Леонид Вегер - Записки бойца-разведчика

• Название: Записки бойца-разведчика
• Автор: Леонид Вегер
• Издательство: Новый Век
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-98101-020-7

Два десятка эпизодов-приключений, описанных в книге, с неожиданной стороны и в то же время правдиво отражают реалии Отечественной войны. В них переданы мысли и переживания юноши, со школьной скамьи очутившегося на фронте. Ценность воспоминаний — в их достоверности, во взгляде на события с точки зрения рядового бойца.

---

— Милый, — пронеслось в голове. — Да я готов тебя облобызать, не то что приветствовать. Слава богу, что ты остановил меня лишь из-за этого. Только не отводи меня в комендатуру.

Проникновенным, заискивающим голосом я прошу у него прощения, обещаю исправиться и никогда больше не нарушать устав. Он читает мне короткую нотацию и отпускает.

Боковыми улочками подхожу к своему дому и стучу в дверь. Раз, другой. Тишина.

Справка

В документах архивного фонда Ставропольской краевой комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в г. Ессентуки за период оккупации с 11 августа 1942 г. по 11 января 1943 г. в списке граждан города Ессентуки (еврейской национальности), расстрелянных оккупантами значится Вегер Мария Моисеевна, 43 года, проживавшая по ул. Фрунзе, 8.

Основание: ФР-1368, оп.1, д.69, л.4.

Печать Государственного архива Ставропольского края Директор крайгосархива Подпись О. К. Арефьев Зав. отделом Подпись В. А. Водолажская

Свой батальон я догнал только через три дня. Встретившийся начальник спецчасти удивлённо посмотрел на меня и сказал:

— А я отправил бумаги наверх, что ты дезертировал.

Атака-показуха

С наступлением темноты наша часть пришла сменить измотанный, почти выбитый кавалерийский полк. Он ушёл на пополнение, а мы начали размещаться в их окопах. Почему-то они были усеяны казацкими шашками. Видимо, убедившись в их ненадобности, кавалеристы обошлись с ними так же, как мы со своими штыками. Наши офицеры, ребята чуть старше нас, тут же нацепили шашки и портупеи и весь вечер щеголяли в них.

Наш взвод разведки занял несколько окопов около блиндажа, где располагался штаб батальона. До утра, когда должно было начаться, по-видимому, наше наступление, делать было нечего. Мы, несколько ребят из взвода, вылезли из окопов и пошли «прогуляться» на нейтральную территорию.

Сейчас я даже не могу понять, что нас толкало на такие действия. Приказов никто нам не отдавал, понимания того, что знание этой местности может пригодиться, у нас не было. Наверное, нами двигало любопытство, мальчишеская жажда приключений.

Итак, мы шли в сторону немецких окопов, осторожно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к отдалённому шуму фронта: гулу артиллерийской канонады, разрывам мин и снарядов. (Помню, когда я оказался в госпитале и утром впервые пришёл в себя, меня поразила и даже испугала именно тишина.) Сейчас, когда мы двигались к немецким окопам, с их стороны тоже почему-то не доносилось обычных звуков стрельбы.

Уже видна линия окопов. Мы подошли к ним метров на 50, но оттуда не доносились ни выстрелы, ни голоса. Можно было повернуть назад, но мы всё-таки продвигались крадучись вперёд, ожидая каждый момент пули в живот. Наконец подошли к самым окопам и увидели, что они вроде бы пустые. Надо проверить, — может быть, немцы спят в блиндаже. Мы разделились. Двое ребят пошли вправо, а я влево по брустверу, не спускаясь в окоп. Вскоре я наткнулся на отходящую вглубь позиций траншею и пошёл над ней. Она упиралась в блиндаж. Его дверь была закрыта. Я остановился в раздумье: открывать дверь было рисковано, в блиндаже могли оказаться немцы. Вначале хотел бросить через трубу дымохода гранату, но потом решил войти в блиндаж через дверь.

Держа на изготове автомат в правой руке, левой осторожно, стараясь не скрипеть, открыл дверь и вошёл во внутрь. Там было тихо, и через минуту, когда глаза привыкли к темноте, я убедился, что в блиндаже никого нет.

Блиндаж был оставлен, как всегда, в идеальном порядке. Все бутылки были пустые, ничего съестного не оставлено. Я вышел наружу и присоединился к ребятам. Мы осмотрели ещё несколько блиндажей, ничего интересного не нашли и, не торопясь, двинулись к своим, тем более, что уже светало.

Не успели мы вздремнуть, как нас разбудил шум. Батальон готовился к атаке. Атака была необычной: в рядах атакующих находился весь штаб батальона во главе с комбатом. Я подошёл к комбату и сказал, что нёмецкие окопы пусты.

— Откуда ты знаешь? — спросил он недоверчиво.

— Ночью мы там были.

Я увидел сомнение в его глазах. Надо всё-таки сказать, что пули вокруг нас свистели. Вообще эти пули, пули на излёте, летят на передовой всегда, неизвестно почему и откуда. Кажется, немцев нет, а пули почему-то свистят. Впечатление такое, что они рождаются из воздуха. Бывалые фронтовики не обращают на них внимания (нельзя же всё время, да и не к чему, ползать по-пластунски). Впервые попавшие на передовую реагируют на эти пули, и по этому их можно опознать.

Атака тем временем развивалась по всем правилам. Атакующие бросались вперёд, потом залегали и снова бросались вперёд, связной тянул связь вслед за комбатом. Мы шли рядом в полный рост и чувствовали себя крайне неудобно: взрослые, солидные, уважаемые командиры залегали на землю, а мы стояли рядом и стыдливо отворачивались. Комбат в телефонную трубку докладывал комбригу, что атака при участии всего штаба развивается нормально, что они готовы к последнему броску.

За личное участие в атаке офицеры штаба были награждены орденами.

Атака ради «галочки»

Уже две недели наша гвардейская бригада ведёт наступление вместе с бригадой морских пехотинцев. Поочерёдно, то они, то мы выходим вперёд, взламываем немецкую оборону и отходим на пополнение. На этот раз морские пехотинцы атаковали особенно отчаянно. Они всегда ходили в атаку не так, как мы. Если мы ходили молча, то от их «ура-а-а!» мурашки пробегали по коже даже у нас, хотя мы находились сзади. Казалось, их невозможно остановить, даже ранеными они будут ползти вперёд, чтобы зубами вцепиться во врага. (Сейчас экстрасенсы сказали бы, что перед моряками катилась мощная волна энергетики, подавлявшая и сметавшая противника.)

В это утро так и произошло. Сначала немцы оставили свои окопы, потом несколько бараков МТС, стоявших перед станицей, а затем и саму станицу. Бегство произошло в такой панике, что в станице остался грузовик, нагруженный бутылками со шнапсом. Скептики потом говорили, что это было сделано специально. Но как бы то ни было, через час моряки поголовно лежали без чувств.

Когда через некоторое время немцы пошли в контратаку, отражать её было некому, и немцы вновь заняли станицу. Моряков, валявшихся на видных местах, застрелили, а лежавших в огородах и других укромных местах пока не обнаружили.

Наша бригада в это время начала занимать оставленные немецкие окопы, а взвод разведки обосновался впереди, в бараке МТС. Из станицы прибежал один из уцелевших морских пехотинцев и рассказал о произошедшем. Командир взвода повёл его в штаб. Через час комвзвода вернулся, позвал меня и говорит:

— Леонид, бери взвод и веди в атаку.

Ко мне он обратился неспроста. Я был сознательным, наивным восемнадцатилетним комсомольцем, стремящимся вдобавок доказать себе и другим, какой я смелый. Сомнений, что надо атаковать и выручать моряков не было. Я начал готовиться к атаке, но тут увидел, что взвода нет. Ребята «замаскировались».

— Ваня, где взвод? С кем идти?

Он огляделся и убедился, что взвода действительно нет.

— Возьми партизан, — сказал он.

Группу партизан влили в наш взвод несколько дней назад после освобождения Минеральных Вод.

— Ваня, как же мы будем атаковать всемером?

— Что делать. Надо. Приказ. А батальон только разворачивается. Давай, иди, не бойся.

— За мной! — скомандовал я партизанам и выскочил из ворот барака. Партизаны двинулись за мной. Мы пробежали метров сто, пока по нам не открыли стрельбу, и залегли. Второй рывок пришлось делать под огнём, и мы легли метров через тридцать. К следующему броску я начал готовиться серьёзно. Наметил метрах в двадцати место, до которого я должен добежать, присмотрел рядом углубление, куда потом переползу. Всё так и произошло. Лежу в углублении, бывшей луже, и чувствую, что-то неладно. Не отрывая головы от земли, оглядываюсь и вижу, что я один. Партизаны, непривычные к открытым действиям, струсили и исчезли.

Итак, я лежу один посреди площади. Из крайних домов, до которых оставалось метров двести, по мне стреляют. Я изо всех сил прижимаюсь к земле, сдвигаю на бок запасной диск и ещё плотнее вдавливаюсь в бывшую лужу. Лихорадочно работает мозг:

— Что делать? Подняться и бежать назад бессмысленно, подстрелят. Открыть стрельбу по нёмцам. Они близко и хорошо видны.

Включился инстинкт самосохранения:

— Конечно, ты убьёшь нескольких немцев, но живым отсюда уже не уйдёшь.

В конце концов решил изображать убитого. Через какое-то время стрелять перестали. Скосил глаза на немцев и увидел, что они сбегаются к крайним домам. Понял, что готовится атака, и первой её жертвой буду я. Надо уматывать. Ещё раз огляделся. Слева и чуть сзади, в метрах тридцати-сорока курятник. Я метнулся туда и залёг за ним. Опять началась стрельба. Глинобитные стены прошивались насквозь, но это уже был неприцельный, не столь опасный огонь. Когда он стих, я выждал ещё с полчаса и, петляя, как заяц, помчался к бараку. Немцы были заняты подготовкой к атаке и почти не стреляли. В бараке я отыскал комвзвода и доложил о неудавшейся контратаке. Вместо ожидаемых упрёков, я услышал похвалу.