Валентина Мухина-Петринская - Корабли Санди

• Название: Корабли Санди
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Жанр: История

---

Это было больше, чем угрюмость. Санди случайно встретился с ним глазами и похолодел. У парня были глаза, как у того самого пса...

В семье Дружниковых знали, какого пса. В позапрошлом году Санди с родителями жил месяц в Алупке. По соседству проживал полковник в отставке. У него был большой сад. Сад охранял огромный пес, породы овчарка, похожий на собаку Баскервилей. Пес всю свою собачью жизнь был прикован к цепи. Он был мрачен, жесток и озлоблен.

Однажды Санди, которого полковник пригласил к себе угостить грушами, видел этого пса близко. Он не лаял, потому что мальчика держал за руку хозяин, а пес был умен. Он только посмотрел на Санди... И Санди никогда не забудет этого взгляда. Угрюмые голубые глаза, полные затаенной угрозы, злобной тоски и ненависти. Даже в зоологическом саду у тигра в клетке не видел Санди такого взгляда. А вот теперь увидел у человека - этого парня.

"Он - убийца,- холодея, подумал Санди.- Конечно же, он бандит и убийца. А Станислава Львовича он знает по колонии... Вот ужас! Как же быть? Он убьет нас ночью и скроется. Но не надо показывать вида, что я боюсь".

- Я когда-то отбывал с твоим отцом в колонии,- сказал парень Ермаку. На Санди он не обращал никакого внимания, будто его и не было в комнате,- Влип в одну историю. Вообще я был хулиган, а пороть некому. В детдоме рос, хотя есть у меня родной дядя. Культурный дядя. Инженер. Только сволочь. Ведь я осиротел-то совсем мальцом. Никогда ничем не помог. Обращался я к нему. И воспитательница обращалась. Только и был свет в окне, что в колонии встретил Стасика Зайцева. Такой хороший человек. Простой... Образованный, умный, а нисколько не важничал. Добрый он. Стихи мне свои читал. В колонии его пьесу ставили. Комедия - животы все надорвали, смеялись. Его все в колонии любили. И начальство, и наш брат зека. Когда он вышел, несколько раз писал мне. Даже, раз денег перевел. Писал, чтоб я у него и остановился, когда освобожусь. Только это давно было. Может, он и забыл про меня. Каждый раз, когда освобождался, я ехал к нему. Да ни разу не доехал... Снова попадал в тюрьму. А теперь наконец доехал. Завязал навсегда, накрепко. Ненавижу преступный мир, как... клопов! Подавил бы их собственными руками. Я такой же паразит, как и они. Еще хуже, может. Но больше не могу их выносить. Душа не терпит. Баста!.. Я почти четверо суток не спал.

- Сейчас я вам постелю,- сказал Ермак.

Он быстро и ловко, как все, что делал, постелил на диване. И молча смотрел, как парень снимал плащ. Под плащом оказалась грязная рубаха и штаны из чертовой кожи. Ермак полез в гардероб, достал оттуда чистые брюки, кальсоны, сорочку, носки.

- Это папино,- сказал он,- не новые, конечно, но чистые. Соседка постирала, так и лежит. Пожалуйста, возьмите. Мне оно велико, а папа его бросил...

Парень молча переоделся. У него было тело борца или боксера - мощные бицепсы так и ходили под бледной кожей. Лицо его было тоже очень бледное. Тюремная бледность! Хотя он в колонии работал, по его словам, на строительстве.

- Как вас звать? - спросил Ермак, когда вор переоделся.

- Иван Баблак. Непривычен я к фамилии-то. А кличка у меня была Волк. Надо забывать об этом. Буду жить, как все люди.

- Ложитесь, я вам постелил,- напомнил Ермак. Парень прилег поверх одеяла и закурил. Но ему не лежалось, хоть не спал четверо суток. Он опять сел и стал рассматривать комнату. Бедно здесь было, но чисто: недаром Ермак только что произвел генеральную уборку. Может, Баблаку после колонии показалось уютно. На всем еще лежал отпечаток духа Стасика. Несколько космических пейзажей по стенам, неоконченная картина на шкафу - что-то непонятное. Низкий стеллаж в современном стиле, который делал сам Станислав Львович. На стеллаже в причудливом сочетании стояло несколько книг, кувшин с отбитой ручкой, две глиняные кружки, бутылки из-под болгарского вина, горшочек с традесканцией, выдолбленная и высушенная тыква... На обеденном столе стоял самодельный приемник. Золотые руки были у этого странного человека. Ни в одном учреждении он не удерживался дольше двух-трех месяцев за отлынивание от работы, а дома готов был не спать всю ночь напролет, собирая какую-нибудь "игрушку". И он действительно не чинился, мог читать свою новую поэму какому-нибудь поклоннику его таланта десяти лет от роду, который и понять-то в ней ничего не мог, но был польщен вниманием. Призывал малограмотную соседку показать ей только что законченный ландшафт, изображающий "Мир двойной звезды". Соседка хвалила, вздыхала и робко советовала: "А если бы лебедей иль оленей нарисовать, все бы на базаре можно было продать".- "Меня окружают обыватели,- вздыхал Станислав Львович,- о, как я безмерно одинок!"

Как ни странно, ничего в этой комнате не было от матери Ермака, будто и не жила здесь никогда. Разве что пара платьев в ветхом шкафу да туфлишки со сношенными каблуками. А ведь она тоже, как и всякий человек, была целый мир!

Есть в мире этом самый лучший миг,

Есть в мире этом самый страшный час,

Но это все неведомо для нас.

Не об одной же водке она думала? Были наверняка какие-то мысли, чувства, мечты, надежды, которые не сбылись. И ничего не осталось, ни следа, даже в той комнате, где жила.

- Приемник-то действует? - спросил Баблак.- Иль тебе сейчас не до музыки?

- Можно...- неохотно сказал Ермак.- Только тихонько: соседи уже легли.

Ермак включил приемник. Исполнялась любимая песенка Санди "Бригантина".

И с тех пор и в радости, и в горе,

Стоит лишь слегка прикрыть глаза,

В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина подымает паруса.

- Хорошенькая песенка, только душу бередит,- сказал Иван.- А где это флибустьерское море?

Ермак хотел объяснить, но раздумал.

- Его уже нет,- сказал он только,- пересохло.

А Санди вдруг подумал впервые, что люди Флинта тоже, наверно, были вот такие: угрюмые, озлобленные, отупевшие от крови, с глазами, как у цепного пса.

Легли спать. Ермак потушил свет и лег с краю; Санди - у стенки. Лежали молча. Первым уснул Баблак.

Когда глаза привыкли, стало светло. Над морем взошла луна и светила в окна. Ермак плакал. Санди притворился, что спит, дыхание даже затаил. Пусть его выплачется. Горе такое, что больше не бывает.

Ермак плакал долго, потом вытер глаза рукавом сорочки и тихонько приподнялся: "Санди, ты спишь?" Санди только крепче зажмурился. Тогда Ермак еще поплакал, прерывисто вздохнул и уснул.

И тогда на Санди напал страх. Вдруг Иван проснется и убьет их? Разум подсказывал, что ему нет никакого резона их убивать, но страх не проходил, а, наоборот, нарастал. А может, он сумасшедший? Какой нормальный человек будет без конца садиться в тюрьму, когда можно работать на воле? Все равно он там работал, на строительстве или где.

Санди не был трусом, но Иван внушал ему ужас и невольное отвращение. Он не мог забыть его глаз.

Санди был благополучным мальчиком из благополучной семьи. Первый раз в жизни он ночевал у товарища, без мамы, и надо же такому случиться откуда-то появился этот преступник! Знала бы бабушка! "Лучше бы я теперь спал дома", невольно подумал Санди, но тут же ему стало стыдно. Он решил не спать и караулить Ермака и себя.

Ночь тянулась бесконечно. Ермак лежал тихо, изредка всхлипывая во сне. Баблак спал нехорошо. Он метался, стонал, бормотал что-то неразборчивое, иногда явственно ругался нехорошими словами. Тяжелые сны терзали его. Вдруг он проговорил очень четко, с бесконечной тоской и ужасом: "Господи, пронеси!" Какой ад ему снился? Санди невольно приподнялся на локте: может, его разбудить? Но не осмеливался. А Иван никак не мог проснуться сам от своего кошмара. Он вдруг стал скулить, как щенок, тоненько, жалобно в невыразимом ужасе.

Санди не выдержал.

- Иван! - позвал он. - Иван, проснитесь!

- Подъем?! А? Ох, как хорошо, что ты меня разбудил!- благодарно сказал Баблак и сел на постели. - Фу! Ох! Где мои папиросы? - Он встал, нашел папиросы и в одном белье сел у окна и закурил. - Это ты меня разбудил? спросил он Санди, первый раз обращаясь к нему.

- Я. Вы очень стонали.

- Хорошо сделал.

- Вам снился страшный сон?

- Мне снилась моя жизнь. Вы что, дружите?

- Ермак мой самый лучший друг.

- Хороший пацан! А ты чей же будешь?

Санди было начал объяснять, запинаясь от страха, когда проснулся Ермак. Он захотел пить. Встал, зажег свет (как хорошо при свете!). Ермак был бледен, глаза опухли от слез.

- Может, хотите чаю? - предложил он.

- Я бы выпил! - торопливо подтвердил Санди, боясь, что Ермак потушит свет.

Ермак поставил чайник на электроплитку и сел с ногами на постели.

- Ты в каком же классе? - спросил Иван Ермака.

- В седьмом.

- А у меня десятилетнее образование. В колонии уже закончил. И специальность там же приобрел - маляр. Это все в последний срок, когда решил покончить с этим. Кому сказать - удивятся. Не поверят. Был я один человек... Не человек вовсе, звереныш... Волк и есть волк. Недаром кличку дали такую. Посмотрел кино... Сто раз до этого смотрел - так, буза. А это... Все вдруг изменилось во мне, и мир стал другим вокруг.