Анатолий Буйлов - Большое кочевье

• Название: Большое кочевье
• Автор: Анатолий Буйлов
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

Это повествование о судьбе русского мальчика Николки Родникова, выросшего, в среде коренных жителей тундры — эвенов. Здесь он обрел второй дом, наставников в жизни, семью. С большой теплотой рассказывается в произведении о людях оленного края.

В 1982 году книга А. Буйлова «Большое кочевье» получила первую премию на Всесоюзном литературном конкурсе имени М. Горького, в 1983-м удостоена премии Союза писателей СССР — премии имени К. А. Федина.

---

— Стеша! Скоро свет погаснет, — напомнил он.

— Ну и пусть, я лампу зажгу, — сказала девушка, не двигаясь с места. Она уже не улыбалась, опустив глаза, водила пальцем по клеенке — то ли буквы выводила, то ли просто завитушки.

Погас свет. С минуту оба сидели в темноте и молчали.

— Где же лампа? — вновь робея, дрожащим голосом спросил Николай.

— На полу, под лавкой стоит, где ты воду ставил, — ответила она тоже вздрагивающим голосом.

Лунный свет с трудом пробивался сквозь промерзшие стекла, сквозь плотно задвинутые шторы. Николай почти ощупью прошел к умывальнику, наклонился, подозревая, что лампы тут нет, все-таки пошарил на полу под лавкой. Лампы не было.

— Стеша! Где же лампа?

— Да там она была… Сейчас я сама найду…

Скрипнул табурет, она шла к нему, вот она уже приблизилась вплотную, словно бы невзначай ткнулась ему в грудь и вдруг крепко обвила его шею руками, тесно прижалась к нему всем своим упругим юным телом. Вначале обомлев, но, спохватившись, он отыскал и стал целовать ее покорные горячие губы. Он ласково и крепко обнимал, гладил волосы, лицо, вновь целовал, и она страстно, покорно и благодарно отвечала на его поцелуи, на его объятия.

Все вокруг плавно кружилось и куда-то плыло, точно спал он и видел все это во сне. Потом она взяла его за руку и увела в другую комнату. Она подвела его к кровати и легонько толкнула в плечо, и он послушно лег и слышал, как она торопливо снимает с себя платье…

«Зачем все это? — отрешенно, как будто не о себе самом, подумал он, отодвигаясь к стенке. — Зря все это! Зря». Опять где-то в глубине сознания появилось желание воспротивиться этому, уйти, убежать… Но что-то теперь уже властно держало его. И вдруг ясно, отчетливо, словно над самым ухом его, прозвучали слова, сказанные Дарьей Степановной: «Стешка — ягодка-брусничка, вот только кому достанется она, кто сорвет ее…»

А Стешка-ягодка, вот она, сбросив платье, стоит перед кроватью словно бы в нерешительности, руки к груди прижала, фигура ее на фоне наглухо зашторенного серого окна хоть и видна лишь черным силуэтом, но уже ослепила она горячим туманом, окутала его.

Скрипнула кровать. Стеша легла, несмело обвила его голой рукой, придвинувшись, прижалась к нему, горячая, вздрагивающая…

Обещанный председателем вертолет прилетел лишь десятого июня. Прилетел он в полдень и опустился невдалеке от чума, едва не разметав его. Пастухи в это время клеймили телят, перепуганное стадо разбежалось в разные стороны.

Лопасти еще крутились, но от вертолета, низко пригибаясь, бежали к чуму три человека: Шумков, новый зоотехник и какой-то незнакомый человек с фотоаппаратом и с квадратной кожаной сумкой на боку. Пастухи смотрели на темную дверь, ожидая появления председателя, но вышли из машины два пилота, и больше никто не выходил.

— Не прилетел Плечев, — разочарованно сказал Долганов и степенно пошел навстречу гостям.

Поздоровавшись с гостями, Шумков кивнул на человека с фотоаппаратом, который уже успел несколько раз сфотографировать и чум, и пастухов и теперь, присев на корточки, старался уместить в один кадр оленеводов, кусок тайги, чум, убегающих оленей и вертолет.

— Вот, братцы, корреспондент к вам приехал, интервью у вас будет брать, в районную газету про вас напишет…

Корреспондент приветливо покивал пастухам и продолжал щелкать фотоаппаратом — высокий, худой, в какой-то нелепой рыжей шапке и клетчатом пиджаке. Николай с интересом посматривал на корреспондента.

Один из пилотов, высокий, грузный, мрачного вида, нетерпеливо сказал, обращаясь к Шумкову:

— Давай, начальник, разгружайся побыстрей, да полетим мы, чего стоять?

Пастухи быстро разгрузили соль, ящики и мешки с продуктами. Пилоты тотчас закрыли дверь, включили двигатель.

— Чего они? Куда улетели? — изумился Долганов. — Бросили вас, что ли?..

— Не беспокойтесь, они прилетят, — поспешил успокоить бригадира зоотехник.

— В экспедицию полетели, — пояснил Шумков. — Часа через два прилетят. Однако чего мы стоим? Айда в чум, чай будем пить, потолкуем. И, подмигнув пастухам, он по-хозяйски отвернул кусок брезента, прикрывающего вход в чум.

Корреспондент, вероятно, уже не раз и не два бывал у оленеводов в гостях, в серых выпуклых глазах его не было любопытства. Он с нетерпением посматривал на Татьяну, выставлявшую на столик миски с дымящейся ароматной олениной. Родников ждал, когда корреспондент начнет задавать пастухам вопросы, но тот никого ни о чем не расспрашивал, и вид у него был такой, словно он все, что хотел сделать, уже сделал и теперь ждет награду за проделанную работу.

— Ну, расскажи, Василий… Василий Петрович, как там дела у Слепцова! Что нового в поселке? — попросил Фока Степанович, напряженно улыбаясь. — Много ли у Слепцова телят?

— Не был я, брат, у Слепцова, не был еще.

— А у Василия Ивановича?

— И у него тоже не был. Вы первые. Только вчера вертолет пробили. — Шумков недовольно взглянул на Фоку Степановича и тут же покосился на корреспондента, давая понять пастуху, что негоже при посторонних людях задавать такие компрометирующие вопросы, не лучше ли поговорить, например, об охоте. Шумков повернулся к брату: — Много ли, Михаил, медведей убили? Говорят, нынче медведей кругом полно…

— Наврали тебе, мало медведя, трех всего убили… — недовольно сказал Долганов и, усмехнувшись, вернул Шумкова на прежнюю тему. — Значит, не был ты еще ни у Слепцова, ни у Василия Ивановича? А если бы вертолет совсем не дали? Что бы ты делал? Пешком-то да-але-еко, а?

— Если бы вертолет не дали, пешком бы не пошел — не сомневайся.

— А я и не сомневаюсь — куда тебе ходить? Ты теперь начальник, голова-а! — Долганов смотрел теперь на Шумкова без насмешки, но сердито. — Обещали соль привезти к началу отела, а привезли когда? Зачем нам теперь соль? Через три дня мы откочуем на летние пастбища!

— Ну ладно, ладно, Михаил, не ругайся, — примирительно с заискивающей улыбкой остановил брата Шумков. — Наша вина, чего там толковать об этом. Лучше вот послушайте, как мы нынче на гусей поохотились…

И он принялся торопливо и излишне громко, словно боясь, что его опять перебьют, рассказывать о том, как он охотился на гусей:

— Весь гусь нынче, братцы, верхом прошел! Уехал я с одним приезжим человеком на Дресванку — три дня там просидели, пять гусей всего убили. Гусей, брат, полным-полно, но все верхом да верхом шуруют, под самой луной — не достанешь, хоть караул кричи! Бирюков с нами был, он видит такое дело — и сразу рванул по насту на Пронькинский перевал. Собаки у него, как волки, нарта пустая, носится как черт по тундре, везде поспевает, ну и конечно, настрелял гусей больше всех — двадцать штук. Смотрю я, мой пассажир охотой недоволен, а надо ему обязательно показать настоящую охоту! Все-таки человек из области. Ну, я и говорю ему: «Поехали, Алексей Сергеевич, на Шкиперовскую бухту, багул постреляем?» — «Вези, — говорит, хоть черту в зубы, лишь бы вдоволь пострелять». Ну, приехали, палатку поставили, гляжу — багулы летают. Хорошо! У меня новое пятизарядное ружье, специально по заказу из Тулы прислали, а у моего приятеля ружье — еще похлеще — бельгийское, автоматическое. Ну и поохотились мы — повоевали! Пятьдесят багул за два вечера убили! Спрашиваю пассажира: «Ну как, Алексей Сергеевич, довольны вы охотой? Хватит багул или еще постреляем?» — «Хватит, хватит! Увезти бы это». — Рассказывая, Шумков возбужденно жестикулировал и весело, бесшабашно улыбался. «Ну, хватит так хватит. Тогда завтра по насту поедем в поселок». Вечером я одну багулу общипал, слышу — вроде рыбой отдает. Другую общипал — то же самое. Ну, думаю, показалось мне. Сварил суп — точно, мясо рыбой отдает! Пассажир мой плюется, сердится. «Ты чего, — говорит, — не сказал мне, что эти птицы рыбой питаются. Они ведь в пищу непригодные, зря стреляли их!» Вот черт! Никогда багула рыбой не пахла, а тут удивительное дело — все как одна рыбой воняют. Пришлось в поселок ехать с пустыми руками. Отдал пассажиру всех своих гусей. Так и не поохотились ладом…

— А багулы? — напомнил Долганов.

— Что багулы?

— Ну как чиво? Багулы не добыча разве?

— Так я ж тебе говорю, что багулы все рыбой провоняли!

— Ну так что, что рыбой пахнет? Нерпа еще больше рыбой пахнет, а ты же ешь ее. — Долганов недоуменно пожал плечами. — Чего ты, Васька, говоришь? Пятьдесят багул убили, а говоришь, с пустыми руками в поселок приехали — совсем уж язык заплетается.

— Так я ж тебе сказал, что багулы-то рыбой воняли! Не понятно? Ну, выбросили мы их!

— Как выбросили? Всех выбросили, что ли?

— Ну конечно, всех. Все они воняли рыбой, всех и выбросили.

Пастухи удивленно переглянулись, подавленно молчали.

— Да-а, не повезло вам, Василий Петрович, — сочувственно сказал корреспондент и покачал головой — волосы у него были под цвет шапки — рыжие и растрепанные, взгляд его выпуклых серых глаз показался Родникову неприятным.