Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная

• Название: Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
• Автор: Маргарет Джордж
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-25712-6

Цезарь умер. Клеопатра, вернувшаяся в Египет, ум и силы отдает на создание мощной империи на Востоке в противовес Римской. Ненасытный Рим старается поглотить Египет, сделать богатейшую из стран мира своей провинцией. Трагическая любовь к Антонию, их встреча в Карсе, куда Клеопатра приплывает на украшенном золотом и драгоценностями корабле с пурпурными парусами, наряженная богиней Афродитой, тайное, а затем открытое противостояние двух триумвиров — приемного сына Цезаря, молодого Октавиана, и возлюбленного Клеопатры Марка Антония, — завершившееся морским сражением у мыса Актий, бегство Антония и Клеопатры в Египет и закат династии Птолемеев.

Муза Клио в романе Маргарет Джордж вышивает богатейший узор на ткани истории, приближая к нам далекие времена, когда миф неотличим от реальности и великие деяния предков сопоставимы с деятельностью богов.

---

Капитан и слуги поставили на палубе удобное складное ложе в надежде на то, что свежий морской воздух даст мне силы. Теперь, как настоящий инвалид, я проводила время на воздухе, обложенная подушками и укрытая от солнца гигантским балдахином, апатично наблюдая за танцем волн и поеживаясь, когда до ложа долетали случайные брызги.

— Сейчас мы проходим между Критом и Киреной, — сказал мне капитан. — Половина пути осталась позади.

Кирена. Там разводят розы и быстрых коней. Цезарь любил и то и другое.

В ту ночь, когда я приготовилась улечься на опостылевшую койку, Хармиона открыла крохотное окошко, чтобы впустить немного воздуха, и закутала меня в одеяла.

— Я устала от этой болезни, в чем бы она ни заключалась, — сказала я, глубоко вздохнув.

Она по-прежнему приносила мне еду, возбуждающую аппетит, и я ощущала себя все более виноватой из-за того, что день за днем отказывалась подкреплять силы. Худоба моя производила тягостное впечатление: в зеркало смотрело незнакомое скуластое лицо с почти прозрачной кожей нездорового розового оттенка.

— В чем бы она ни заключалась? — повторила Хармиона. — Я думаю, мы обе хорошо знаем, в чем тут дело, госпожа.

Я молча воззрилась на нее. Что она имела в виду? Может быть, болезнь видят другие, а я о ней не подозреваю? Проказа? Или, хуже того, помутнение рассудка, очевидное для всех, кроме жертвы?

— Ты хочешь сказать, что я действительно больна?

Вопрос прозвучал спокойно, но это стоило мне усилий. Лишь сейчас, заподозрив у себя неизлечимую болезнь, я вдруг осознала: несмотря ни на что, я очень хочу жить.

— Да, больна, и весьма распространенной болезнью. Ну, ладно, будет тебе. Совсем не смешно, и я не знаю, почему ты все скрывала так долго. Заставляла меня беспокоиться, готовить для тебя особые блюда — между прочим, это довольно хлопотно.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Пожалуйста, перестань! Зачем ты притворяешься, будто не понимаешь?

— Что?

— Прекрати эту игру! Ты прекрасно знаешь, что ждешь ребенка!

Я изумленно воззрилась на нее. Ничего подобного я услышать не ожидала.

— Почему… с чего ты взяла?

— Потому что это очевидно! У тебя все симптомы беременности. Имей в виду, я твое лицо вижу, а ты нет. Оно у тебя точно такое же, как в первый раз.

У меня вырвался горький смешок. Какая жестокая ирония. Боги посмеялись надо мной. Они посмеялись надо мной и над Цезарем, над нами обоими. Неужели это правда? Да, в один миг я поняла, что Хармиона права, уронила голову и разрыдалась.

Хармиона опустилась на колени рядом со мной и погладила меня по голове.

— Прости. Я не хотела тебя расстраивать, но мне и в голову не приходило, что ты не чувствуешь собственного состояния. Ох, я могла бы сообразить: ты пережила такое потрясение, что потеряла представление и о реальности, и о времени. Прости меня!

Я разрыдалась. Как могла из ужасной смерти зародиться новая жизнь? Это казалось неприличным, неестественным.

Если бы… если бы это случилось раньше, пока мы были в Риме, дела пошли бы по-другому. Весь Рим видел бы и знал обо всем. Но теперь он тут ни при чем.

Корабль продолжал разрезать волны, оставляя белый пенистый след. Паруса наполнились ветром, напрягая мачту, словно им не терпелось прибыть к месту назначения. Создавалось впечатление, что чем дальше от прибрежных вод Италии, тем больше прыти у корабля, как будто суровая десница Рима властвовала и над ближними морями, посягая на все, что проплывает мимо.

Теперь я почувствовала, что настроение мое начинает подниматься, подобно пузырькам, всплывающим к свету из темных морских глубин. Я возвращалась к простой, обыденной, повседневной жизни. Пусть меня окружают бесхитростные честные люди, пусть на стол подают безыскусные блюда, пусть с неба глядят знакомые созвездия — звезды, что были моими старыми друзьями и остались на своих привычных местах, там, где их легко найти.

Хармиона не переставала сокрушаться и каяться, балуя меня еще больше прежнего, хотя я и заверяла ее, что ничуть не обижена — глупо обижаться на правду. Столь же глупо с моей стороны столько времени проваляться на койке, подобно выброшенной на берег медузе.

Я старалась вести себя активнее, что давалось мне с большим трудом. Беременность протекала не так, как первая, когда я — бодрая, полная энергии — следила за ходом боевых действий в Александрийской войне, заботилась о том, чтобы предоставить кров и уход участникам сражений, а ночи напролет предавалась любовным утехам с Цезарем. В те беспокойные дни, полные событий, я почти не замечала своего положения.

Война… Благодаря той войне Александрия осталась моей, и сейчас мне было куда вернуться. Но она досталась дорогой ценой, и я не должна допустить, чтобы такая цена была уплачена зря.

Однажды, стоя рядом со мной на палубе в безлунную ночь, капитан сообщил, что на следующий день мы будем дома. Вокруг нас шумели волны, но их скрывала тьма, сияли лишь звезды. Не видела я и маяка.

— Мы еще слишком далеко в открытом море, — сказал капитан. — На самом деле огонь маяка виден и отсюда, но с такого расстояния он кажется одной из звезд. Ближе к рассвету ты узнаешь его.

— Это было хорошее путешествие, — сказала я. — Я должна поблагодарить тебя за то, что ты благополучно доставил нас через море.

— Благодарить еще рано: плавание в открытом море, конечно, сопряжено с трудностями, но в прибрежных водах Александрии с их рифами, мелями и островками опасностей не меньше. Особенно непросто провести корабль узким каналом между Фаросом и молом, когда преобладают сильные северные ветра. Там мало пространства для маневра.

Воистину, море непредсказуемо — смерть подстерегает мореплавателя как вдали от берегов, так и в прибрежной гавани, где до суши рукой подать.

— Я не сомневаюсь в твоем искусстве, — заверила я капитана.

Задолго до рассвета я вышла на палубу, чтобы не пропустить тот момент, когда на сером туманном горизонте появятся очертания Александрии. И это случилось. Сначала город казался призрачным, подернутым дымкой, а маяк с его мигающими огнями возносился к небесам, как храм.

Мой дом! Я вернулась домой! Мой город ждал меня!

По приближении к берегу капитан поднял над кораблем царский флаг, и к восточной дворцовой пристани устремились толпы народу. За время долгого путешествия, лежа в постели, я столько раз воображала себе встречу с моим городом, что она не должна была стать потрясением. Однако вид собравшихся людей показался мне непривычным. Они — во всяком случае, в толпе — отличались от римлян, хотя с первого взгляда я не могла сказать, чем именно. Отсутствием тог? Яркостью и пестротой одежд? Разнообразием цветов кожи и языков, на которых звучали приветствия?

Мы спустились по сходням под восторженные возгласы — не столь оглушительные, как на триумфах Цезаря, но ведь и толпа по сравнению с римской была невелика. Зато эти крики звучали в мою честь, и такого я не слышала вот уже два года.

— Я вернулась в Александрию с радостью! — воскликнула я и воздела руки к небу, благодаря Исиду за благополучное возвращение. — Я вернулась к тебе, мой народ!

Толпа с ликованием выкрикивала мое имя: ласкавшие сердце звуки. В Риме я почти позабыла о них. Возгласы в честь Цезаря звучали иначе.

Ворота распахнулись, приглашая на территорию дворца. Нас ждали изящные белые храмы, павильоны и сады с синими, как сапфиры, цветами, с длинными каналами и высокой ранней травой.

Как я могла так долго обходиться без них? Ведь это истинный рай!

— Ирас! Мардиан! Олимпий!

Все они, самые любимые и преданные мои слуги, стояли на ступеньках дворца. Один за другим они спускались ко мне, преклоняли колени, потом вставали.

— Наконец-то! — сказал Мардиан. — Ты не представляешь, как я мечтал о твоем возвращении.

— Он имеет в виду, что смертельно устал от управления государством, — заметил Олимпий с такой знакомой иронией в голосе. Как я могла так долго без нее обходиться? — Ты посмотри на него. Он сгорбился, как какой-нибудь ученый из Мусейона. Согнулся под тяжким бременем государственных забот.

— Что ж, Мардиан, тебе нужно отправиться в Гимнасион и выпрямить спину, — сказала я. — Нельзя допустить, чтобы эта ноша сломала ее.

Наблюдая за Цезарем, я хорошо усвоила, что управление государством — занятие слишком трудное, непосильное для одного человека. Но мне повезло: в отличие от него у меня имелись сановники, которым можно доверять.

— Ваше величество, — промолвила Ирас, сияя улыбкой. — Это были очень долгие два года.

Она приветствовала меня искренне, но несколько официально, что непривычно контрастировало с манерой Хармионы. Неожиданно я поняла, что благодаря этой поездке в Рим Хармиона теперь будет мне ближе всех: она разделила со мной не только трудное путешествие, но и общие воспоминания.