Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   -- Уехал Илюша в тайгу. Водку не пил. И с собой не взял, - поспешила Настя заверить милиционера.

   -- Ты вечернюю уборку в кабинете Стукалова сегодня делала?

   Настя удивленно вскинула глаза.

   -- Нет ещё... Сейчас пойду.

   -- Внимательно в мусорной корзине посмотри. Найдёшь круглую железку с цепочкой - сразу скажешь мне. И никому!

   Настя прибежала через полчаса.

   -- Всю корзину вытрясла, а железки нет. Одни газеты рваные.

   -- Я так и думал. Спасибо, Настя! Но никому об этом! Слышишь?!

   Настя ушла, озабоченная непонятной просьбой, а Войлоков вновь принялся за дрова. Поглядеть со стороны, так нет занятия проще: размахнулся, ударил и... завяз топор в древесине по самый обух! Насилу вытащишь. Без сноровки намучаешься. А Войлоков поставит чурку, покрутит её туда-сюда, выискивая слабое место. В этом деле тоже соображать надо. Не колотить куда попало. Где по трещинке ударить. Где вдоль сучка. Иные чурбаки волокнистые попадают, словно витые. Здесь надо края обколоть, а уж потом в серёдку бить.

   Вот и к человеку так. К каждому особый подход нужен. У каждого своя слабинка есть. По ней и бить надо... Как выведать у Стукалова, отчего он прячет пробку от лодки в кабинете? А главное, как она у него оказалась? Может, не завинтил её, а заткнул отверстие деревяшкой? Пойти и спросить у него? А он, конечно, сразу всё рассказал начистоту! Нет, Стукалов не из тех, кому красное служебное удостоверение покажи, а он и расплакался, всё выложил... Хитёр Стукалов! Из тех упрямых молчальников, которые ни за что не признаются, пока фактами не прижмёшь. А какие против него улики? Касьянов и Белов выпросили у Стукалова лодку. Он, якобы, отговаривал их от рыбалки. Да где там?! Настояли! Что ещё? Отпечатки пальцев на бутылках в зимовье? Да, но Касьянов и Белов брали спиртное у него, тогда и полапал бутылки. Эдик в кожаной куртке? Понятия о нём не имеет. Знакомый Касьянова, только и всего. Махинации с лесом? Доллары в чемодане? Всё на Касьянова свалит, а у того поди теперь, спроси! Стукалов - орешек крепкий. Чтобы его расколоть - трещинку найти надобно. Ударить по ней изо всей силы и не промахнуться! Эх, еп-понский бог! Найти бы лодку!

   Не прошло и недели, как к дому Войлокова подкатил на заляпанном грязью "Минске" охотник Илья Мукачёццйв. Торопливо прислонил к забору мотоцикл, вбежал на крыльцо. Войлоков проводил гостя в комнату, поставил на стол чай, мёд, хлеб.

   -- Пей, Илья! Замёрз, поди, на своем драндулете?

   Согревая горячей кружкой широкие ладони, охотник рассказывал:

   -- Капкан настораживал я в устье Соболиного ключа. Смотрю - синеет что-то. Подошёл ближе, а это...

   -- Лодка?!

   -- Она самая. Стукаловская...

   -- Ты её осмотрел?

   -- Знамо дело. И знаете, что нашёл?

   -- Дырку на месте сливной пробки?

   -- Да-а, -- опешил Мукачёв. -- Выходит, зря колотился по колдобинам?

   -- Не зря, Илья. Сам в этом убедишься. Скоро поедем туда на твоей тыртыкалке. На моем "Урале" нельзя - след приметный. А сейчас вот тебе мобильник - звони Стукалову. Порадуй находкой. И точное место укажи. А ещё добавь, что сообщил в милицию, и завтра Войлоков поедет осматривать лодку. Понятно? Завтра!

   Мукачев позвонил и услышал в ответ громкий голос Стукалова:

   -- Завтра?! Ясно... Благодарю за приятную новость. Сам понимаешь, Илья, без лодки в наших краях не обойтись...

   Войлоков бросился к вешалке.

   -- Заводи, Илья, свою колотушку и скорее едем с тобой в Соболиный ключ! Давай, жми на всю катушку!

   Рискуя упасть, они тряслись по замёрзшей колее разбитой лесовозной дороги. Войлоков, уцепившись за скобу, думал лишь о том, как бы не свалиться и не свернуть себе шею.

   Фиолетовые сумерки сгустились в распадках. Белесые клочки тумана зацепились за космы елей. Уже в темноте добрались Войлоков и Мукачёв до Соболиного ключа. Позади, на перевале, блеснул яркий луч автомобильной фары.

   Мукачёв завалил сучьями мотоцикл и двинулся к устью ключа. Войлоков еле поспевал за ним. Послышалось тихое журчанье воды. Чёрный силуэт лодки проявился в чернильном мареве ночи.

   -- Спрячься за выворотень и замри, пока не позову, -- негромко сказал Войлоков. Прислонился к сосне и стал невидим.

   Всё стихло. Студёная октябрьская ночь нависла над тайгой, над шумящей неподалеку Таюрой. Мерцали звёзды, предвещая ненастье. Поскрипывали сухие деревья. Нескончаемо и монотонно плескался под наледью ручей, пробиваясь среди камней к реке.

   Вдруг на просеке вспыхнул свет. Вскоре стал слышен хруст сушняка. Чьи-то осторожные шаги зашуршали на опавших ветвях ельника. Зазвенели льдинки. Посвечивая фонариком, путник вышел на русло ключа, белеющее в темноте нагромождениями окатышей. Совсем близко ломается лёд под ногами ночного пришельца. Вот приблизился к лодке, посветил внутрь. Пошарил в кармане, сопя что-то достал из него и наклонился над лодкой. Раздалось бряцанье по дюралевому корпусу. Что-то не ладилось у этого человека. Он чертыхался, шумно вздыхал и нервничал.

   Вдруг сноп света высветил фигуру согнувшегося над лодкой человека. Это Войлоков включил фонарь.

   -- Заржавела резьба, Юрий Витальевич?

   Стукалов вскрикнул, рванулся бежать, но Войлоков схватил его за меховой отворот куртки. Рослый и сильный Стукалов легко вывернулся, выхватил из-за пазухи газовый пистолет. Выстрелить не успел: Войлоков ловко выбил пистолет, но и сам тотчас растянулся на каменистой россыпи, больно ударился спиной.

   -- Илья!

   Словно медведь из берлоги вымахнул охотник из-за выворотня, обхватил Стукалова здоровенными ручищами.

   Войлоков встал, поднял пистолет и, потирая ушибленное место, спокойно произнёс:

   -- Пойдём, Илья, с Юрием Витальевичем в зимовье. Там и потолкуем.

   В охотничьей избушке Стукалов неожиданно раскис. Обхватил голову руками, застонал, всхлипывая.

   -- Знал, что этим кончится... Знал... А всё Касьянов... Кабы не он...

   -- Кто приезжал требовать доллары в тот день, как отправились они на моторке в это самое зимовье?

   -- Морозов... Эдуард... В городе на станции работал... Рэкетир... Бандюган...

   -- Пронюхал про ваши аферы с лесом? Вымогал деньги?

   -- Сдать в милицию угрожал, подонок..., -- зло проговорил Стукалов.

   -- Убрать его решили?

   -- Касьянов решил... Я никого не убивал. Я всего лишь привёз Морозова в зимовье. Здесь нас ждал Касьянов и Белов. Погода холодная была. С дождём и ветром. Всю ночь пили. Белов хвалился, каких здоровенных тайменей ловил в устье Соболиного ключа. Уговорили Эдика порыбачить. Под утро надел Белов на Эдика красный резиновый костюм Касьянова. Всунул ему в руки спиннинг... Дай воды, Илья, что-то в горле пересохло...

   Охотник зачерпнул ковшом из ведра. Руки Стукалова тряслись. На пол, застланный лосиной шкурой, плескалась вода. Постукивая зубами о края ковша, Стукалов жадно, взахлёб, пил. Достал сигарету, долго разминал.

   Войлоков молча ждал, пока новоявленный директор закурит. Здесь, в зимовье, на дощатых нарах, прикрытых соломой, в нём уже не было спесивой вольяжности и надменного высокомерия преуспевающего дельца. Он смял одну сигарету, другую. Наконец, прикурил, пыхнул дымом.

   -- Прошу учесть: я сам все рассказываю... Без утайки. Чистосердечное признание... Я хотел прийти в милицию...

   -- Говорите, Юрий Витальевич, мы слушаем вас.

   -- Белов пробку вывинтил... Мотор запустил. Эдик в лодку уселся. А был он того... Крепко его поднакачали "Распутиным". Понеслась лодка... В устье ключа. Темно было. Кричал он... На помощь звал...

   Мукачёв, растапливая печку, присвистнул:

   -- Получается, не утонул Касьянов?!

   -- Я отвёз его в ту ночь на станцию, -- отрешённо глядя на дрожащее пламя керосинки, ответил Стукалов. -- Где он сейчас, не знаю... На Кипр собирался уехать. А, может, в Канаду...

   Войлоков подвернул фитиль. Огонь загорелся ярче, осветил грубый стол, железную печку, полку с посудой.

   Положил перед Стукаловым бумагу и ручку.

   -- Пишите, Юрий Витальевич. Чистосердечное признание суд учтёт.

   Стукалов писал долго. Зачеркивал написанное, исправлял, переписывал заново. Отбрасывал ручку и снова хватался за неё. Войлоков не торопил его. Не обращая внимания на Стукалова, молча и обыденно чистил картошку, помогая Илье приготовить ужин.

   В зимовье стало жарко. На печке зашкварчала сковорода, засвистел закопчеённый чайник. Запахло смородиновыми листьями, брошенными в кипяток, маринованными грибами, горячим хлебом, распаренным в духовке. Илья нарезал сало, посыпанное красным перцем, сдвинул на край плиты сковороду с зарумяненной картошкой, исходящей топлёным маслом и приправленной зажаренным луком. И выстави на стол, застеленный клеёнкой, главное блюдо - кастрюлю с супом из рябчика.