Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы

• Название: Дети нашей улицы
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Центр гуманитарного сотрудничества
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-903658-11-4

«Дети нашей улицы» — главный труд великого египетского писателя, лауреата Нобелевской премии Нагиба Махфуза.

Это роман-притча о возникновении трех мировых религий: иудаизма, христианства и ислама, аллегория религиозной истории человечества… Истории полной соперничества и борьбы, надежд и любви, предательств и чудес, а главное — веры.

Роман вошел в список 100 лучших книг мира, по версии британской «The Guardian».

---

— Я убью тебя, сын шлюхи! — орал Идрис.

— Не успеешь!

Они наносили друг другу удары, пока у Кадри из носа и уголков рта не потекла кровь.

— Оставь моего сына, Идрис! — завопил примчавшийся Адхам.

Идрис задыхался от злости:

— Я убью его за это!

— Я не дам тебе это сделать. Только посмей, и я сам тебя прикончу!

Прибежала мать Хинд. Она причитала:

— Хинд сбежала, Идрис! Надо догнать ее, пока ничего не случилось.

Адхам кинулся разнимать Идриса и Кадри:

— Приди в себя! — крикнул он брату. — Для драки нет повода. Хинд честная девушка. Ты напугал ее, и она убежала. Беги догонять ее от греха подальше.

Он забрал Кадри, и они спешно вернулись домой.

— Давай быстрей! Мать в полуобмороке.

Идрис же пустился в погоню, крича что было мочи: «Хинд! Хинд!»

17

Хумам шел следом за дядюшкой Каримом. Они миновали жасминовую аллею и вступили на мужскую половину дома. Ночь в саду стала для него настоящим открытием: мягкая, влажная, напоенная ароматами цветов и зеленых растений. Он был потрясен ее красотой. Всем сердцем он чувствовал и величие этого места, и необъяснимую тоску по нему, и скрытую к нему привязанность. Здесь через несколько мгновений решится его судьба. За ставнями окон он заметил светильники, а из открытой двери зала бил яркий свет, стелившийся по саду дорожкой. Его сердце забилось, когда он представил себе жизнь за этими окнами в этих покоях. Какая она? И кто они, обитатели этого дома? Сердце забилось еще быстрее, когда он осознал удивительную истину: он принадлежит роду этого дома, он часть этой жизни, и он пришел сюда босоногим, в простой голубой галабее и выцветшей шапочке, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Они поднялись по лестнице и повернули в правое крыло, прошли еще через дверь, уперлись в лестницу и в полной тишине поднялись по ней. Очутившись в длинном зале, освещенном светильником, свешивающимся с расписного потолка, они подошли к огромной двери в центре. Все больше волнуясь, Хумам подумал: «Может, именно на этом месте за лестницей двадцать лет назад стояла мать, наблюдая, как отец крадется в эту комнату… Ужасное воспоминание!» Карим постучал и, спросив разрешения, легонько толкнул дверь и отступил в сторону, пропуская Хумама. Юноша робко шагнул в комнату, не услышав, как за ним захлопнулась дверь. Он ничего не ощущал, кроме яркого света с потолка и из углов. Все его сознание устремилось в центр, где на диване сидел человек. Он никогда не видел деда, но не сомневался в том, кем именно был сидящий перед ним. Кем еще мог быть этот могучий мужчина, о котором слагали легенды? Он подошел ближе и встретил взгляд, заставивший его забыть обо всем. Но в то же время этот взгляд вселил в его сердце спокойствие и уверенность. Хумам склонился, почти коснувшись лбом дивана, протянул руку, дед подал ладонь, и он благоговейно поцеловал ее. С неожиданной смелостью он произнес:

— Добрый вечер, дедушка!

Громогласным, но не лишенным мягкости голосом дед ответил:

— Добро пожаловать, сынок! Садись!

Юноша сел на краешек кресла, стоящего справа от дивана.

— Усаживайся удобнее! — сказал аль-Габаляуи.

Прошептав слова благодарности, с трепещущим от счастья сердцем Хумам уселся поглубже. Наступила тишина. Ощущая на себе прямой взгляд деда, как мы чувствуем солнце, не поднимая к нему глаз, он не отрываясь рассматривал узоры на ковре. Только он непроизвольно бросил взгляд на комнатку по правой стене и со страхом и грустью посмотрел на дверь, как дед спросил его:

— Что тебе известно об этой двери?

У юноши затряслись поджилки. Он удивился тому, как дед все замечает, и покорно ответил:

— Я знаю, что эта дверь — начало всех наших бед.

— Что ты думал о своем деде, когда слушал эту историю?

Хумам открыл рот, но аль-Габаляуи не дал ему ответить:

— Говори мне правду!

Резкий тон деда привел его в смятение, и он сказал, стараясь казаться искренним:

— Поступок отца я считаю огромной ошибкой, а наказание, понесенное за него, не в меру суровым.

Аль-Габаляуи улыбнулся:

— Приблизительно так ты и думаешь. Я ненавижу ложь и вранье. Я прогнал из дома всех, кто замарал себя ими.

Глаза Хумама наполнились слезами.

— Мне кажется, ты чистый юноша. Поэтому я позвал тебя.

Глотая слезы, Хумам ответил:

— Спасибо, господин!

— Я решил дать шанс тебе, — спокойно продолжал дед, — и больше никому из тех, кто остался снаружи. Шанс перебраться сюда, обзавестись семьей и начать здесь новую жизнь.

Хумам один за другим слушал радостные удары своего сердца, ожидая последних нот, которыми должна была завершиться эта счастливая песня: так, обрадованный хорошей новостью, жаждет узнать продолжение. Но дед молчал. Немного помявшись, Хумам промолвил:

— Спасибо за вашу милость!

— Ты этого заслуживаешь.

Юноша, переводя взгляд с деда на ковер, тихо спросил:

— А моя семья?

— Я же ясно дал понять, — ответил с укором аль-Габаляуи.

— Они заслуживают вашего прощения и сочувствия, — взмолился Хумам.

Аль-Габаляуи холодно процедил:

— Ты не слышал, что я сказал?

— Да, но мать, отец, братья. Отец — человек…

— Ты не слышал, что я сказал? — повторил он раздраженно.

Хумам замолк. Показывая, что разговор окончен, дед заключил:

— Сходи к ним попрощаться и возвращайся!

Хумам встал, поцеловал деду руку и вышел. Дядюшка Карим ждал его, и Хумам молча последовал за ним. Когда они прошли мужскую половину дома и вышли в сад, Хумам заметил девушку. Она поспешила скрыться, но он разглядел ее плечи, шею и тонкий стан. В ушах зазвенели слова деда: «жить здесь и обзавестись семьей». С такой девушкой, как эта! Подобной жизнью жил отец. Как же жестоко обошлась с ним судьба! С каким чувством он теперь таскается с тележкой?! Это счастливый шанс! Как во сне! Об этом отец грезил двадцать лет. Но как тяжело на душе!

18

Вернувшись в хижину, Хумам обнаружил, что дома с нетерпением ждали его возвращения. Все с любопытством окружили его, и, сбивчиво дыша, Адхам спросил:

— Ну что, сынок?

Хумам заметил, что у Кадри подбит глаз, и склонился над братом, чтобы разглядеть поближе его лицо. Адхам с сожалением сообщил:

— Он не на шутку сцепился с этим типом, — и указал в сторону жилища Идриса, погруженное в безмолвную тьму.

— Это беспочвенные, мерзкие домыслы Большого Дома, — гневно отозвался Кадри.

Обернувшись в сторону хижины Идриса, Хумам обеспокоенно спросил:

— Что там происходит?

— Родители ищут сбежавшую Хинд, — грустно ответил Адхам.

— Кто в этом виноват, если не наш ужасный дед?!

— Тише! — взмолилась Умайма.

Но Кадри зашелся гневом:

— Чего ты боишься? У тебя нет ничего, кроме мечты о возвращении, которая никогда не сбудется… Поверь мне, ты не выберешься из этой лачуги до самой смерти.

— Хватит ныть! — вспылил Адхам. — Ты с ума сошел, клянусь Создателем! Может, ты решил последовать за сбежавшей девчонкой?

— Именно!

— Замолчи! Надоели твои глупости!

— С этого дня нам жизни не будет рядом с Идрисом, — горестно проговорила Умайма.

Адхам повернулся к Хумаму.

— Ну что?

Хумам ответил голосом, в котором не было и намека на радость:

— Дед пригласил меня жить в Большом Доме.

Адхам уставился на него, ожидая продолжения, но сын не промолвил больше ни слова, тогда, отчаявшись, он спросил:

— А мы? Что он сказал про нас?

Хумам печально покачал головой и прошептал:

— Ничего.

Смех Кадри обжег его, как жало скорпиона.

— Чего же ты явился? — спросил он Хумама с издевкой.

Да, зачем я пришел? Просто такие, как я, не созданы упиваться собственным счастьем в одиночку.

— Я столько раз говорил ему о вас, — печально произнес он.

— Вот спасибо! Почему же он тогда выбрал тебя?! — злился Кадри.

— Ты знаешь: я здесь ни при чем.

— Ты, Хумам, несомненно, лучший из нас, — вздохнул Адхам.

Кадри с обидой вскричал:

— А ты, отец, который и плохого слова о нем не сказал, ты оказался недостоин!

— Тебе не понять… — ответил Адхам.

— Этот человек большее чудовище, чем Идрис.

— Ты разбиваешь мне сердце. Не теряй надежды, — запричитала Умайма.

— Надежда осталась только на эту пустыню, — ответил Кадри с вызовом. — Поймите вы наконец и успокойтесь! Забудьте об этом проклятом доме! Я не боюсь этой пустыни. Даже Идриса не боюсь. Могу дать ему такой сдачи! Плюньте вы на этот дом и живите спокойно!

Адхам подумал: «Как ты можешь так поступать? Почему, отец, ты пробудил в нас любовь к себе, а потом не смог простить? Что может смягчить твое сердце, если до сих пор ничего его не тронуло? Что толку надеяться, если все перенесенные страдания не оправдали нас в глазах того, кого мы любим?» Не своим голосом он сказал вслух: