Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   Через несколько дней Иван купил в городе порох и отыскал в тайге липу с берлогой. Медведя, как он и предполагал, в ней уже не было. Ушёл. Обильный снегопад, прошедший накануне, покрыл его след.

    Заповеди Фёдора.

   Много каверз ожидают начинающего охотника, прежде чем тайга станет ему близкой и понятной. И ногу подвернуть ничего не стоит, и заплутать, и обморозиться. Случаются происшествия и куда более печальные. Иные любители побродить с ружьём в глухих урочищах не всегда ясно представляют, какие опасности в них таятся. Таким охотникам чаще всего видятся оскаленные пасти свирепых тигров и когтистые лапы вставших на дыбы медведей. И готовясь к открытию сезона, они вооружаются длинными ножами, тяжёлыми, немыслимой формы пулями. Ведь как при этом рассуждают:

   -- Медведь нападёт, а у тебя осечка! Что тогда? Ножом надо отбиваться...

   Напуганный такими предостережениями о возможной встрече со зверем молодой охотник запасается огромным секачом, годным, разве что, рубить капусту на засолку. Никто, однако, из опытных промысловиков не станет подтрунивать над ним. И начинающий вскоре сам незаметно отстегнёт огромный нож от пояса и спрячет в рюкзаке. Теперь этому тесаку с фирменным клеймом красоваться лишь на ковре под лосиными рогами - самое подходящее место заводскому клинку. А в тайге нужен нож с лезвием на длину своей ладони, с деревянной или берестяной рукояткой, удобной в руке при снятии шкуры со зверя. Чтобы острие не тупилось, не ржавело, не гнулось и не выкалывалось при ударе по костям. Такой в магазине не купишь. Самому надо изготовить, как братья Ильмаковы.

   Опасности же подстерегают новичка иные. Они таятся в старых трухлявых деревьях, готовых рухнуть при небольшом ветре, в заснеженных речушках, скрытых под тонким льдом. Человек, неискушённый в тонкостях таёжного бытия, не придаст значения мышам, бегающим в зимовье, укусам раненой белки, клеща. Он с удовольствием зачерпнёт пригоршню воды из ключа, с аппетитом поужинает после охоты не прожаренной свежениной. Такому - сущий пустяк вывихнуть на косогоре ступню, напороться на сук или свалиться с кручи, стать жертвой неосторожного обращения с оружием.

   Иван, Степан и Федор в молодости испытали немало злоключений, прежде чем научились осмотрительности. И если вы хотите избежать в тайге беды, не пренебрегайте советами этих бывалых следопытов. Однако, если спросите у них: "Как стать опытным таёжником?" братья только усмехнутся. Нет, здесь придётся не единожды скоротать ночь в жарко натопленной избе, слушая их рассказы о таёжных приключениях.

   Вот и в тот морозный вечер, направляясь за Муравейский перевал, я завернул на ночлег к старым знакомым, чтобы с утра пораньше махнуть в сторону кедрачей, угрюмо чернеющих на гольцах. Хозяева встретили радушно, помогли стянуть с плеч заскорузлые рюкзачные лямки. Иван молча придвинул мне лавку к печке. Степан вынес в сени, чтобы не отпотело, ружьё. А самый младший из братьев - высокий сутуловатый Фёдор заторопился собирать на стол. Он, как и его братья, приветлив, но более разговорчив и для своих шестидесяти трёх достаточно подвижен. На нём держится нехитрое стариковское хозяйство: коза, десяток куриц, петух, собака и кошка. По весне братья выставляют в конце огорода несколько пчелиных ульев, возле которых задумчиво, спокойно возится Иван. Степан в это время постукивает молотком, вжикает рубанком за верстаком: столярные работы по его части. Так и живут бобылями. Смолоду всё в тайге да в тайге, семьями не обзавелись, а в старости уж и ни к чему стало - сами о себе заботятся.

   Закончив хлопотать с приготовлением ужина, Федор нарезал свежеиспечённый хлеб, разлил по глиняным чашкам молоко, вытряхнул из чугунка на сковороду горячую рассыпчатую картошку и пригласил вечерять. Иван и Степан, приглаживая бороды, степенно усаживаются. А я, нерешительно потоптавшись, выкладываю перед ними сгущёнку, конфеты, печенье, мармелад.

   -- Угощайтесь, пожалуйста.

   Братья благодарят, скромно берут по конфете. "Оставляют к празднику", -- догадываюсь я, поднося ко рту еще тёплый ломоть с румяной хрустящей корочкой.

   -- И с этими припасами в дальнее зимовье собрался? -- снисходительно улыбаясь, кивнул на мои сладости Фёдор.

   -- Забыл, что ли, как сам начинал охотничать? -- размачивая в молоке хлеб, заметил строгий, рассудительный Степан. - Не забыл, поди, как на уток ходил. Набрал ты припасов полный мешок, а до Марьиного колка добраться только и достало сил-то. А чтоб не вертаться попусту, серую домашнюю утку возле мельницы зашиб, надеялся - за дикую сойдёт... Не сошла. Распознал батюшка, царство ему небесное, и крепко выдрал тебя супонью.

   -- Я тоже не забыл, как он деревенскую корову тропил - за изюбря её принял...

   -- Всяко бывало, -- встал из-за стола Фёдор. Прибрал остатки трапезы, вымыл посуду, протер чистой тряпицей старую клеенчатую скатерть. Снял с припечка ведро с горячей водой, плеснул в деревянные шайки.

   Отужинав, Иван и Степан опускают в них старческие ноги, долго парят и растирают. Приговаривают, покряхтывая:

   -- Ох-хо-хо, устали ноженьки по сопочкам, по ельничкам лазючи...

   -- Так ведь не потопаешь - не полопаешь...

   -- Эт-так...

   Фёдор в расстёгнутой рубахе прислоняется спиной к нагретой печи, почёсывает бока с дряблыми отвисшими мышцами, зевает.

   -- Да-а..., -- повторяет он, -- всяко бывало... А всё от чего? От спешки. А в тайге торопись медленно. Это - первая заповедь. Потому как в нашем охотницком деле торопиться никак нельзя. Забудешь, к примеру, второпях взять чего - как потом? Вот шёл я как-то за раненым быком...

   -- Колхозным? -- хохотнув, подначил его Иван.

   Фёдор, оставив шутку старшего брата без внимания, продолжал:

   -- Рослый изюбрь был, семилеток. Это я уж потом по царапинам на осине определил. А тогда след свежий нашёл, прям горячий еще. Пошёл по нему крадучись. Вдруг вижу - стоит, рогами об осину трёт. Оторопь меня от азарта или от страха взяла: вот он, считай, рядом. Заторопился я, как следует не прицелился и нажал на спуск. Ка-ак он ломанётся в кусты и был таков. Кинулся я к осине - кровь на снегу. Я бегом за ним, вот-вот догоню. С такой раной, думаю, далеко всё одно не уйдёт. Слышу - впереди кусты трещат. Я бегу - он бежит. Я остановлюсь - он стоит. Мне бы не торопиться, дать зверю залежаться, тогда и подходить на верный выстрел. Да где там, в азарте? Так до сумерек и гонялся за ним. А утром снег выпал глубокий, все следы замел начисто. Потерял того изюбря, загубил зверя ни про что... А коли ранил его - не гони, подожди часика три-четыре, потом иди и бери его на том же месте. Потому - не торопись в тайге, иди торопко, но тихо, почаще останавливайся да прислушивайся, зверь и выдаст себя.

   Фёдор задул керосиновую лампу и опять сел на лавку, прислонился к печи. Всполохи затухающего огня через трещину в раскалённой докрасна дверце высвечивают его худые длинные руки, сложенные на груди. Я приподнимаюсь на лежанке, чтобы видеть скрытое полумраком лицо старого охотника, стараюсь не пропустить ни одного его слова.

   -- Вторая заповедь - даже летом не ходи в тайгу раздетым, -- после некоторого молчания говорит Фёдор. - Это об одёже. Она должна быть лёгкой и удобной, не жаркой, но и не холодной. Не такой, конечно, как у нас в промхозе выдают...

   -- Та одёжа нам не гожа, -- поддакнул Иван. - Толстая, грубая да тяжёлая. Чёрная, издали приметная...

   -- Из-за одёжки в прошлом годе погиб агроном здешний, -- пробасил из тёмного угла Степан. - Завалил лося, шкуру сымать начал, а тут дружок его в сумерках на него вышел. Смотрит - что-то чёрное в кустах шевелится. Секач, думает, не иначе, на хвощах пасётся. Приложился - бац - и нет человека... И рыжую, и бурую куртку нипочём одевать нельзя - с изюбрём спутают. Как того городского парня в дублёнке крашеной, картечью по нему лупанули...

   -- Таких случаев немало, -- вздыхает Фёдор. - Не убедился в кого целишься - не стреляй. Вот тебе третья охотницкая заповедь. Опять же с ружьём баловства не допущай. Оно раз в год само стреляет. Как? А вот эдак! Шёл я однажды с охоты, давно это было. Хорошо помню - разрядил двустволку. А тут телок соседский бродит. Взял его из озорства на мушку под левую лопатку, курки взвёл да спустить их не успел - бабка Матрёна из дому вышла, загнала телка во двор. Стал я ружьё чистить и похолодел со страху: в каждом стволе по патрону пулевому! Не вынул, оказывается, заряды, а только помышлял. А в голову запало, что вынул. Вот ведь оказия какая... Микита Коваль, механик нашенский, тоже учудил: повесил на стенку заряженный дробовик с взведённым курком. А мальчонка уж тут как тут, возьми и нажми на курок. Обошлось: в потолок картечь ушла... Своего ружья никому не давай. Не тяни его к себе за ствол. Годов так сорок назад мы с Митькой Панчиным охотничали на Калиновом озере. Утка шла хорошо. Славно зорьку посидели. А как подгребли к берегу, Митька выпрыгнул из лодки и двустволку потащил из неё. Курок зацепился - она и пальни в упор. Потаскали меня по судам да прокуратурам. Докажи, дескать, что не ты убил Митьку. Вместе были. Или взять Петьку рябого. Руки и ноги на охоте обморозил. Проломился лёд под ним. Ичиги и рукавицы враз намокли, застыли, как железные. А день был студёный, мороз с ветром жгучим. Хватился Петька запасных шерстяных носков - не взял. И других рукавиц не взял. Ему бы сухого бурьяну в ичиги да в рукавицы натолкать - не догадался! До зимовья пока добрался - калекой сделался. Идёшь в тайгу зимой - клади в рюкзак пару вязаных носков - не помешает. И шубинки-рукавицы широкие за пояс заткни. Аль на верёвочке на шею повесь. Застудил руки на морозе - сунул их в рукавицы овчинные и шагай себе. Штаны одевай поверх ичигов, внизу связывай ремешками сыромятными, чтобы снег не набивался. Шарф - лишняя обуза, лучше свитер с воротом и рубаху с длинным подолом. А короткая при ходьбе по крутякам из штанов выбивается, спину оголяет, недолго и простудиться. Никита Колесников от того и помер. Гнался за медведем три дня, распотел, поясницу застудил. Неделю повалялся в жару и готов.