Тур Хейердал - По следам Адама

• Название: По следам Адама
• Автор: Тур Хейердал
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-264-00607-5

Тур Хейердал (1914–2002), норвежский этнограф и археолог. Страсть к географическим исследованиям «воспринял от великих соотечественников — Фритьофа Нансена и Руаля Амундсена». Первые путешествия (на Маркизские острова и в Британскую Колумбию) совершил еще в юности. Участвовал во Второй мировой войне — служил радистом в диверсионном отряде. В 1947 году мир, затаив дыхание, следил за броском группы энтузиастов на плоту «Кон-Тики» через восточную часть Тихого океана. Потом были плавания папирусной лодки «Ра» через Атлантику, тростникового суденышка «Тигрис» по Персидскому заливу, Аравийскому и Красному морям. А еще — путешествия на Мальдивские острова, на остров Пасхи, археологическая экспедиция в Перу… О своих экспедициях Тур Хейердал написал несколько книг, получивших широкую известность во всем мире, в том числе и в нашей стране.

---

В те времена русских ученых практически не выпускали за границу, и уж конечно никто из них не бывал на острове Пасхи. Почта шла медленно, но после того, как я начал выступать в свою защиту, атаки советских ученых стали еще более агрессивными. Мне приходилось неделями ждать ответа на каждую свою реплику, поскольку цензоры выискивали во всем, что я писал, зашифрованные шпионские сообщения.

Но затем произошло неожиданное событие — на сцену вышел президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш, человек, запустивший в космос первый советский спутник. Он пригласил меня в Москву на встречу с академиками.

Я принял приглашение. Шел 1962 год, самый разгар «холодной войны». После завершения финской кампании я ни разу не встречал ни одного русского коммуниста, поэтому было вдвойне интересно предстать перед залом, битком набитым советскими учеными во главе с самим Келдышем.

Келдыш открыл собрание и предоставил слово руководителю отделения антропологии. Из зала поднялся крепко сбитый товарищ с внушительными усами а-ля Сталин, живое воплощение западного представления о коммунистах.

Я не понимал ни слова из того, что он говорил, но, судя по громогласному голосу и угрожающим жестам, он явно не рассыпался в комплиментах в мой адрес. Когда он закончил выступление и вернулся на свое место, наступила гробовая тишина. Переводчик как мог сгладил острые углы, но тем не менее суть аргументации моего нового оппонента оказалась для меня совершенно неожиданной.

Моя теория миграции в тихоокеанском регионе, оказывается, полностью не соответствовала ленинскому учению. Основатель советского государства утверждал, что причина любой миграции — либо перенаселение, либо вражеское нападение.

В зале воцарилось напряженное ожидание. Что я мог ответить? Переводчик смотрел на меня несчастными глазами. Действительно, о какой дискуссии могла тут идти речь?

И тут у меня вырвалось:

— Вот уж не знал, что Ленин был антропологом.

Наверное, я испугался не меньше, чем окружающие. Посреди гробового молчания переводчик дрожащим голосом перевел мое богохульство. Но я заметил, что некоторые пытались скрыть улыбки. Чтобы сгладить неловкость, Келдыш пригласил меня на трибуну. И тут до меня стал доходить смысл происходящего. В зале действительно сидели академики, но выступавший до меня двойник Сталина вовсе не был ученым, просто партия наградила своего верного функционера и поставила его во главе отделения Академии. Любое направление искусства, культуры или науки в СССР возглавлял человек, напоминавший Сталина, если не внешне, то внутренне. Человек с усами выполнил свой долг, напомнив собравшимся про учение Ленина. Больше ему сказать было нечего.

Я честно выдержал свое выступление в духе марксизма-ленинизма. На примере Перу я показал, как с давних пор перенаселение и давление со стороны внешних врагов было главной проблемой рыбаков, населявших узкие речные долины в пустынных прибрежных районах Анд. Одна культура сменяла другую, пока в 1530-х годах империю инков не захватили испанцы. Завоеватели выяснили, что вся история покоренной империи записана на деревянных дощечках, хранящихся в храме Солнца в Куско, и незамедлительно сожгли их. Но некоторые из «амаута», ученых жрецов древних инков, спаслись благодаря частым миграциям. Последняя из них случилась всего за три поколения до прихода испанцев. Тупак Инка Юпанки, дед покоренных европейцами правителей, покинул свою империю и завоевал государство Чиму, а также все поселения на четыре тысячи миль на юг от экватора. Узнав же от покоренного населения, что в Тихом океане находятся обитаемые острова, он построил флот из сотен бальсовых плотов и с половиной своей армии отправился в плавание. Через девять месяцев Тупак Юпанки вернулся и привез с собой темнокожих пленников.

Понятия не имею, знали ли все это мои русские слушатели. Они сидели тихо и слушали меня вполне благожелательно. Я также добавил, что прибрежная часть Перу часто страдала от природных катастроф. Спускающиеся с гор грязевые потоки и приходящие с океана ураганы не раз вынуждали местное население искать спасения на плотах. В годы, когда бушевали ураганы, возникало мощное океанское течение от берегов Перу прямо к острову Пасхи. В заключение я отметил, что у нас нет никаких оснований полагать, будто люди, населявшие далекие страны в давно прошедшие времена, обладали меньшим мужеством, любопытством, алчностью и любовью к приключениям, чем мы сегодня. И когда их охватывала тяга к перемене мест, ничто не могло остановить их.

Возражений не последовало. Келдыш пригласил выступить противников моей теории происхождения полинезийцев. Несколько человек встали со своих мест, но только для того, чтобы задать уточняющие вопросы. Мои ответы, похоже, всех удовлетворили.

Человек, отправивший в глубины Вселенной первого космонавта, спокойно и уверенно вел дискуссию о покорении просторов Тихого океана в древние времена. Он ничем не выдал своего собственного мнения, пока не высказался последний участник дебатов. И только потом совершенно ясно дал понять, на чьей он стороне. В заключительном слове он резко критиковал своих коллег за то, что они плохо подготовились к научному спору и не смогли убедительно обосновать свое критическое отношение к моей теории. С улыбкой повернувшись ко мне, он выразил надежду, что в моей следующей экспедиции обязательно найдется место для русского.

Так благополучно завершилась моя личная маленькая «холодная война» с академиками из Советского Союза. В знак примирения от имени Московского Государственного университета мне вручили медаль М. В. Ломоносова. Несмотря на то, что я уже состоял почетным членом Академии наук Нью-Йорка, мне присвоили почетную докторскую степень АН СССР. В те годы это было неслыханно, и я уверен, что не кто иной, как Келдыш проделал это маленькое отверстие в «железном занавесе».

Через несколько лет, когда я планировал путешествие через Атлантический океан на корабле из папируса в составе многонациональной команды, я вспомнил слова Келдыша. Я написал ему и попросил подобрать для моего экипажа доктора, владеющего английским языком и обладающего чувством юмора. В результате, с трапа самолета в каирском аэропорту сошел Юрий Александрович Сенкевич, распространяя вокруг слабый запах водки и смущенно улыбаясь. Каким-то образом Келдыш победил советскую бюрократическую машину, и Юрий стал первым русским, получившим разрешение самостоятельно покинуть страну и принять участие в путешествии на капиталистической лодке из папируса. Я специально просил человека с чувством юмора, потому что не хотел получить фанатичного партийного функционера, к тому же юмор занимает на борту мало места, а значит очень много. Позже Юрий признался, что специально крепко выпил в самолете, чтобы с первых минут знакомства произвести на меня впечатление рубахи-парня.

Со временем Сенкевич возглавил медицинский центр по подготовке советских космонавтов, а после трех наших экспедиций на лодке из тростника получил приглашение из США принять участие в дискуссии, посвященной теме мирного сосуществования представителей различных национальностей в условиях перенаселенности и повышенного напряжения.

Советские специалисты по «ронго-ронго» также превратились из моих самых ярых оппонентов в самых надежных союзников, когда дело дошло до расшифровки иероглифов на деревянных дощечках с острова Пасхи.

На XXXII Международном конгрессе американистов, состоявшемся в Копенгагене в 1956 году, сенсацию произвел дотоле никому не известный человек. Немецкий специалист-дешифровщик по имени Томас Бартель заявил, что нашел ключ к пониманию надписей на «ронго-ронго». Сенсация достигла апогея, привлекла внимание всей мировой прессы, когда он сообщил, будто в одной из таблиц говорится о предках островитян, пришедших на остров Пасхи с Раиатеа в Полинезии в 1400 году нашей эры. То есть с совершенно противоположной стороны и гораздо позже, чем утверждал я.

Даже авторитетный Музей человека в Париже выставил бартелевский текст расшифровки на стенде, посвященном острову Пасхи. Однако он провисел там недолго. К делу подключились русские языковеды. Они обработали надписи на «ронго-ронго» с помощью компьютеров и пришли к выводу, что надписи сделаны на неведомом языке, не встречающемся нигде в Полинезии. Не зная этого языка, невозможно прочесть «ронго-ронго».

Тем не менее фантазии Бартеля переполошили весь научный мир. Даже его собственные ученики опровергают результаты бартелевской расшифровки и наперебой предлагают собственные, ничуть не менее фантастичные. А пока иероглифы «ронго-ронго» хранят свою тайну.

Когда мне предложили объехать Советский Союз с моим фильмом о «Кон-Тики», я согласился на одном условии: я сам составлю программу поездки и буду передвигаться совершенно свободно. Сегодня я могу сказать, что и за время войны, и в последующие годы войны «холодной» я хорошо узнал мир по обе стороны «железного занавеса». Главный вывод — вовсе не государственная граница пролегает между друзьями и врагами.