Леонид Вегер - Записки бойца-разведчика

• Название: Записки бойца-разведчика
• Автор: Леонид Вегер
• Издательство: Новый Век
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-98101-020-7

Два десятка эпизодов-приключений, описанных в книге, с неожиданной стороны и в то же время правдиво отражают реалии Отечественной войны. В них переданы мысли и переживания юноши, со школьной скамьи очутившегося на фронте. Ценность воспоминаний — в их достоверности, во взгляде на события с точки зрения рядового бойца.

---

Скорее всего «языка» мы сегодня не добудем. Группа захвата составлена из новичков, которые пополнили наш батальон несколько дней назад. Командир группы — капитан, тоже из невоевавших. В нашем батальоне такого высокого звания ни у кого нет. Даже комбат у нас лейтенант. Наверное, капитану приказали возглавить эту операцию «на новенького», чтобы не очень задавался. Поэтому группа действует не очень настойчиво, отходя преждевременно. Мы, несколько бывалых бойцов из разведвзвода, держимся в тени и не высовываемся.

После третьей неудачной попытки группа ещё раз сместилась влево. И тут оказалось, что мы вышли на место, которое нам, разведчикам, знакомо. Предыдущей ночью мы успели побывать здесь и, встретившись с разведчиками из соседней части, разговорились.

— Хорошее место для атаки, — сказал я, глядя на пологий спуск к реке от наших окопов и такой же пологий выход к немецким.

— Да, — ответил разведчик соседней части. — Место удобное, но, говорят, заминированное.

Теперь с группой захвата мы подошли к этому месту. Ночь была на исходе. У нас оставалась последняя попытка. На дне ложбины мы немного отдохнули, покурили и собрались идти в сторону немцев.

— Здесь, вроде, минное поле, — неуверенно сказал я.

Чей-то кулак пнул меня в бок.

— Тебя что за язык тянут? — прошипел помкомвзвода Клочков.

Я опешил и усиленно зашевелил извилинами. Действительно, положение, как сказали бы теперь, сложное. Целую ночь мы пытаемся достать «языка», и нет ни его, ни потерь. Могут подумать, что мы отсиделись в укромном местечке. Надо чтобы кого-то хотя бы ранило.

Группа пошла. Я пристроился в середине к одному из солдат и пошёл за ним след в след. Идти ночью по минному полю — не сахар. Ужас сковывал меня при каждом шаге. Как только я делал шаг и выносил ногу вперёд, меня охватывал страх. Мне казалось, что именно в этот момент раздастся взрыв, и у меня оторвёт… Я почти физически ощущал, как это произойдёт. Что может быть страшнее для восемнадцатилетнего юноши?

Я старался изменить походку, пытаясь идти не раздвигая колен. Пусть лучше оторвёт ноги. Но при такой походке я не доставал до следа предыдущего солдата.

Так мы прошли ещё минут пять. Потом неожиданно из земли вырвалось чёрно-красное пламя. Раздался взрыв. На мгновенье я инстинктивно зажмурился. Когда я открыл глаза, шедшего впереди солдата не было. Это было как чудо. Только что он был, и вот его нет. Вокруг тишина. Ни стона, ни звука. Все замерли в оцепенении. Затем повернулись на одной ноге на сто восемьдесят градусов и зашагали обратно. Скоро дошли до дна ложбины и начали подниматься к нашим окопам. Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль, что всё позади, что мы сделали всё, что могли, и наконец-то можно будет поспать.

Дезертир

— Увольнительную не имею права дать, — сказал командир батальона. — Её может дать только комбриг, а он ещё где-то в пути. А что тебе уж так надо увидеть свою тётку?

— Да, она мне была вместо матери. Тётя взяла меня к себе после смерти мамы, и я жил у неё в Ессентуках последние три года.

— Иди без увольнительной, но к утру возвращайся.

Часа за два до этого наш батальон вошёл в Железноводск, откуда до Ессентуков, освобождённых от немцев днём раньше, километров двадцать. Одна из улиц вела в нужном направлении, и я весело зашагал по ней, предвкушая встречу с одноклассницами. На окраине я подошёл к последнему дому и забарабанил в дверь. В это тревожное время, да ещё к ночи никому не открывали и не подавали признаков жизни. Но в конце концов, убедившись, что я не уйду, старческий голос произнёс:

— Что надо?

— Где дорога на Ессентуки? — спросил я.

— Да вот по этой дороге и иди.

Я зашагал дальше. Через пару километров наткнулся на стаю шакалов, грызших валявшуюся на дороге дохлую лошадь. До них оставалось метров десять, а они всё ещё не разбегались.

— До чего обнаглели, — подумал я и, передвинув автомат из-за спины на бедро, дал по ним очередь. — Сколько их развелось! Впрочем, немудрено — пищи-то навалом. Табуны лошадей лежат вдоль дорог со вздувшимися животами. Жалко их. Очень уж они не приспособлены к современной войне. Не могут спрятаться ни в окоп, ни в подвал, ни залечь. А над землёй летят пули, осколки, снаряды.

Недавно рядом с нами стояла батарея на конной тяге. Так там породистому красавцу-тяжеловозу, которым мы все любовались, когда по вечерам его водили на водопой, во время бомбёжки осколком срезало половину морды. Глаза были на месте и смотрели на нас, а вместо передней части — носа и рта, белели кости. Конюх, пожилой солдат, со слезами на глазах вёл его за станицу, чтобы пристрелить. И хотя мы привыкли к смерти, лошадь почему-то стало жалко.

Топаю дальше. Вот и Ессентукский английский парк, переезд через пути. Вхожу в городской парк, где ещё полгода назад гуляли с друзьями, слушали концерты на открытой эстраде, танцевали на танцплощадке. Совсем немного, и я постучу в родную дверь. Вот удивится тётя. Предвкушая радостную встречу, запел. Почему-то привязалась джазовая песенка:

Моя красавица мне очень нравится
Походкой лёгкою, как у слона,
Немножко длинный нос, макушка без волос,
Но всё-таки она милее всех.

— Товарищ боец! — раздалось вдруг в ночной тишине. — Ваши документы!

Ко мне подошёл патруль. Солдаты были какие-то чистенькие, гладенькие. Видимо, ещё не воевали. Весёлым голосом объясняю, что я боец взвода разведки 1-го батальона 7-й бригады 10-го гвардейского авиадесантного корпуса, что я иду к своей тётке, которая живёт здесь, за углом, и что к утру должен вернуться к себе в часть.

— Давай увольнительную, — говорит старший.

— Да что вы, ребята!? Какая увольнительная? Штаб бригады был далеко, и комбат разрешил мне сходить без неё.

— Ничего не знаю. Предъявляй увольнительную.

Довольно долго мы так препирались.

— Идём в комендатуру. Там разберёмся.

Понимая, что выхода нет, иду с ними.

Комендатура помещается в здании городской поликлиники. Дежурный офицер, одетый почему-то в морскую форму, сидит в кабинете заведующего.

— Задержали дезертира, — докладывает один из патрульных.

Я в который раз рассказываю, как было дело. Офицера клонит в сон, и он в пол-уха слушает мои объяснения.

— Заберите оружие, отведите к остальным. Утром разберёмся.

Патрульные, стоявшие у дверей, идут ко мне. Тут я теряю самообладание, и всё дальнейшее происходит, как во сне. Я отскакиваю в угол, привычным движением перевожу автомат на бедро, взвожу затвор и направляю на патрульных. Сам не знаю почему, говорю выспренную фразу:

— Гвардейцы оружия не сдают. Буду стрелять.

Патрульные в недоумении замерли. Установилась напряжённая тишина. Рука офицера потянулась к кобуре. Я перевёл автомат на него. Тут он оказался на высоте. Неожиданно спокойным голосом он произнёс:

— Ладно, отведите его, как есть.

В зале стояло, сидело, лежало человек тридцать безоружных солдат опустившегося вида. Некоторые были пьяны. Я нашёл свободное место и улёгся. Мрачные мысли бродили в голове. Вместо того, чтобы гулять по городу, красоваться перед одноклассницами, я сижу в каталажке. Завтра меня скорее всего отправят в штрафбат, я расстанусь с родным батальоном, с товарищами. Наконец дала знать о себе усталость, и я заснул.

Утром новые, сменившиеся караульные вывели нас во двор оправиться. Потом арестованные стали возвращаться в здание. Я стоял в дальнем конце двора и игнорировал происходящее, как будто оно не имело ко мне отношения. Караульный пропускал мимо себя одного задержанного за другим, и, когда прошёл последний, вопросительно посмотрел на меня. Я продолжал стоять в полоборота к нему, ненавязчиво демонстрируя свой автомат. Внутри у меня всё дрожало, я боялся встретиться с ним взглядом, опасаясь выдать себя. Какое-то время он ещё смотрел на меня, потом повернулся и пошёл догонять ушедших.

Помещение поликлиники мне хорошо знакомо. Здесь год назад мне делали двадцать четыре укола в живот после укуса собаки. Погуляв ещё немного по двору, я уверенной походкой поднялся на крыльцо и через боковой служебный вход вышел на улицу.

Как на крыльях, я понёсся от этого здания.

— Товарищ боец! — раздался вдруг над ухом грозный голос.

Душа ушла в пятки. Неужели кто-то обнаружил моё бегство? Поворачиваю голову. Рядом стоит направлявшийся к комендатуре майор невысокого роста, одетый с иголочки. — Почему не приветствуете старшего по званию?

— Милый, — пронеслось в голове. — Да я готов тебя облобызать, не то что приветствовать. Слава богу, что ты остановил меня лишь из-за этого. Только не отводи меня в комендатуру.

Проникновенным, заискивающим голосом я прошу у него прощения, обещаю исправиться и никогда больше не нарушать устав. Он читает мне короткую нотацию и отпускает.