Антология - Поэзия Африки

• Название: Поэзия Африки
• Автор: Антология
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

В настоящее издание включены стихотворения поэтов Африки.

Вступительная статья Роберта Рождественского

Составление и примечания: М. Ваксмахер, Э. Ганкин, И. Ермаков, А. Ибрагимов, М. Курганцев, Е. Ряузова, Вл. Чесноков.

Статья к иллюстрациям: В. Мириманов.

Стихи в переводе: М. Ваксмахер, М. Кудинов, А. Ревич, М. Курганцев, Ю. Левитанский, И. Тынянова, П. Грушко, Б. Слуцкий, Л. Некрасова, Е. Долматовский, В. Рогов, А. Сергеев, В. Минушин, Е. Гальперина, А. Големба, Л. Тоом, А. Ибрагимов, А. Симонов, В. Тихомиров, В. Львов, Н. Горская, А. Кашеида, Н. Стефанович, С. Северцев, Н. Павлович, О. Дмитриев, П. Антокольский, В. Маркова, М. Самаев, Новелла Матвеева, Э. Ананиашвили, В. Микушевич, А. Эппель, С. Шервинский, Д. Самойлов, В. Берестов, С. Болотин, Т. Сикорская, В. Васильев, А. Сендык, Ю. Стефанов, Л. Халиф, В. Луговской, A. Эфрон, О. Туганова, М. Зенкевич, В. Потапова.

---

Ты всегда со мной

Перевод В. Марковой

Мне непонятно:
в твоих глазах —
тревога, вопрос. Отчего?..
О, я понял тебя. Это ты
тень мою оберегала
не помню сколько столетий!
Милая мать,
ты дремлешь в качалке,
и, конечно, не так ты стара,
как твоя молодая улыбка,
расцветающая на смуглом лице,
как цветок кардеала
расцветает навстречу солнцу…

Золото кожи твоей
словно плод с ветки жамбейро.
Гляжу на тебя — и вижу
старинную нежную скорбь,
древний лиризм нашей расы,
распятой
на скрещении
двух путей восприятия мира…

О, секреты и тайны,
их несет, как на блюде,
твоя улыбка креолки,
рассыпающая поцелуи.
Кто поймет…
как прост и сложен твой поцелуй,
он соткан из таких разнородных стремлении!
Кто же ты для меня?
Возлюбленная?
Или мать, убаюкивающая
все тревоги сына-скитальца?

Быть может,
ты пришла из дикой древности,
из коридоров бесчисленных поколений
на эту землю истерзанных пыткой надежд,
каждый день умирающих,
но вечно живых
и всегда воскресающих
в славословии твоих губ?..
О, если б я мог возродиться
в поцелуе уст твоих смуглых.

Вот сейчас чувствую: я — мореход,
хозяин всех расстояний,
отброшенных дальше,
чем мои простертые руки.

О! Мы плывем…
И заходящее солнце над всем окоемом
расплескало контейнер с фиолетовой краской.

Обещаю тебе вереницы чудес:
я владею страной, где золотистый туман
скрывает несовершенство вещей и явлений;
я владею морями,
где стройные корабли
призывают к поискам вечно юных судеб и событий;
я владею дворцами,
погруженными в царственное молчанье.

Юный рыцарь,
я каждый день отплываю в крестовый поход
вслед за миражем
уходящего за море солнца,
и мой конь — из пены вздыбленных волн,
он грызет удила и жаждет скакать, пожирая пространство…

За мною, за мною!
О, продолжи со мной извечный твой путь;
взявшись за руки, мы пойдем
навстречу судьбам твоим,
навстречу судьбам моим…

О древний мой друг, ты так молода…

Чистое стремление к поэзии Перевод В. Марковой

Было время, тебя величал я богиней.
Мир
нерасчлененный стоял на уровне глаз.
Дешевый словарь
тысячу слов предлагал. И мог я заимствовать клички.
Так разыскал я универсальное средство —
антибиотик, анестезин, панацею от всех незадач.
Ну а потом потянуло порыться в больших лексиконах,
и постепенно я обнаружил клады, залежи слов,
неисчерпаемые покрывала для тела богини.
Облечь в парадное платье чудесную сущность твою — вот к чему я стремился,
когда волновала меня благородная сила речений.
Годы прошли — и бренчащих имен для тебя не ищу.
Мне претит рыться в риторическом хламе,
пыль ворошить тех времен, когда я придумать тебя был не в силах.
Я с глубокой тоской
думаю о твоем бессмертном будущем…
Другие придут — и оставят
отзвук хваленый тебе — и погибнут, как я…
Да, только в грядущих веках,
когда я узнаю, что полет любых экзальтаций бесцелен,
что молчанье —
лучший путь до тебя дотянуться,
когда от плоти твоей бронированной прочь отлетит рикошетом рад всех эпитетов и будут ненужны слова;
когда день станет прозрачным и все прозрачность поймут,
когда священник у алтаря не будет стоять и все поэты земли исчезнут навеки,
вот тогда наконец тобой овладею, богиня,
тобою, чей образ храню, словно скряга, в моем к тебе взывающем сердце.

ЖОРЖИ БАРБОЗА[109]

Лачуга Перевод И. Тыняновой

Настала засуха.
За нею — тишина.
Ни деревца,
ни травки на равнине —
лишь выжженная зноем почва…

Да вон — лачуга…
Полуразвалилась,
как память горькая о прошлом…
Солому с крыши
унес с собою
жестокий ветер юга.

Вот дверь без створок,
и дыры окон
настежь раскрыты
навстречу смерти.

То засуха прошла по этим землям.

В такие времена
не отдыхают
приходские носилки для умерших.
На них сначала унесли жену —
иссохшее, измученное тело,
под боком — голый маленький сынок
с раздутым животом,
как будто умер от объеденья он…
Потом и мужа
с остановившимся печальным взглядом
еще открытых глаз.

Как молчалива здесь, на островах,
трагедия засушливого лета!
Ни вскрика, ни слезы — покорность смерти…
Во дворике лачуги
лишь три камня,
три камня почерневших.
Уж давно никто не разводил на них огня.
Да для сынка железный обруч,
новый… и палочку еще не отвязали.

Брат Перевод М. Самаева

Ты бороздил моря,
ты охотился на китов,
доходил до Америки в поисках приключений
и не всегда возвращался.

Твои ладони в мозолях — на веслах
ты не раз выходил в открытое море.
В бушующем океане
ты пережил немало часов мучительного ожиданья,
но еще больше долгие штили
душу твою томили.

В аду корабельных котельных
ты уголь бросал в раскаленные топки
и в мирное время,
и во время войны.

И страстно, как все мы,
ты любил чужеземок в далеких портах.

А здесь, на наших
иссушенных островах,
ты проводишь каналы на илистых побережьях,
мотыжишь жесткую землю в разгаре
засух, похожих на затянувшийся киносценарий,
где смерть выступает в главных ролях.
Даже когда ты пляшешь,
на дне твоей радости осиротело
прячется твоя тоска,
даже когда монотонную морну[110]
сопровождаешь глухими раскатами
родной гитары,
даже когда твоя рука
сжимает тело
любимой женщины.

Морна…
В ней голос твоей души
сливается с голосом моря,
которое манит тебя
в далекие страны,
в ней наша жажда сливается со сладостным шумом дождя.
В ней наше молчанье
и наши муки.
Морна…

Таят в себе ее звуки
все, что нам дорого с детства,
в ней безвестные наши судьбы,
в ней униженность наша
и наша сжавшая зубы
непокорность.

Америка…
Америка перед тобой
захлопнула двери.

И теперь уже в поисках приключений
ты не ринешь свое суденышко в океан голубой.

Теперь это все сохранилось
лишь в старых историях,
которые ты рассказываешь порой,
попыхивая вечной трубкой,
слегка улыбаясь и грусть
в глазах затая.

О, судьба твоя!
О, судьба
твоя!
Среди нестерпимого зноя
спину гнуть над землею,
над нашей землею,
жаждой палимой,
неблагодарной,
любимой!

Или исчезнуть
на волне суховея,
вроде утлой лодчонки,
что однажды уйдет на соседний остров
и уже не вернется назад.

Кто знает, может, еще страшнее судьба
подстерегает тебя за порогом хижины,
униженный,
безвестный житель
островов Зеленого Мыса,
мой брат.

Стихи Перевод М. Самаева

Скажите:
где жизнь
достойна человека,
где нет страданий
и нет господ?

Где хлеб с вином
поделены на всех,
и пламя зимних очагов — на всех,
на всех — дома,
на всех — работа,
и нет затравленных,
и нет униженных?

Где нет
высокомерья,
нет чистых и нечистых,
нет угнетателей,
а потому
и забастовок нет?

Где указует самый сведущий,
предписывает самый уважаемый
и самый дельный
руководит?

Где, где не нужно
завязывать глаза
бинтом закона?

Скажите — где?

День