Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   - Шулюм готов, - сказал Мукачёв. -- Прошу вечерять.

   Не поднимая головы, Стукалов протянул Войлокову исписанный лист бумаги, зашелестел сигаретной пачкой. Войлоков пробежал по нему глазами, вернул Стукалову.

   -- Вы забыли написать о ссадине на голове Белова. О рюкзаке с долларами.

   -- Касьянов ударил Белова веслом. В реку столкнул. "Зачем, -- говорит, -- нам лишние свидетели?". По дороге на станцию вспомнили, что пробка от лодки у Белова в кармане осталась...

   -- И вы забрали её тогда, под утёсом? Из кармана утопленника?

   Стукалов кивнул.

   -- А деньги?

   -- Их сначала на четверых поделили...

   -- Потом на двоих?

   Стукалов промолчал, разминая сигарету.

   -- Ну, еп-понский бог! Однако, придётся попотеть Смирнову над писаниной об этом деле! Но это уже его проблемы. А мы будем ужинать. Присаживайтесь к столу, Юрий Витальевич! А ты Илья, подбрось в печку дровишек. Ночь на Таюре холодная.

Хохма

   Январское утро. Под фиолетовым небом чернеют сопки.

   В ложбине, вдоль заснеженной речки - длинная улица брусчатых листвяных домов. Село Завьялово... Напротив конторы леспромхоза - колодец с наледью. В разные стороны разбежались от него натоптанные в снегу тропинки. За околицей - штабеля брёвен и досок, темнеют силуэты кранов, лесовозов, трелёвщиков. В окнах некоторых изб вспыхнул свет. В гараже загудели моторы. Забренчали у колодца вёдра. Проснулось село...

   В одном из дворов залилась звонким лаем собака. Скрипнула в сенях дверь. На крыльцо вышла женщина в наброшенной на плечи пуховой шали.

   -- Цыц, Найда! Замолчи, кому сказала!

   Вгляделась в морозную синь. Ба-а! Мишка Хлебников пожаловал. В шапке закуржанной барсучьей, в куртке суконной охотничьей. Второпях, наверно, легко оделся. Стоит, сапожками о калитку постукивает, рукавицами похлопывает. Крепок мороз в Забайкалье! Усы и брови у Мишки побелели, инеем припушились.

   -- Чаво припёрся в таку рань?

   -- Тёть Лиз... Терпежу нет... Займи на бутылку...

   -- Ещё чаво?! Надысь брал - не отдал...

   -- Верну, тёть Лиз... Вот те крест, верну! Не дай помереть. Всё во внутрях горит синим пламенем.

   Голос хриплый, осипший. Моляще протяжный:

   -- На коленях прошу, тёть Лиз... Сил нету мучиться... Ну, хоть на краснуху дай. Ведь погибаю, тёть Лиз. Живьём горю...

   -- Ни совести в тебе, Мишка, ни стыда. Всё пропил...

   -- Женюсь - брошу пить... Мне бы только огонь потушить...

   -- Кто же за тебя, забулдыгу пойдёт?

   -- Это я с перепою такой... Опохмелюсь - разверну гармозу - ни одна завьяловская деваха не устоит!

   И то, правда. Мишка высок, плечист, силён. Усы чёрные, волосы пышные. На артиста Боярского похож! Балагур и шутник! Нравятся девкам такие развесёлые парни.

   -- Чаво так назюзюкался?

   -- Васька Зайков стенку мебельную купил... Обмывали... Опосля повалихинского самогону добавил... Отравился, видать, этой гадостью... Тёть Лиз, собольков тебе изловлю... На шапку Лариске...

   -- То када ещё будет?

   -- Валеночки принесу... Размером Борьке твоему подходящи...

   -- Спёр, поди, где?

   -- В зверопромхозе вчера выдали...

   -- Тащи. Посмотрю.

   -- Я мигом, тёть Лиз!

   Убежал и скоро вернулся с парой серых, добротно скатанных валенок.

   Елизавета Пронькина, жена лесника, помяла их в пухлых руках, надавила пальцем на подошву.

   -- Тонковата... Протопчется быстро...

   -- Да им сносу не будет, тёть Лиз, если подшить. Новьё валенки!

   -- Ладно, на! Заливай свой пожар, - извлекла из халата смятую купюру. - Должок вернуть не забудь!

   Последние слова Елизаветы Мишка вряд ли расслышал. Зажав деньги в кулаке, ломанулся на улицу, к проезжавшему грузовику.

   -- Стой, Колян! Ты в райцентр?!

   "Камаз" сипнул тормозами. Шофёр наклонился, распахнул дверцу.

   -- Колян, помираю! Жми на всю! Довезёшь живого - не знаю. Башка трещит, -- вопил Мишка, хватаясь за голову. -- У Васьки Зайкова вчера перебрал малость... Повалихинской сивухой траванулся...

   Шофёр понимающе кивнул.

   Мишка залез в кабину, и "Камаз", выпустив белые клубы выхлопных газов, рванулся к мосту на перевал, розовеющий на горизонте бледным рассветом.

   Елизавета вернулась в дом, довольная задарма приобретёнными валенками. Одела полушубок, примерила валенки: как раз впору! Прихватила вёдра, коромысло и скорее к колодцу. Новости узнать, свои рассказать. За привычку совать нос в чужие дела завьяловцы прозвали её Носихой.

   Елизавета наполнила вёдра, подождала, пока к колодцу подойдёт ещё кто-нибудь. Вот на тропинку к колодцу свернула Галина Москалёва. Жена завгара, учётчица лесопильного цеха.

   Елизавета подняла вёдра, покачиваясь и расплёскивая воду, пошла навстречу.

   -- Новость-то какая, соседушка! Мишка Хлеб отравился!

   -- Насмерть?!

   -- Как знать? Колька Панов его сейчас в райцентр увёз чуть живого... У бабки Повалихи самогону купил и всё нутро спалил...

   -- Надо же! Аккурат перед свадьбой! -- уронила пустые вёдра Галина.

   -- Трепал он мне про женитьбу-то... Думала, брешит... Кто же невеста его?!

   -- Нашлась одна... Верка Рябова, бухгалтерша.

   -- От ненормальная! Всю жизнь с алкашом маяться...

   -- А сама-то Верка, лучше? Со всеми завьяловскими парнями перегуляла...

   -- Всё же не ровня ей Мишка. Она с образованием. На этом, как его, на кампютере работает. На пианине играет...

   -- Доигралась, выходит, с Мишкой. Он на гармошке. Она на пианине. Хороший дуэт!

   -- И не скажи! Ей, по её-то образованности, не такой мужик нужен. Культурный. К примеру, как твой Юрка. А Мишка - кто? Охотник?! Бич таёжный?! Конечно, всё же лучше за такого пойти, чем на чужих мужиков зариться...

   Минувшим летом козёл Пронькиных забрался в огород Москалёвых. Погрыз капусту. Потоптал грядки. Принародно, в магазине, в очереди за колбасой, отчитала Галина нерадивую соседку:

   -- Чем лясы точить и людей обсуждать, загон бы починила да козла привязала, сплетница!

   Елизавета зло затаила, знала, как стреляла глазами блудливая Верка на симпатичного механика. Как крутилась перед ним в короткой юбчонке. Так и присох бы к ней завгар, да Галина вовремя оттаскала соперницу за волосы, лицо оцарапала. Знай наших! Но слова про чужих мужиков больно кольнули. Молча проглотила пилюлю.

   Елизавета ушла, растянув губы в ехидной ухмылке.

   К колодцу подогнала корову Марья Лосева. Загремела цепью, опуская ведро. Подняла, поднесла корове. Раздувая ноздри, корова фыркает, нехотя пьёт, словно цедит, холодную воду.

   -- Здравствуй, Галя!

   -- Привет, Мария!

   -- Носиху видала? Сарафанное радио, а не баба. Беспроволочный телеграф! Не переслушаешь её... Трепала-то чего?

   -- Сказывала: ухажёр Веркин отравился... В больницу его Колька Панов ни свет, ни заря потартанил.

   -- Митьку - гармониста, что ли? И чем же отравился? Стеклоочистителем, небось?

   -- Самогонкой повалихинской!

   -- Ведьма старая! Доколе мужиков спаивать будет?! Управы нет на неё!

   Степаниду Поваляеву завьяловцы промеж себя бабкой Повалихой звали. День и ночь курится дымок над закопчённой банькой в её огороде, разнося сивушный запах. В самогон Степанида всякий дурман подмешивает. Белену, табак, хмель... Чтоб шибче с ног валил. За то и получила прозвище.

   Муж Марии Лосевой, бульдозерист Иван, частенько наведывался к Степаниде, возвращаясь от неё "на рогах". И Мария поспешила разнести по деревне печальную весть.

   В полдень у конторы зверопромхоза, где Мишка Хлебников числился штатным охотником, столпился народ. Тихо переговаривались...

   -- И где он сейчас?

   -- В морге. Где же ещё ему быть? Экспертизу делают. Найдут отраву - судить Повалиху будут...

   -- Давно пора... Давеча купил бутылку у неё. Уверяла - первач. А попробовал - вода голимая! И табаком воняет!

   Мишку жалели, вздыхали.

   -- Безобидный был. Весёлый. На гармошке здорово играл! Как даст, бывало, "цыганочку", ноги сами в пляс идут! И куды усталость деётся!

   Васька Зайцев, таёжный напарник Мишки Хлебникова, переживает больше других. Плачет:

   -- Нормально вчера посидели... Кто бы мог подумать? Эх, Мишка, Мишка...Говорил я ему - хватит, домой иди. Не послушал... К Повалихе занесло его. А какой мужик был?! В прошлом годе я на охоте ногу подвернул, так он меня до самого зимовья на себе нёс...

   Мишка Хлебников одинокий. Домишко у него маленький. Кошка, собака. Родных нет. Хоронить некому. Начальство зверопромхозовское гроши на похороны выделило. Мало... Пошёл Васька по дворам с картонной коробкой.

   -- Подайте, сколько можете, на Мишкины помины.

   Сельчане опускали в прорезь коробки мелкие деньги, удивлялись: