Игорь Малышев - Дом

• Название: Дом
• Автор: Игорь Малышев
• Издательство: Московские учебники
• Жанр: Сказка
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7853-0878-7

Действие сказки происходит в конце XIX века, под Москвой и в Москве. Мальчик Ваня вместе с домовым Фомой, водяным Уртом и садовым Голявкой проводит счастливое лето в волшебном доме. Деревенский дом его бабушки по-настоящему одушевлен: в нем звенят колокольчики, живут картины, своевольничают двери и окна. Друзей ждет множество приключений в саду и в лесу, в поле и на реке.

Заканчивается лето, а вместе с ним и детство. В жизнь мальчика входит горе, и кажется что прежнего счастья не будет никогда. Даже над самим домом нависла угроза. Но в сказках, как известно, случаются чудеса…

---

— Идите, — повторил он. — Я ждать буду.

Маменька улыбнулась и снова поцеловала Ваню в лоб.

— А когда мы к бабушке поедем? — спросил мальчик.

— Я думаю, недели через две.

— Так скоро? — изумился Ваня.

— Ну, если ты не вылезешь из постели и не заболеешь снова.

— Не вылезу, — заверил её больной. — Если надо будет, я все эти две недели под одеялом просижу.

Мама засмеялась, хлопнув в ладоши.

— Одного дня, я думаю, будет вполне достаточно. Ну, так мы пойдём.

У Вани отчего-то снова ёкнуло под сердцем.

— Идите. Только дай мне атлас со стола.

Мама дала ему книгу, поцеловала в щёку и пошла к выходу. У двери она остановилась, обернулась, держась за косяк, и улыбнулась Ване так, что ему стало вдруг тепло-тепло, будто он разом очутился где-то в летнем поле, среди духовитой некошеной травы. Мальчик улыбнулся в ответ, открыл атлас и в который раз отыскал поставленную карандашом точку на карте, обозначающую дом бабушки, и синюю ниточку Ягодной Рясы.

Ваня долго сидел над картами. Нашёл Чёрное море, Балтийское, Карское, Белое, Баренцево, Охотское. Смерил линейкой расстояние от бабушкиного дома до каждого из них. Выходило, что ближе всех Чёрное и Балтийское.

— К какому же из них дом пойти хочет? — подумал Ваня. — Может, он и сам ещё не решил?

Мальчик вспомнил свои сны о море, большом, холмистом от высоких волн, снова услышал звон колокольчиков, звуки мышиной возни и кряхтенье Фомы, выбирающегося из-под кровати. Тяжёлая книга сама собой выпала из его рук и он заснул крепким здоровым сном.

Когда Ваня открыл глаза, солнце уже село за крышу дома напротив. Комнату наводнили мягкие сероватые сумерки. Мальчик потянулся в постели и заметил сидящую на стуле в углу служанку Никифоровну. Толстая, добрая и суетливая старушка, она была в их семье и горничной, и кухаркой, и нянькой.

— Никифоровна, вы чего?.. — захотел спросить Ваня, но та вдруг бросилась к нему, порывисто обняла, наполовину вытащив из-под одеяла.

— Ох, ты ж кровиночка моя, — запричитала она и мальчик почувствовал, что лицо её мокро от слёз. — Страсть-то какая… Люди-то вон что говорят… Ох, спаси и сохрани Пресвятая Богородица.

Ваня испугался.

— Случилось что-то, Никифоровна?

— Ох, и не знаю, не знаю, милок. Да только страх-то какой…

— А где маменька с папенькой? — спросил Ваня, чувствуя, как прежнее беспокойство поднимается в нём с новой силой.

Круглое лицо Никифоровны вдруг сморщилось и она тонко заскулила:

— И-и-и… Вот и беда-то, что нет их до сих пор. А люди говорят на Ходынке на этой вон что было… И-и-и…

Она посидела, закрыв лицо руками, потом вытерла глаза кончиками платка.

— Ты вот что… Сиди дома. А я к Иоган Карлычу пойду. Он хоть и дальний родственник, а всё же кроме него у вас тут никого нету. Может, скажет что делать. По больницам пойти, в полицию, аль ещё чего…

— Да чего случилось-то? — дрожащим голосом, чуть не плача, спросил Ваня.

— Ох и дура же я старая, разболталась, — прижала руку ко рту Никифоровна. — Дитё перепугала. Побегу я, а ты, смотри, из дому ни шагу и дверь чужим не отпирай.

И старушка проворно выбежала из комнаты.

Не в силах больше лежать, Ваня оделся, с трудом попадая дрожащими руками и ногами в одежду, и сел у окна. Он чувствовал, как что-то большое и ужасное, словно огромная чёрная туча наползает на него, а он маленький и беззащитный стоит посреди голой степи и видит лишь, как исчезает за горизонтом солнце и мир погружается в горячее густое варево тьмы. Ваня сжался в комок и заплакал. Сквозь слёзы он звал маменьку и папеньку, с надеждой смотрел в тёмный проём, видел, что все его призывы тщетны и снова прятал лицо в ладонях.

Потом приехал Иоган Карлович, ни слова не говоря посадил Ваню в пролётку и отвёз к себе домой. Там, под взглядами бледных и испуганных детей, мальчика напоили чаем с кексом, отвели в детскую и уложили спать. Чёрная яма сна сазу проглотила его и не отпустила до самого утра. Бедные дети Когана Карловича всю ночь не могли сомкнуть глаз, потому что Ваня метался по постели, вскрикивал, стонал, звал маму и папу. Лишь с рассветом кошмары отпустили его и он успокоился. Морщинки на лбу разгладились, словно поверхность озера, при стихающем ветре, губы тронула улыбка, а пальцы нещадно терзавшие простыню, разжались.

На следующий день Иоган Карлович с самого утра куда-то ушёл. Ваня остался один с его детьми. Это были хрупкие робкие существа. Долгое время они не решались заговорить с ним, тихо сидели в углу комнаты, что-то рисовали, временами беззвучно перешёптывались. Наконец самая старшая из них, девочка лет семи, с тонкими рыжеватыми косичками подошла к Ване, угрюмо сидевшему на старом расшатанном стуле, и прошептала срывающимся голоском:

— Мальчик, хотите с нами рисовать?

Ваня не очень любил рисовать, но оставаться в одиночестве посреди этого страха и неизвестности, что окружили его, он тоже больше не мог, поэтому быстро кивнул и пошёл к столу.

— Это Митя, это Саша, — представила девочка двух совсем маленьких мальчиков, робко притихших при его приближении. — А я — Соня.

— Я знаю, тебя Ваня зовут, — пришепётывая сказал Митя. Он шмыгнул носом, Соня проворно вытащила из кармашка грязный платок, вытерла брату нос и отчего-то испуганно посмотрела на Ваню, будто побаивалась, что тот скажет что-нибудь насмешливое. Ваня ничего не сказал. Соня немного успокоилась и попросила:

— Нарисуйте нам что-нибудь.

Ваня взял краски, лист бумаги и стал рисовать речку, камыши, иву, купающую свои гибкие ветки в речных волнах. По речке плыла огромная, вся в сполохах яркого солнечного пламени рыба. На спине её виднелись маленькие фигурки.

— Что это, кит? — спросили дети Иогана Карловича.

— Нет, это сом-солнце. Он плывёт по реке и вся рыба узнаёт, что пришла пора метать икру. А на спине у него я, домовой Фома и водяной Урт. Когда я жил у бабушки, мы часто вместе бродили и с нами всякие истории случались. Однажды мы в болоте нашли звезду, что с неба упала, когда перестала быть солнцем. Потом видели медовика, который по лесу гулял, пока медовой росой по травам и веткам не растаял…

Ваня говорил долго. Рассказал про то, как у Фомы мыши бороду изгрызли и потом его вместе с мышами дым унёс, как дом все двери позакрывал и над людьми смеялся, как кукушка по ночам из часов вылетала, как Голявка в саду объявился и про многое другое. Дети слушали, открыв рты и затаив дыхание, лишь иногда перекидывались изумлёнными взглядами и снова тонули в невероятном Ванином мире, где домовые поют песни, водяные играют с рыбами, и невидимые никому пчёлы собирают мёд и относят его к солнцу. Щёки детей Иогана Карловича, обычно бледные, с проступающими синеватыми жилками, порозовели, робкие глаза заискрились радостью и удивлением. Бедные городские дети, они видели цветущий шиповник только на кладбище, на могиле своей матери, которая померла три года назад, родив младшенького Сашу. Они никогда не ходили по ночной росе, не слышали плеска нерестящихся карасей, не знали радостей купания в июльскую жару, когда брызги летят во все стороны, яркие, как фейерверк, и каждая на мгновение становится крохотным солнцем.

Ваня мог бы ещё долго рассказывать, но вечером пришёл Иоган Карлович, уставший и с ног до головы покрытый серой пылью городских дорог. Он обнял мальчика за плечи, поцеловал в макушку и вывел из детской. Закрыл за собой дверь, посадил на диван и, стараясь не смотреть ему в глаза произнёс:

— Беда, беда, Ванечка, — небритый подбородок его задрожал, из бесцветных глаз полились слёзы.

— Что? Что? Где маменька и папенька, скажите? Где они? Почему не идут? Да говорите, говорите же! — закричал Ваня вскакивая с дивана и сжимая маленькие кулачки.

— Нету их больше… Умерли они… Там толпа на Ходынке была, затоптали их… Говорят, батюшка твой маменьку на руках нёс: как народ побежал, ногу она подвернула. Может и вынес бы, да толпа их в яму спихнула…

Ваня закрыл глаза и с воплем бросился куда-то в сторону, налетел на комод, ударился, с глухим стуком упал на пол.

— Врёте! Врёте вы всё! Зачем врёте? Живы они, сейчас придут и мы уедем отсюда! К бабушке поедем, там лето пришло. А вы тут врёте! — кричал мальчик, катаясь по полу.

Ему дали понюхать нашатыря, влили в рот успокоительное и он забылся беспросветно-тяжёлым, как камень, сном. К утру у него начался бред.

— Горячка, — сказал доктор, потрогав лоб мальчика и приоткрыв ему веко. Организм ослаб после простуды, а тут ещё с родителями несчастье случилось. Такое не каждый взрослый способен выдержать, а уж такая кроха…

Три дня Ваня почти не приходил сознание. Звал маму, папу, плакал. Никифоровна не отходила от мальчика ни на шаг, отирала ему голову мокрым прохладным полотенцем, поила бульоном, мазала лоб и губы освящённым маслом, гладила по голове и держала за руку.