке Ане: «А что делает Аня? А когда вы с ней встречаетесь?» В общем, Сережа остался с Ирой, но потом их отношения не сложились, и тогда Ира стала встречаться со мной.