Жиль Делез - Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато

• Название: Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато
• Автор: Жиль Делез
• Издательство: У-Фактория, Астрель
• Жанр: Философия
• ISBN: 978-5-9757-0526-6, 978-5-271-27869-3, 978-5-9757-0527-3, 978-5-271-29213-2

Второй том «Капитализма и шизофрении» — не простое продолжение «Анти-Эдипа». Это целая сеть разнообразных, перекликающихся друг с другом плато, каждая точка которых потенциально связывается с любой другой, — ризома. Это различные пространства, рифленые и гладкие, по которым разбегаются в разные стороны линии ускользания, задающие новый стиль философствования. Это книга не просто провозглашает множественное, но стремится его воплотить, начиная всегда с середины, постоянно разгоняясь и размывая внешнее. Это текст, призванный запустить процесс мысли, отвергающий жесткие модели и протекающий сквозь неточные выражения ради строгого смысла…

http://fb2.traumlibrary.net

---

Рента — не единственный аппарат захвата. Дело в том, что склад, в качестве своего коррелята, обладает не только землей — с двойной точки зрения сравнения земель и монополистического присвоения земли; в качестве другого коррелята он обладает трудом — с двойной точки зрения сравнения деятельности и монополистического присвоения труда (сверхтруд). Опять же именно благодаря складу деятельность типа «свободное действие» должна сравниваться, связываться и подчиняться в однородном и общем количестве, называемом трудом. Не только труд касается склада — будь то его учреждение, сохранение, восстановление или использование, — но и сам труд является складируемой деятельностью, так же как рабочий — это складируемый «деятель». Более того, даже когда труд четко отделен от сверхтруда, мы не можем удерживать их в состоянии независимости друг от друга — не существует так называемого необходимого труда и сверхтруда помимо него. Труд и сверхтруд — это строго одно и то же: один говорит о количественном сравнении деятельности, второй — о монополистическом присвоении труда предпринимателем (и уже не владельцем). Как мы увидели, даже когда они различены и отделены, не существует труда, который не проходил бы через сверхтруд. Сверхтруд — это не то, что превосходит труд;-напротив, труд — это то, что следует из сверхтруда и предполагает его. Это — единственное, что мы можем сказать о стоимости-труде и об оценке, касающейся количества общественного труда, тогда как первобытные группы находились в режиме свободного действия или деятельности в непрерывной вариации. Поскольку выгода предпринимателя зависит от сверхтруда и прибыли, она конституирует аппарат захвата, так же как и ренту собственника — не только сверхтруд захватывает труд и не только собственник захватывает землю, но труд и сверхтруд являются аппаратом захвата деятельности, так же как сравнение земель и присвоение земли — это аппарат захвата территории.[605] Наконец, помимо ренты и прибыли, существует третий аппарат захвата — налог. Чтобы понять эту третью форму и ее созидательную значимость, мы сначала должны определить внутреннее отношение, от которого зависит товар.

Относительно греческого города, а именно коринфской тирании, Эдуард Вилл показал, что деньги вытекают не из обмена, не из товара, не из требований торговли, а из налога, который впервые вводит возможность уравнения деньги = товары или услуги и превращает деньги в общий эквивалент. Действительно, деньги — это коррелят склада, подмножество склада, где они могут конституироваться любым объектом, сохраняемым долгое время: в случае Коринфа металлические деньги сначала распределяются у «бедных» (как тех, кто является производителями), которые ими пользуются, дабы покупать права на землю; и таким образом они переходят в руки «богатых» при условии, что там они не задерживаются, что все — и богатые, и бедные — платят налог, бедные — товарами или услугами, богатые — деньгами, так что устанавливается эквивалентность: деньги — товар и услуги.[606] Мы увидим, что означает эта ссылка на богатых и бедных в уже позднем случае Коринфа. Но, независимо от контекста и особенностей этого примера, деньги всегда распределяются аппаратом власти при условии сохранения, движения, обращения, так что эквивалентность товары — услуги — деньги находит возможность установиться. Таким образом, мы не верим в последовательность, когда сначала имеется трудовая рента, затем натуральная рента, а потом уже денежная рента.

Налог — непосредственно то место, где вырабатываются равенство и одновременность этих трех рент. Как правило, именно налог монетаризует экономику, именно он создает деньги, и создает их с необходимостью в движении, в циркуляции, в обращении, а также создает их в зависимости от услуг и товаров в ходе такого движения. Государство находит в налоге средство для внешней торговли, поскольку присваивает себе эту торговлю. Но именно из налога, а не из торговли, выводится форма-деньги.[607] Таким образом, форма-деньги, выводимая из налога, делает возможным монополистическое присвоение внешнего обмена Государством (монетаризованная торговля). Действительно, все становится иным в режиме обменов. Мы уже не в «примитивной» ситуации, где обмен осуществляется косвенно, субъективно, через соответствующее уравнивание последних получаемых объектов (закон спроса). Конечно, обмен остается тем, чем он является в принципе, то есть неравным и производящим уравнивание, кое следует из неравенства — но на сей раз существуют прямое сравнение, объективная цена и денежное уравнивание (закон предложения). Именно благодаря налогу товары и услуги будут подобны предметам потребления, а предметы потребления будут измеряться и уравниваться деньгами. Вот почему даже сегодня смысл и радиус действия налога проявляются в том, что называется косвенным налогом, то есть налогом, который является частью цены и влияет на стоимость товара, самостоятельно и вне рынка.[608] Однако косвенный налог — это не просто добавочный элемент, который сам прибавляется к ценам и раздувает последние. Он является только индексом или выражением более глубокого движения, следуя которому, налог конституирует первый слой «объективной» цены, денежный магнит, к коему другие элементы — цены, рента и прибыль — притягиваются, приклеиваются, сходятся в одном и том же аппарате захвата. Был великий момент в капитализме, когда капиталисты заметили, что налог может быть производительным, особенно благоприятным для прибыли и даже для ренты. Но, как и с косвенным налогом, существует благоприятный случай, который между тем не должен скрывать более архаичное и куда более глубокое согласие — совпадение и принципиальное тождество между тремя аспектами одного и того же аппарата. Аппарат захвата о трех головах, чья «тройная формула» выводится из формулы Маркса (хотя и распределяет все по-иному):

1. Склад

2. Земля (в отличие от территории)

a) прямое сравнение земель, дифференциальная рента;

b) монополистическое присвоение земли, абсолютная рента.

3. Рента Владелец

1. Склад

2. Труд (в отличие от деятельности)

a) прямое сравнение деятельности, труд;

b) монополистическое присвоение труда, сверхтруд.

3. Прибыль Предприниматель

1. Склад

2. Деньги (в отличие от обмена)

a) прямое сравнение обмениваемых объектов, товар;

b) монополистическое присвоение средства сравнения, эмиссия денег.

4. Налог Банкир

1. У склада три одновременных аспекта — земля и семена, инструменты, деньги. Земля — это сохраняемая территория, инструменты — сохраняемая деятельность, деньги — сохраняемый обмен. Но склад не происходит ни из территорий, ни из деятельности, ни из обменов. Он отмечает другую сборку, он происходит из этой другой сборки;

2. Эта сборка является «мегамашиной», или аппаратом захвата, архаичной империей. Она функционирует в трех модусах, соответствующих трем аспектам склада — рента, прибыль, налог. А три модуса сходятся и совпадают в ней, в инстанции сверхкодирования (или означивания): деспот — одновременно знаменитый землевладелец, предприниматель крупномасштабных работ, хозяин налогов и цен. Это похоже на три капитализации власти, или три артикуляции «капитала»;

3. Аппарат захвата формирует именно такие две операции, какие мы каждый раз обнаруживаем в сходящихся модусах — прямое сравнение, монополистическое присвоение. И сравнение всегда предполагает присвоение — труд предполагает сверхтруд, дифференциальная рента предполагает абсолютную, коммерческие деньги предполагают налог. Аппарат захвата конституирует общее пространство сравнения и подвижный центр присвоения. Система белая стена-черная дыра, которая, как мы видели раньше, конституирует лицо деспота. Точка резонанса циркулирует по пространству сравнения и, циркулируя, расчерчивает это пространство. Вот что отличает аппарат Государства от примитивных механизмов с их несосуществующими территориями и их нерезонирующими центрами. Именно с Государства, или аппарата захвата, начинается общая семиотика, сверхкодирующая примитивные семиотики. Вместо черт выражения, кои следуют за машинным phylum'ом и сочетаются с ним браком в распределении сингулярностей, Государство конституирует форму выражения, подчиняющуюся phylum'y: phylum, или материя, — не более чем сравнимое, гомогенизированное, уравненное содержание, тогда как выражение становится формой резонанса или присвоения. Аппарат захвата — семиологическая операция по преимуществу… (В этом смысле философы-ассоцианисты не ошибались, объясняя политическую власть операциями ума, зависящего от ассоциации идей.)