Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

• Название: Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки
• Автор: Александра Шарандаченко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Александра Филипповна Шарандаченко, учительница киевской средней школы № 4 в Пуще-Водице (ныне школа № 104), два страшных года находилась в немецкой оккупации в Киеве. Работая регистратором «бюро метрик» при «районной управе», она в течение всего этого времени вела дневник, заносила на его страницы все, что видела, что пережила сама и что переживали окружающие люди. В дневнике, ведение которого само по себе было подвигом, рассказывается о тяжелых, полных трагизма оккупационных буднях.

Автор рисует волнующую картину жизни в оккупированном гитлеровцами городе. Буквально каждый штрих этой картины пробуждает у читателя жгучую ненависть к фашизму — злейшему врагу человечества.

---

Вдоль улицы тащились несколько телег, — везли «мобилизованных» женщин с детьми (по особому списку, «для изоляции»). За ними по тротуару шли мужчины (впереди и позади полицаи). Это — очередная партия вывозимых на чужбину.

А в небе летели гуси и кричали по-весеннему. Возвращались на Украину.

Весна-то будет. Но какая весна…

В сегодняшнем номере газеты на первой странице крупным шрифтом напечатано сообщение о том, что на площади Богдана Хмельницкого повешены несколько «саботажников» за «коммунистический дух», за «открытое проявление нежелания ехать в Великую Германию».

А люди, понятное дело, не хотят ехать в Германию и прибегают к различным уловкам. Они выписываются из дома, скрываются у родственников и знакомых, быстро устраиваются на любую работу. Девушки выходят замуж за пожарников, работников так называемой УСМа (Управление судостроительных материалов) и других предприятий, где мужчины и их жены получают броню.

Началась — это мне отлично известно — полоса экстренных браков. Маленькие дети и грудные младенцы — тоже повод для того, чтобы не попасть в список «подлежащих к отъезду». Пригодятся, значит, метрики усыновлений и рождения, будет еще одна спасительная лазейка.

«Работающим», чтобы еще больше прижать их голодом и привлечь в Германию, уменьшили недельную выдачу хлеба на 200 граммов.

17 апреля

Болит голова: весь день нервничала. Шумит в ушах, а виски точно в обручи зажаты.

Когда насмотришься на то, что творится вокруг, наслушаешься рассказов о нескончаемых бедах, болит не только голова, но и душа.

Сегодня, когда я была в городе, там под конвоем отправляли на вокзал еще несколько партий «мобилизованных».

Через улицу, под присмотром эсэсовцев, прогнали шеренгами что-то около сотни мужчин-евреев. Измученных, ободранных, непохожих уже на людей, с помертвевшим взглядом запавших глаз — словом, живых скелетов. На их спинах, поверх ветхой одежды, белой краской намалеваны шестиугольные звезды. На рукавах черные повязки с надписью белыми буквами — «юде». Гнали их на какую-то работу. Замучают, доведут до полного истощения, а потом расстреляют.

Идут они по мостовой босиком, как по раскаленному железу, не поднимая глаз. Вот вдруг сняли с голов шапки и кепки. Что случилось? Ага, это мимо прошел немецкий офицер. А через несколько шагов та же картина: снова шествует «юберменш». Словечко-то какое: «сверхчеловек», господин «обычных» людей. Боком вам выйдет эта спесь!

Прохожие, такие же бесправные, как и эти бедняги, смотрят в землю, чтобы не выдать обуревающие их чувства. Я заставила себя закрыть глаза, остановилась. Спокойствие, спокойствие, никаких выходок!

Тащатся и тащатся по городу, в одиночку и группами, «обменники». В узлах преимущественно картошка. Комиссионные магазины закрыты, все разграблено и вывезено в райх. Съестное — на вес золота. Иногда увидишь вдруг некое чудо: витрину с накрытым столиком, на котором — мясные блюда, хлеб, печенье. Но тут же тебя заставит отвернуться от всего этого надпись: «Hyp фюр Дейче». Поскорее — прочь, горло сжимает злость.

Дети на тротуарах «кончают» учебный год. Вот как это выглядит, если прислушаться к их возгласам на улицах:

— Сига-ре-ты-ы «Гу-у-у-ния»…

— Сигареты «Леванте», «Леванте»… Кому сигареты «Леванте»?

— «Гу-у-у-ния», «Гу-у-у-ния»…

— Кому конфеты — пара шесть, пара шесть… (Это — шесть рублей за две малюсенькие конфеты-«подушечки».)

— Семечки, семечки…

Голоса звонкие, въедливые. Они допекают на каждом углу.

На рынках — ничегошеньки. Картошка — «из-под полы» 20 рублей десяток, а покрупнее — так и 30; стакан пшена — 20, бурачок-кулачок — 10 рублей…

Прошло уже три часа после того, как я вернулась из центра города, а в ушах и сейчас еще это горькое детское:

— Сигареты «Леванте», «Ле-ван-н-те-е»…

— «Гуния», «Гу-у-ния»…

Тяжкая доля выпала вам, голубята. И никуда от нее не денешься.

18 апреля

Сегодня отправили в Германию новую партию. Как водится, их конвоировали полицаи.

«Вербовкой» в Германию в управе занимается отдел труда, которым заведует Веник, бывший начальник милиции Житомира, в свое время изгнанный с этой должности и исключенный из партии. Этот прохвост зажал сейчас в кулак Куреневку и Приорку и вовсю проявляет свое холуйское рвение, угождает и выслуживается.

Ну и ненавистно же всем, кто знает Веника, его обрюзглое лицо с поседевшими уже волосами, подстриженными «в кружок», как у ямщика или палача! Посмотрю на него при случайной встрече — и передо мною фигура кровавого ката, каким я представляю его по книгам.

Очевидно, Веник получил какие-то новые указания. Начали брать и женщин с детьми по особому списку. Не миновать, видимо, этой судьбы и тем безработным, которые подходят по годам. Распространяются настойчивые слухи о том, что скоро мобилизуют и людей (какой-то процент), работающих в учреждениях и на предприятиях. Этому можно верить, ведь контрольная цифра очень велика.

Отдел труда старается. Делопроизводитель там под стать Венику — черствой души женщина, вызывающая отвращение и ненависть.

Со второго этажа, где находится отдел труда, ко мне доносятся проклятья и плач. Записи в дубликаты «основных актов» делаю с трудом, свиснув зубы. Сегодня были четыре брака, которые можно назвать спасительными…

Александр Михайлович сегодня не работал, и я была сама себе хозяйка. Люблю те дни, когда его нет. Именно сейчас он мне часто мешает. При нём посетители, которым надо помочь, разговаривают со мной только глазами или же с помощью записок, а не то ждут перерыва на обед, когда я выхожу из бюро во двор.

Завтра собираемся втроем на село за картошкой. Ведет Наталка. Пойдем на два дня. Завтра воскресенье, а в понедельник не работаем: день рождения немецкого «фюрера», праздник у них. Хоть бы поскорее наступил час его смерти!

23 апреля

Неделю тому назад вернулся из села Борис и уже успел зацепиться за одну из удобных для него должностей — управдома нескольких больших зданий по улице Фрунзе, 109, с населением в несколько сот душ. Он уверен, что сможет теперь спасти от угона в Германию не одного человека. Среди управдомов у него будут верные люди, и вместе они смогут кое-что сделать.

Борис мечтает о радиоприемнике, о возможности как-то установить связь с подпольем. Сейчас он рассказал мне о том, что у него была одна явка в городе, на улице Нероновича, но тот человек, инвалид, эвакуировался из Киева в последние дни перед приходом фашистов, и пока что ниточка оборвалась. Но какая-то нить все же приведет нас к цели. Если не мы, так нас увидят те, кому мы нужны. Существовало бы только подполье, а пути к нему мы найдем.

С наступлением тепла, когда отпала необходимость каждый день топить печь, я перешла на свою половину дома, хотя в двух комнатах еще нет пола, вместо него лежит самодельный настил из досок. До 19 сентября, когда немцы вступили в Киев, успела настлать пол только в одной большой комнате. Сосед, дядя Володя, по профессии столяр, обещает летом сделать пол и в других комнатах.

У меня уже есть полная возможность отдохнуть, почитать, побеседовать с кем-нибудь наедине. Я рада ей, как и первому теплу. В «веселую компанию» иду лишь для того, чтобы поесть, либо когда соскучусь. Ночую на своей половине. Сплю сейчас без памяти. И не только от физической усталости (вскапываем возле дома огород), но и от покоя на душе и сознания того, что делаю кое-что полезное и необходимое людям.

В моем распоряжении запасная книга метрик о рождениях и бракосочетаниях. Хочу раздобыть еще и книгу усыновлений. Об этих запасных документах Александр Михайлович не знает и не должен знать. Они получены мною тайным способом, о котором писать не буду!

Три соседки Зины уже спасены. Две из них сами пришли ко мне в бюро и прямо сказали: «От вас все зависит». Их нужно было «выдать замуж», но без записи в книге. Брак с теми, кто может получить на них броню через свое предприятие, — конечно, фиктивный, ненастоящий.

Как наметили, так и сделали. Использованные метрики «новобрачные» вернули мне на хранение, — может быть, они еще пригодятся.

Сегодня две женщины при моем участии стали «матерями», хотя в жизни еще не рожали. Сунули под нос грозному церберу документы — освободил их от мобилизации.

Нескольким женщинам с нашей улицы посоветовала стать «беглыми душами», наподобие тех, которые скрывались от помещиков при крепостном праве. Веник знает их лично, и потому фиктивные справки давать им на руки нельзя.

26 апреля

Утреннее солнце щедро золотит стены комнат, все вещи. А через открытую форточку врывается такой нежный, ласковый ветерок. Мама будит меня на заре.

Она давно уже возится: печет нам в дорогу три лепешки-«колобка», варит ржаные галушки.