Роман Глушков - Каратель богов

• Название: Каратель богов
• Автор: Роман Глушков
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57099-7

Это было пострашнее Чернобыльской катастрофы. На этот раз грохнуло сразу в пяти местах. От Соснового бора под Питером до института Курчатова в Москве, от Новосибирского академгородка до Казантипа. Одновременные взрывы чудовищной мощности положили начало кошмарному Пятизонью…

«В шпионской войне нет запрещенных приемов!» – таков девиз военно-разведывательного Ведомства, втайне следящего за нелегальным научным проектом «Исгор», который окопался в Пятизонье. Одна проблема: его создателей финансирует и охраняет ЦРУ, которое близко не подпускает к «Исгору» конкурентов. Командир Ведомственной опергруппы под псевдонимом Трюфель проявляет незаурядное мастерство, чтобы вывести из игры могучего врага и отобрать у него уникальные, имеющие громадное стратегическое значение технологии. Ситуацию осложняет то, что ЦРУ знает о присутствии в Зоне оперативников Ведомства. Но это не останавливает Трюфеля, и он вступает с американской разведкой в жестокую тактическую игру, где победить сумеет лишь тот, кто быстро стреляет и еще быстрее думает…

---

– Да неужели? – Бородач ухмыльнулся. – И что же такого греховного там было нарисовано?

– Прямо даже не знаю, Учитель, смею ли я описывать тебе подобные мерзости в этих священных стенах.

– Кому-нибудь другому, конечно, не смеешь, но мне – можно. – Дьякон одобряюще, по-отечески похлопал меня по плечу. – Разве ты забыл, что я не только твой наставник, но и исповедник? И грехи, в каких ты мне сознаешься, становятся наполовину искупленными еще до того, как я тебе их отпущу?

– Что ты, Учитель! Разве можно о таком забыть? Спасибо тебе! Спасибо за все! – Как ни было мне противно, но я, пребывая в ипостаси праведника, не преминул схватить своего возлюбленного пророка за руку и облобызать ее.

И до чего порой не опустишься на этой проклятой службе!

– Ладно, ладно, Цефон! Будет тебе! – незлобиво пожурил меня Дьякон, выдергивая длань из моих цепких пальцев. – Давай уже, кайся! Не бойся, никто нас тут не услышит!.. Так что там было на картине-то? И кто ее автор?

– Кто автор, на ней не написано. И немудрено: любой бы на его месте постеснялся свою фамилию под двумя бесстыжими голыми бабами оставлять! – ответил я, воровато оглядевшись и понизив голос до полушепота. – Одна баба белая, вторая – негритянка! Купаются в мелком бассейне, и черная баба – тьфу, срамота! – гладит белой ногу. Ума не приложу, как в старину художники вообще осмеливались этакое рисовать! Креста на них, что ли, не было? И куда только инквизиция смотрела?

Пророк наморщил лоб, явно пытаясь припомнить известное ему музейное полотно, подходящее под мое лаконичное описание. Но я был готов поспорить, что в культурном багаже бывшего байкера, коим до Катастрофы являлся Дьякон, творчество русского художника Карла Брюллова было представлено крайне скупо. Либо, что еще вероятнее, не представлено вовсе. Хотя я-то чем лучше? До сегодняшнего дня я мог назвать по памяти лишь одну его картину, самую известную: «Последний день Помпеи». Возможно, если бы напряг мозги, припомнил бы еще эту… как ее… «Наездницу». Или «Всадницу»?.. Ладно, не суть важно. И лишь благодаря Гаеру этим утром куцый список известных мне работ Брюллова пополнился еще одной его картиной: «Вирсавией».

Надо отметить, Гаер и тут поработал на славу. Он нашел и подделал картину, идеально подпадающую под мои требования. Теперь понятно, почему я наказал ему подобрать для нашей аферы изображение именно обнаженной натуры? Разумеется, я делал это вовсе не ради хохмы, а чтобы оправдаться перед Учителем. И, не моргнув глазом, ответить ему, почему я не передал картину Пламенному Кресту сразу, как только ее нашел.

Второе условие, которое Гаер учел в своих поисках – известное имя художника, – также не подкачало. Знаток живописи Дровосек наверняка подкован в творчестве Брюллова лучше нас с Дьяконом вместе взятых. И «Вирсавия» должна была стать для оружейного барона лакомой приманкой. Безусловно, мы подстраховались. Гаер взял у знакомого скупщика антиквариата перечень картин из Третьяковки, которые после Катастрофы считались безвозвратно утраченными. И чьи названия не всплывали ни на черном рынке, ни среди подпольных коллекционеров. «Вирсавия» принадлежала к таким канувшим в небытие шедеврам. И Дровосек не мог ею не заинтересоваться. Другой вопрос, что он моментально раскусит подделку, но в данную минуту это меня не волновало. Я пока что забрасывал блесну, и сверкала она ничуть не хуже настоящей рыбешки.

Как и предполагалось, пророк не сумел вспомнить картину, где наличествовали бы две голые купающиеся женщины, вдобавок принадлежащие к разным расам. Я не стал дожидаться, что он на сей счет скажет, и, немного помолчав, продолжал оправдываться:

– Теперь ты понимаешь, Учитель, почему я решил зарыть свою находку в землю неподалеку от того места, где ее нашел. Вырезал ее из рамы, чтобы яму поменьше копать пришлось, свернул в рулон, затолкал в обрезок железной трубы и закопал это исчадие греха в парке Горького.

– А почему не сжег или хотя бы не разорвал сию срамоту на мелкие кусочки и не развеял их по ветру? – с коварным прищуром полюбопытствовал Дьякон.

– Так это же… Хотел поначалу, но не смог… – Я изобразил растерянность, хотя в действительности у меня был готов ответ и на этот провокационный вопрос. – Каюсь, Учитель: рука не поднялась ту картину уничтожить. Подумал, а вдруг ее рисовал кто-то из мастеров, которые ватиканские соборы и прочие знаменитые церкви разукрашивали? Представил, как их освященные самим римским папой пальцы касались вот этой вещи, какую я держу, и аж затрясло всего от страха. Кто я такой, чтобы уничтожать реликвию, которая старше меня на двести или триста лет? Вот почему решил просто похоронить ее в земле да забыть о ней навсегда. Знаю, что все равно согрешил, но иначе не мог… Умоляю, Учитель, скажи, что ты мне веришь! Сам посуди: желай я нажиться на этом, зачем мне закапывать картину и хранить ее в земле столько времени? Не проще было бы сразу отнести ее на Обочину и продать тамошним скупщикам?

– Ты поступил совершенно правильно, Цефон. И я рад, что у тебя хватило тогда ума не погубить эту историческую вещь. – Дьякон одарил меня добродушной улыбкой, однако его взгляд мне не понравился. Слегка отрешенный, многозначительный взгляд, какой бывает у человека, когда он говорит одно, но думает при этом совсем иное. – Разумеется, я тебе верю, а как же иначе? И то, что ты вовремя вспомнил об этой картине, мне по душе. Греховная картина, как и грешник-человек, также может искупить свое преступление, какое она совершила, нарушив своим существованием дарованные нам Господом священные заповеди. Конечно, она искупит не полностью, а лишь частично. Но разве мы не простим ей нанесенное Пламенному Кресту оскорбление, если эта реликвия поможет нам заполучить оружие для борьбы с неверными? Простим! И милосердно даруем ей жизнь, передав человеку, который, искренне заблуждаясь, видит красоту в той мерзостности, какая там изображена.

Ловко выкрутился, черт бородатый! Не менее ловко, чем я. Надо же до такого додуматься: покаянная картина, искупающая своей продажей собственную греховную сущность! На основании такой казуистики Дьякон мог бы даже махровой порнографией спекулировать. А что? Да запросто! Всего-то дел: объявить, будто она искупает свои грехи перед человечеством, помогая секте вести ее нескончаемую Священную войну…

– …Как жаль, что тебе неведомо название полотна и имя мастера, который его написал, – с досадой заметил пророк. – Уверен, это помогло бы мне решить вопрос с твоей епитимьей.

– Быть может, Учитель, тебе поможет фотоснимок картины, который я сделал перед тем, как закопать ее в парке Горького? – предложил я.

– Час от часу не легче! – всплеснув руками, воскликнул Дьякон. – И когда ты, паршивец, собирался рассказать мне об этом своем прегрешении?

– Но ведь моя исповедь еще не закончена, разве не так, Учитель? – заюлил я, подобострастно глядя ублюдку в глаза. – Вот я и каюсь тебе в этом сейчас. Ты же сам учил меня, что на исповеди важно соблюдать порядок и что нельзя вываливать на голову исповедника все свои грехи разом, как из мешка…

– Когда это я тебя такому учил? Что-то не припоминаю. – Бородач на миг задумался, но потом махнул рукой: – А, ладно, может, и учил, почему нет? Давай сюда свою фотографию и иди. Буду думать, как мне с тобой быть.

– Как прикажешь, Учитель! – Я вынул из поясного чехла мини-комп Цефона, но прежде чем открыть нужный файл и передать Дьякону «вещдок», напомнил: – А что мне делать с последним грехом? Ты отпустишь его или прибавишь к тем, какие я искуплю епитимьей?

– Хорошо, уговорил: этот мелкий грех я, так уж и быть, тебе отпущу. – Было заметно, что пророку не терпится от меня избавиться. Как хотелось надеяться, затем, дабы не мешкая связаться с Дровосеком. – Итак, мой ученик, ответь: зачем ты сфотографировал и потом носил с собой сей бесстыдный снимок?

– Ну, понимаешь, Учитель, просто иногда по ночам меня посещают разные греховные мысли. И когда их накапливается слишком много, они начинают меня одолевать. После чего я…

– После чего ты глядишь на это фото и занимаешься втихаря рукоблудием? – нетерпеливо перебил меня пророк, сжав мои пространные оправдания в один короткий, четкий тезис.

– Да, Учитель. – У меня не оставалось иного выхода, как признать этот тезис справедливым.

– Но ты искренне раскаиваешься в содеянном, не правда ли?

– Все душой, Учитель! Раскаиваюсь и прошу у Господа и у тебя прощения.

– Вот и хорошо! – похвалил меня Дьякон и подытожил: – Раз раскаиваешься, значит, волей, данной мне Пламенным Иисусом-воителем, я отпускаю тебе этот малый на фоне прочих твоих проступков грех. Ты полностью искупишь его, когда выйдешь из церкви, встанешь перед ней на колени и прочтешь вслух пятьдесят раз подряд «Меч Господень», а затем еще тридцать раз – «Пусть сгинут нечестивцы!» Да будет так! Аминь! Ступай с богом, мой ученик. Но не уходи далеко. Возможно, скоро я вновь тебя призову и оглашу мое решение насчет твоей епитимьи…