Роберт Монкс - Корпократия

• Название: Корпократия
• Автор: Роберт Монкс
• Издательство: Юнайтед Пресс
• Жанр: Экономика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904522-58-2

Власть в США принадлежит корпорациям, а в самих корпорациях все подчинено генеральному директору. Как вышло, что некогда скромные управленцы, чья основная задача — изо дня в день работать на интересы акционеров и инвесторов, вдруг превратились в героев первых полос деловой и «глянцевой» прессы? Почему объем их вознаграждения — десятки миллионов долларов — сравним с доходами деятелей шоу-бизнеса или спортсменов? На каком основании гендиректор, при котором акции компании упали в цене, все равно, покидая свой пост, получает солидное выходное пособие? О причинах сложившейся ситуации и о том, как ее изменить, рассуждает юрист и бизнесмен, посвятивший себя борьбе за права акционеров.

 Корпократия (лат. corporatio — объединение, сообщество + гр. kratos — власть) — власть корпорации: форма государственного устройства, при котором высшая власть принадлежит корпорациям и осуществляется непосредственно ими либо выборными и назначенными представителями, действующими от их имени.

---

В терминологии «Звездных войн», которую в 1970-х и 1980-х любили использовать где надо и где не надо, Goldman Sachs был орденом джедаев, бившихся с темными силами Дарта Вейдера, на роль которых удобно подошли Майкл Милкен и другие специалисты по мусорным облигациям, а также так называемые «корпоративные рейдеры». Goldman Sachs первой из всех брокерских фирм применила стратегию «белого рыцаря», помогая в 1974 году Electric Storage Battery избежать враждебного поглощения со стороны International Nickel и соперника Фирмы — Morgan Stanley. Все больше и больше топ-менеджеров искали помощи у Goldman Sachs, когда варвары начинали штурмовать стены их компаний. Для Фирмы и ее партнеров это означало деньги в банке, горы денег, для рейдеров — по большей части крушение планов. (Любопытно, что до дела Enron в тюрьму попадали почти исключительно рейдеры типа Милкена, которые бросали вызов окопавшемуся в компаниях руководству. Само руководство, похоже, могло своей халатностью сровнять с землей маленький город и безнаказанно удалиться.) В битвах рейдеров и руководства корпораций акционеры оказывались в положении мирных жителей, на чьей земле идут бои, и их интересы, равно как и любое подобие акционерной демократии, попросту растаптывались.

Законное оружие рейдеров в борьбе за повышение эффективности компаний — борьба за голоса. Будучи сами акционерами, рейдеры могут организовать кампанию по избавлению от балласта неэффективных директоров и менеджеров, а в конечном счете — и от неприбыльных активов. Это нормальный инвестиционный процесс, но, чтобы защитить компании, часто уже идущие ко дну и нуждающиеся в смене собственника, регуляторы отказывались упростить требования к голосованию по доверенности, запутанные до такой степени, что подлинные собственники-акционеры теряли всякое право голоса.

Сохранение существующего расклада сил было важнее всякого другого расклада, и, спасибо регуляторам, фарс под названием «борьба за доверенности» получил свое окончательное воплощение. При видимости реформирования процесса голосования, проводившегося SEC в начале 1990-х, реальность такова, что устав компании требует подавать предложения акционеров за месяцы до годового собрания — так, чтобы юристам хватило времени убедить отдел корпоративных финансов SEC' запретить любые неудобные для руководства предложения. Извещение о том, что предложение отклонено, почти всегда приходит всего за несколько дней до того, как в почтовом ящике оказывается бюллетень для голосования, и апелляции в суд или в SEC практически бесполезны. Поезд уже ушел, и следующая остановка — годовое собрание акционеров, такое же подложное и предопределенное, как любая пародия на демократию.

Сходным образом регуляторы закрывают глаза на бич акционерной демократии и корпоративной ответственности — разделение акций на классы с различными правами голоса. Достаточно сравнить, как в 1956 году Нью-Йоркская фондовая биржа долго и яростно сопротивлялась листингу фордовских акций класса А и В и как в 1984 году и глазом не моргнула, когда General Motors выпустила акции второй категории в рамках приобретения компании Росса Перо Electronic Data Systems. К тому моменту уже действовал принцип «что хорошо для финансовых рынков, хорошо для Америки». Прошло еще два года, и NYSE, чтобы успешно конкурировать с другими биржами, которые даже на словах перестали поддерживать акционерную демократию, предложила окончательно отказаться от принципа «одна акция — один голос». Одновременно с этим на сцену вышел тот сильный, информированный и активный акционер, в расчете на которого законодатели 1930-х вырабатывали Новый курс. Это были пенсионные фонды.

Пенсионные фонды существовали и до принятого в 1974 году закона «О пенсионном обеспечении наемных работников», но ERISA открыл перед ними новые горизонты и снабдил детальной дорожной картой. К 1986 году пенсионные фонды и взаимные фонды, образованные по закону «Об инвестиционных компаниях» 1940 года, вместе владели третью публично котируемых американских акций; к 2000 году им принадлежало уже более 60 процентов таких акций.

Отдел корпоративных финансов — подразделение SEC, которое, в числе прочего, контролирует предоставление информации — например, таких документов, как заявление о регистрации, годовые и квартальные отчеты, материалы о голосовании по доверенности, рассылаемые держателям акций перед ежегодным собранием акционеров.

Примерно половина из них находилась в собственности пенсионных фондов, которые, как и взаимные фонды, за последние несколько десятилетий пережили взрывной рост. Только один пенсионный фонд госслужащих Калифорнии, California Public Employees’ Retirement System (CalPERS), управляет 218 миллиардами долларов, обслуживая пенсионные накопления миллиона человек.

Хотя у этих гигантов есть управляющие, закон «О пенсионном обеспечении наемных работников» требует, чтобы каждый доверительный собственник «выполнял свои обязанности […] исключительно в интересах участников и бенефициаров фонда и с единственной целью обеспечения выгоды участникам и их бенефициарам». Управляющий пенсионным фондом также должен действовать «профессионально, с осторожностью, благоразумностью и расчетливостью», которые проявил бы в сходных обстоятельствах разумный человек со сходными знаниями и опытом. Проще говоря, доверительные собственники и управляющие пенсионных фондов по закону обязаны действовать как собственники — обязательство, которое является публичным, явным и прописано в отдельном федеральном законе, имеющем преимущество перед законодательством штата в случае непоследовательности или неопределенности последнего. Их цели — пенсионные выплаты членам фонда — четко определены, предсказуемы (благодаря актуарным прогнозам) и долгосрочны. Как писал Питер Друкер, «единственный показатель, который важен для пенсионного фонда, — это результат в долгосрочной перспективе, поскольку фонд исполняет свои обязательства в течение 25 лет или более».

Пенсионные фонды как активные инвесторы все еще находятся в процессе достижения политической зрелости, и слишком часто царственные гендиректора смотрят на них свысока, когда они пытаются исполнять свои обязанности на годовых собраниях акционеров. Но не нужно богатого воображения, чтобы представить время, когда у пенсионных фондов появится и желание требовать к себе внимания и мускулы, чтобы добиваться своего. Возьмем, к примеру, организацию голосования по вопросу увольнения директоров крупной, но плохо работающей компании. Почти наверняка у пенсионных фондов в общей сложности будет достаточно большой пакет акций, чтобы сделать это. У них есть необходимый финансовый и юридический опыт, чтобы понимать, как этого добиться, во сколько им это обойдется и какие выгоды принесет. Они понимают, что понесут значительные издержки, если решат продать свои акции и реинвестировать деньги в другом месте, и знают, что по закону обязаны действовать в наилучших интересах своих вкладчиков. Будут они привлекать голоса акционеров или же просто донесут до руководства корпорации свое недовольство положением дел, пенсионные фонды будут действовать разумно и в своих собственных наилучших интересах — в полном соответствии с той моделью энергичных и информированных акционеров-собственников, появление которых предвидел конгресс, принимая законы в середине 1930-х годов.

Может, регуляторы посмотрели в хрустальный шар и увидели, что подлинная акционерная демократия в будущем станет «мешать» корпорациям, может, «Круглый стол бизнеса» уже видел это будущее и оно ему не нравилось, а может, NYSE чувствовала, что Американская фондовая биржа (АМЕХ) и Nasdaq с двумя классами акций дышат ей в затылок, — но 16–17 декабря 1986 года SEC провела слушания, инициировав процесс отмены правила «одна акция — один голос». Я был в числе выступавших и настаивал, чтобы комиссия не трогала эту норму, являющую собой суть корпоративного управления.

«Если SEC сейчас отменит правило „одна акция — один голос“, — говорил я, — она отречется и от целей корпоративной демократии, и от политики исполнения обязательств, данных пятьдесят лет назад». Кроме того, объяснял я, с практической точки зрения отказ от этого правила означает, что у менеджмента отпадет необходимость отвечать за свои действия перед акционерами, и указывал на иронию ситуации — слушания проводились в тот самый момент, когда возник класс активных, стремящихся влиять на принимаемые в компании решения акционеров. Наконец, я напомнил комиссии о том, что обратной дороги не будет: «После того как некоторое количество компаний проведут рекапитализацию, чтобы выпустить акции с разными правами голоса, у Нью-Йоркской фондовой биржи не будет ни политических, ни экономических шансов снова пересмотреть свою политику».

Я предложил рассмотреть наихудший вариант развития событий, к которому может привести лишение акционеров права голоса, — распад капиталистической системы в США. Когда собственники потеряют пусть даже теоретическую возможность контролировать свои компании или требовать отчета от своих менеджеров, корпорации перестанут обращать внимание даже на необходимость максимизировать прибыль. Бизнес распухнет, станет неповоротливым, результаты ухудшатся, и менеджер, предоставленный сам себе, переключится на собственное обогащение. Это еще не все. Как только станет очевидно, что механизмы корпоративного контроля — фикция, что капиталистическую вольницу слишком долго никто не регулирует, исчезнут логические обоснования невмешательства федерального правительства и властей штата в частную сферу. Госрегулирование предстанет единственной альтернативой. Последствия окажутся предсказуемо катастрофическими. Маятник качнется в обратную сторону, и американский корпоративный капитализм станет напоминать европейский корпоративный социализм.