Валентина Мухина-Петринская - Корабли Санди

• Название: Корабли Санди
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Жанр: История

---

Снова началось сражение... Оставшиеся в живых шесть человек укрылись в доте. Гитлеровцы окружали медленно, но неотвратимо. Вокруг дота десятки трупов фашистских солдат, подбитый танк, обугленная машина.

Так прошли еще сутки. В живых оставалось уже четверо. Двоих отнесли к стене, закрыли им глаза. Вот кто эти четверо: парторг Дмитрий Сергеевич Куприянов, коммунисты Бурлака и Петров, беспартийный Иван Баблак. На четырех обреченных в осажденном доте смотрела смерть.

Не было воды (о, только бы глоток!). На исходе боеприпасы. А враг наседает.

- Рус, сдавайся!

- Простимся, друзья,- торжественно сказал парторг. Начали прощаться. Баблак словно не слышал. Он повернулся к парторгу и сказал:

- Дмитрий Сергеевич, я один здесь беспартийный. Хочу тоже быть коммунистом.

- Что ж, вступай...

Бумаги не оказалось. Петров вывернул карманы, нашел какую-то квитанцию.

- Вот пиши на обороте заявление. После боя дам тебе рекомендацию.

- Я тоже рекомендую! - крикнул, не оборачиваясь, Бур лака и выпустил по врагу очередь из автомата.

- Товарищи! - сказал парторг.- Собрание объявляю открытым. На повестке дня один вопрос: прием кандидатом я члены партии товарища Баблака. Какие будут предложения?

- Принять!

- Принять!

Через два дня советские войска, перейдя в наступление, отбросили гитлеровцев. Только тогда открылась дверь дота и вышел, рыдая, Куприянов: только что умер на его руках Иван Баблак; Петров и Бурлака погибли раньше...

- Вот они здесь лежат, мои друзья...- тихо сказал Дмитрий Сергеевич, держа кепку в руках.- Но как же мне сказали, что сынок Ивана умер? Зачем?

- Тсс! - Рыбаков оттащил приятеля от братской могилы. Иван плакал, не скрывая и не стыдясь своих слез. Когда он немного успокоился, Рыбаков повел его в музей.

Там под стеклом лежало заявление Ивана Баблака, окрашенное кровью героя.

На другой день Иван Баблак был зачислен на судостроительный завод. Маляром. В цех коммунистического труда, мастером которого столько лет был старый судостроитель коммунист Рыбаков. Родион Евграфович Баблак работал на Этом же заводе заместителем главного инженера.

ФИЛИПП МАЛЬШЕТ

Воздух сух и зноен, небо помутнело-чувствуется близость пустыни Сахары. Мы где-то в районе Зеленого мыса. Устойчиво дует северо-восточный пассат, освежая не то что тело - самую душу. На па тубе толкотня, как на проспекте Ленина в нашем городе: смех, говор, песни. Каждый занят своим делом, но успевает обмолвиться с товарищем парой веселых словечек. Одни до этого рейса работали на рыболовных или китобойных судах - это старые морские волки, другие - вчерашние школьники и ног под собой не чувствуют от радости, что попали на океанское судно.

В штурманской рубке пыхтит над картами Фома Иванович Шалый - первый его рейс в океане. Я не раз заглядывал к нему в рубку. Иногда он улыбнется радушно и даст покурить из своей морской трубки. Рассказа от него не жди, молчалив феноменально, но слушает с удовольствием. Хорошо слушает. А другой раз хмуро глянет из-за своих карт, планшетов, журналов, в которых записаны пеленги, изобаты, время научных станций, и скажет:

- Ты, Санди, того... иди. Некогда!

Обычный рабочий день в океане. Ученые заняты своей работой. Все они разбиты по отрядам, по шесть-восемь человек. Начальник нашего гидрологического отряда - Мальшет, старший научный сотрудник - Елизавета Николаевна Ефремова (жена Фомы Ивановича). Некоторые ее зовут просто Лизонька; она не возражает. Старший инженер по приборам - Анатолий Бабушкин, грубоватый, но прямой, искренний человек. Три младших сотрудника, только в прошлом году закончившие институт. Они славные ребята, но уж слишком скалозубы, насмешливы. Самые молодые из ученых, а поотпустили себе бороды под Фиделя Кастро. И практикант студент-заочник Александр Дружников - это я. Всего семеро!

Работы у нас больше всех. Встаем в несусветную рань, когда больше всего хочется спать, и уже в шесть часов приступаем к наблюдениям. Океан хмур и заспан, небо еще заволочено облаками, утренний ветер срывает верхушки волн и обдает брызгами лицо, холодные капли попадают за воротник. Мы собираемся у наших лебедок, установленных по правому борту в носовой части судна, вблизи гидрологической лаборатории. Обмениваемся приветствиями, шутками. Елизавета Николаевна всегда ясна и светла. Никогда я не видел ее заспанной или с головной болью, не в духе, раздраженной. По-моему, она очень сильный душевно человек. Мужественный. Она, видимо, счастлива. Но все-таки какая-то тень скользнет порою по ее смуглому лицу, потушит на минуту блеск светло-серых глаз и спрячется в уголках рта. Следы пережитого. У кого их нет - на лице или в сердце!

Грохочет лебедка, змеится стальной трос. Мальшет не дает нам времени для раскачки - с места в карьер включаемся в работу. Скоро от лебедки начинает валить пар. Тралим на глубину до пяти тысяч метров. Определяем течения на... 84 горизонтах! Пускаем в ход и вторую лебедку. В океанскую пучину опускаются на тросах барографы, вертушки, термографы. Пробы воды барографами, измерение температуры, определение ветрового дрейфа с помощью вертушек. Наблюдения за цветом и прозрачностью морской воды при помощи белого диска и шкалы цветности. (Доверен целиком мне.) Измерение высоты штормовых волн. (Думаете, это легко? Весь вымокнешь, как собака на дожде!) Наблюдения над солнечной радиацией и т. д. и т. п. Всего не перечислишь. Вытравив трос с кабелем за борт, включаем электронный мост, следим за работой самописцев. Одна станция занимает два, а то и три часа, смотря по погоде. Если же случится перехлестывание тросов, то на распутывание их уйдет еще добрый час. Только потом завтрак в кают-компании. После завтрака небольшой отдых, обработка материалов, и снова очередная станция. Так все сутки. Мы дежурили в две вахты - дневную и ночную. Конечно, устаешь, но работа интересная. При каждом тралении на палубе собирается толпа любопытных. Мы каждый раз извлекаем из океана что-нибудь интересное: багряные ветви с кораллового рифа, живые оранжевые звезды, седые водоросли, словно вырванные из бороды морского царя, странных, будто инопланетных рыб.

Как-то во время ночной вахты, когда мы отдыхали на палубе после очередной станции, зашел разговор о Мальшете. (Филипп Михайлович, который работает в обе смены, ушел к себе немного соснуть.) И вот Анатолий Бабушкин говорит:

- Все-таки при всей известности, при том положении, которое Мальшет занимает в научном мире, он неудачник!

"Не похож он на неудачника",- подумал я, а Лиза даже руками всплеснула:

- Какую чушь вы говорите! Анатолий разозлился:

- Почему "чушь"? Мальшет несколько лет отдал борьбе за Каспий... Это его нашумевший проект дамбы через Каспий? Проект отклонен. Неудача, которая может...

- Разные бывают неудачи,- перебила его Лиза,- как вы не понимаете... Просто его проект опередил свое время. Он несомненно будет осуществлен в двухтысячном году или позже. Мечта Филиппа Мальшета сбудется: человек будет сам управлять уровнем Каспия!

Даже в полумраке - мы сидели на слабо освещенной палубе - я заметил, как раскраснелась Лиза, как сияли ее глаза.

- Разве вы еще не поняли,- с презрением, пылко добавила она,- что Мальшет - человек из будущего? Разве вы столь слепы? Он всегда будет идти немного впереди, хоть на день, но впереди. Его поймут завтра, а он уже опять уйдет далеко, вынашивая необычные идеи...

Лиза внезапно умолкла, словно задохнулась, и больше не сказала ни слова.

На меня ее слова произвели огромное впечатление. Я раздобыл в корабельной библиотека несколько книг Мальшета о Каспии, о его проекте. Каспийское море катастрофически мелеет (в иные эпохи катастрофически подымается, заливая города и гавани), и молодой ученый хотел (всего-навсего!) управлять уровнем моря,

С этого дня я стал внимательно присматриваться к Мальшету. Вслушиваться в его речи. Спорщик он был, между прочим, ужасный. Он даже с дедушкой несколько раз схватывался. И резок он был! Хорошо, что дед выше этого мелкой обидчивости - и слишком ценит в Филиппе способного океанолога (гением он его не считает).

Вот об океане они и спорили. Мой дед - крупнейший теоретик в вопросах океанологии и океанографии и все же считает, что теория еще непростительно отстает. А у Мальшета крен в сторону практических начинаний... Великие технические идеи его увлекают. Но как он говорит! Нельзя не заслушаться им, не верить ему. Мы часто беседовали с ним, захватывая время у сна, уже лежа в каюте на своих койках. Вернее, он говорил, а я слушал с бьющимся сердцем. Я вдруг понял, что как-то на ощупь, инстинктивно пришел в океанологию, но теперь я знал, за что полюбил эту науку и ч т о должен в ней сделать, когда кончу институт. Ни дед, ни педагоги, ни даже книги, а именно Мальшет раскрыл мне глаза. Океанология была наукой будущего.

- Знания о Мировом океане скоро продвинутся настолько,- уверенно говорил Мальшет, раскуривая свою "папиросу на ночь",- что на их основании техника начнет приносить человечеству такое, что нам сейчас и не снится. На очереди дня, друг Санди, регулирование климата человеком. Управление переносом влаги при помощи воздушных течений, воздействие на глубинные течения, на ледовую поверхность полярных океанов.