Яна Дубинянская - Глобальное потепление

• Название: Глобальное потепление
• Автор: Яна Дубинянская
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91631-022-1

В романе «Н2О» (2008) Яна Дубинянская очень точно предсказала особенности нынешнего экономического кризиса. Сбудется ли то, что она предсказывает в новом романе?

2043-й год. Уже давно напряженные, отношения между Этой Страной и Нашей Страной (что за страны — не загадка) достигают точки кипения. После глобального потепления Эта Страна отказалась от сырьевой экономики, а побережье Северного Ледовитого (ныне Безледного) океана стало туристическим раем с центром на Соловках. А Наша Страна окончательно превратилась в маргинальную, где работы нет и не предвидится. Одна надежда — на таинственную Капсулу с чудодейственным рецептом всеобщего счастья. Но Капсула интересует и правительство Этой Страны, а счастьем, хоть и всеобщим, делиться никому не хочется. А если нельзя поделить, надо воевать!

На этом драматическом фоне разворачивается роман журналистки из Нашей Страны Юлии Чопик и писателя из Этой Страны Дмитрия Ливанова. Казалось бы, они идеально друг другу подходят, у них много общего, они нужны друг другу. Но люди — не страны…

---

Стенд-ап: Вот эта гроздь бананов, сейчас мы ее взвесим, обойдется покупателю — сколько там?., ну ни фига себе, — в достаточно круглую сумму: двадцать восемь семьдесят пять. Хотя еще на прошлой неделе получилось бы уложиться в двадцатку.

Текст: Как известно, в нашей стране имеется ровно четыре причины для подорожания чего-либо: зима, весна, лето и осень. Говоря об очередном росте цен на отечественные бананы, продавцы апеллируют к зиме.

Синхрон (продавщица): Так ведь заморозки-то были под Новый год, у нас же все-таки не Африка. Вот они и того… подмерзли, бананчики-то, неурожай. А вы яблочек возьмите. Вон какие красивые яблочки из Антарктиды. И дешевле, и полезнее.

Текст: Самыми доступными фруктами на наших рынках традиционно остаются привозные антарктические яблоки и груши. Правда, вслед за бананами выросли цены и на них, нельзя сбрасывать со счетов нормальный уровень инфляции, составляющий на сегодня семь-восемь процентов в месяц. Однако специалисты-диетологи советуют не экономить на здоровье и отдавать предпочтение продуктам, выращенным в наших широтах. В особенности это касается детского питания.

Синхрон (врач): Ну как можно давать маленькому ребенку это яблоко, его же привезли неизвестно откуда, его обрабатывали неизвестно чем для длительного хранения… У вас дети есть?

(Корреспондент за кадром): Да, четверо.

(Врач): Так вот, мамочка, я как доктор настоятельно вам рекомендую кормить детей местными фруктами.

Текст: Несмотря на оптимистические прогнозы сельскохозяйственной комиссии, есть основания опасаться, что цены на бананы и прочие фрукты наших широт будут продолжать ползти вверх — как минимум, до следующего урожая. Впрочем, тридцать первого декабря у нас каждый год случаются неожиданные заморозки. Радует одно: возможно, рано или поздно ближайшие соседи перестанут именовать нашу страну Банановой республикой.

Юлия Чопик Сергей Василенко, «Новые вести», Пятый канал

2. Эта Страна

— Все дело в том, что в этой стране никогда не будет счастья, — сказал Ливанов. — Стабильность, ресурсы, экономический рост, развитие интеллектуальных и культурных сил, прекрасный, чтоб его, климат, даже вменяемая власть — все это у нас уже есть или теоретически может быть. А счастья не будет.

— Я счастлива, — пискнула из-под мощной ливановской подмышки Катенька.

Никто, конечно, не обратил внимания. Катенька задумывалась как чисто декоративный элемент вечера; будь у нее хоть капля вкуса и мозгов, она вообще не подавала бы голоса.

— Красиво, Дима, — кивнул Герштейн. — Как всегда у тебя. И, как всегда, неправда. Счастье у нас все-таки субъективная категория, допускающая разгул релятивизма и разброс толкований. С таким же успехом я могу заявить, будто в мире абсолютно все в той или иной степени несчастны, и что ты мне возразишь? Почему именно эта страна?

— Потому что у вас нету других тем для обсуждения, — съязвил командировочный Массен. — Весь вечер только и слышу: эта страна, эта страна, эта страна…

Впрочем, восприняли его реплику не в большей степени, чем Катенькину. Массен давно порывался уйти: полноценно участвовать в разговоре у него не получалось из-за невключенности в контекст, женщин в обещанных Герштейном количествах не наблюдалось, а пить он уже не мог, и без того чуть не превысил свою четко отмеренную норму. Но больно хорошо сидели. Ни разу в жизни Массену не приходилось сидеть настолько хорошо, культурно и основательно, как здесь, на ливановской кухне. Видимо, так умеют только в этой стране. Предвкушение того, как он будет рассказывать о нынешнем вечере дома — шутка ли, в гостях у самого Дмитрия Ливанова! — придавало происходящему особенное уютное очарование.

— Потому что в этой стране, казалось бы, — «казалось бы» Ливанов выделил голосом-курсивом, как он виртуозно умел, — имеются все составляющие для… ну хорошо, пусть не твоего тонко-интеллигентского, Герштейн, но по крайней мере для одноклеточного обывательского счастья. Но его все равно нет. И не будет никогда, вот в чем дело.

— Обожаю, когда ты рассуждаешь о жизни и ценностях одноклеточных обывателей, — расхохоталась Извицкая. — Сидя на твоей, извини, кухоньке. В твоем, извини, особнячке.

— Дорогая, ты, как всегда, очень точно все подметила. В этой стране человек моего уровня и авторитета не может не жить достойно. Эта страна ценит таких людей, как я, поскольку кровно заинтересована в них. Но счастливы-то они все равно не будут, вот в чем парадокс. Хотя казалось бы.

Это «казалось бы» он выделять уже не стал, ограничившись жирной логической точкой усиливающего повтора. Покрепче ухватил Катеньку, запрокинул ее, как в танго, затылком параллельно полу, навис над ней сверху и жадно впился марафонским поцелуем, рассчитанным на покорение всех свадебных и гиннессовых рекордов. Те из гостей, кому было с кем, дружно последовали его примеру. Извицкая хмыкнула и отвернулась.

За это время юный Виталик Мальцев успел продумать как следует свои основные тезисы по поводу муссируемой темы. И на сей раз рассчитывал быть услышанным.

— Дмитрий Ильич, — заговорил он как только, так сразу, пока безусловно счастливая Катенька переводила дыхание, а Ливанову наливали еще коньяку, — а вам не кажется, что глобальное потепление в какой-то степени исправило вековую несправедливость в отношении этой страны? Может быть, теперь все у нас будет по-другому. Просто прошло еще не так много времени, и…

— Просто ты живешь еще не так много времени, — не то прервал, не то подхватил Ливанов. — Лет через десять, надеюсь, ты поймешь, что в этой стране никогда ничего не менялось и не изменится. Глобальное потепление заставило перестроиться и начать жить иначе весь мир, но только не эту страну.

— Так ведь я и говорю! — у Виталика голова шла кругом от собственной смелости: спорить с самим Ливановым, даже перебивать его! — Если для всего мира оно стало катастрофой, то эта страна, возможно, получила наконец-то свой исторический шанс. При относительно небольших потерях…

— Ничего себе, — пробормотал Герштейн. — Обвал экономики, полный абзац в сфере топлива-энергетики плюс пара-тройка миллионов затопленных гектаров не в счет.

— Да пошел ты со своими гектарами, — бросил Ливанов, и Виталик просиял от уха до уха: Дмитрий Ильич с ним согласен, они выступают одним фронтом, видали?! — От этой страны, сколько ни затопи, не убудет. Мальчик правильно говорит, потери небольшие. Рано или поздно нас и так послали бы с нашими нефтью-газом, и правильно бы послали, только и это ничего не изменило бы.

— Зато теперь все рвутся к нам отдыхать на Белое море, — бросила Извицкая. — Поедешь летом на Соловки, Ливанов?

— На Соловки — хоть с тобой, — отозвался он. — Прости, любимая, хотел сказать, с тобой — хоть на Соловки.

Извицкая хотела ответить чем-то хлестким и остроумным, но протормозила лишнюю секунду, упустила момент, после которого удар уже не считается парированным. Записала себе в личный счет на будущее. За годы более-менее близкого знакомства у нее накопилось к Ливанову немало непроплаченных личных счетов.

Виталик насупился: вмешательство этой богемной дамочки с зелеными глазами, то ли актрисы, то ли поэтессы, разрушило их с Ливановым ситуативный союз, да и вообще отодвинуло его, Мальцева, куда-то на периферию общего разговора. Солировал теперь Герштейн. Он всегда начинал солировать, как только Ливанов отвлекался.

— Дима, я сейчас скажу одну страшную вещь, а ты потом делай со мной, что хочешь, отказывай от дома — хотя, признаюсь, было бы жаль. Так вот. Этой стране, как ни крути, по большому счету всегда везло со властью.

По сорокаметровой ливановской кухне прошел ропот, чем Герштейн очень вдохновился, пускай Ливанов лично в ропоте и не участвовал. Но слушал заинтересованно, это да. Неудобно зажатая у него под мышкой Катенька не смела пискнуть.

— В какую бы задницу нас ни загоняли обстоятельства, — вдохновенно развивал Герштейн, — наша власть всегда умудрялась выкрутить ситуацию пусть самой противоестественной буквой «зю», но себе во благо. А по касательной зацепляло и всю эту страну, с которой она, власть, всю жизнь себя ассоциировала.

— В отличие от народа, — бросил хмурый бородач, которого никто не знал по имени-фамилии, только в лицо. Но в лицо знали абсолютно все. И все обычно замолкали, когда он изволил чего-нибудь хмуро бросить, обычно малопонятного либо допускающего несколько равноправных толкований. Ливанов его терпеть не мог, но почему-то все-таки терпел, каждый раз болезненно морщась, будто жевал целый лимон со шкуркой.

— Возьмем то же глобальное потепление, — заспешил Герштейн, заполняя гнетущую паузу. — Допустим, теперь у нас чудесный климат. Но мало ли известно в истории нищих стран, где он был еще более чудесным до потепления? Однако это им не помогло, потому что на климат там плевали с высокого дерева, занимаясь делами поважнее — делили власть. А в этой стране власть неделима по определению, с чем народ смирился еще в незапамятные времена. Правда, есть еще гнилая интеллигенция, которой в этой стране положено власть ненавидеть. А почему, спрашивается? Меня лично она устраивает.