Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная

• Название: Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
• Автор: Маргарет Джордж
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-25712-6

Цезарь умер. Клеопатра, вернувшаяся в Египет, ум и силы отдает на создание мощной империи на Востоке в противовес Римской. Ненасытный Рим старается поглотить Египет, сделать богатейшую из стран мира своей провинцией. Трагическая любовь к Антонию, их встреча в Карсе, куда Клеопатра приплывает на украшенном золотом и драгоценностями корабле с пурпурными парусами, наряженная богиней Афродитой, тайное, а затем открытое противостояние двух триумвиров — приемного сына Цезаря, молодого Октавиана, и возлюбленного Клеопатры Марка Антония, — завершившееся морским сражением у мыса Актий, бегство Антония и Клеопатры в Египет и закат династии Птолемеев.

Муза Клио в романе Маргарет Джордж вышивает богатейший узор на ткани истории, приближая к нам далекие времена, когда миф неотличим от реальности и великие деяния предков сопоставимы с деятельностью богов.

---

— И что же ты увидел?

— Застой и гниение легких. Чахотка.

И все из-за проклятого Рима! Этот римский холод, морозы, сырость…

— Такое бывает и в других местах, не только в Риме, — сказал Олимпий, как будто прочел мои мысли. — В Египте тоже немало случаев гниения легких.

— Но Рим все усугубил.

— Может быть, и нет. Но теперь Птолемей вернулся домой. Люди приезжают в Египет за исцелением.

— Как ты думаешь, может он выздороветь?

— Я не знаю, — ответил он. — Если бы ты была мне не другом детства, а лишь царицей, я, как придворный лекарь, стал бы заверять тебя в его непременном излечении. Но ты Клеопатра, а я Олимпий, и потому скажу откровенно: опасность велика.

— О боги! — вырвалось у меня. Потерять еще и Птолемея — это слишком тяжело для меня одной. — Понимаю…

— Лекарств от такого недуга не существует, но надежда все-таки есть. Мы позаботимся о том, чтобы он постоянно был в тепле, как можно больше времени проводил на солнце, много отдыхал и дышал свежим воздухом. Подождем, посмотрим на его состояние. Возможно, осенью нам придется отправить его в Верхний Египет, где всегда тепло, солнечно и сухо.

Я понурилась. Птолемей так рвался домой, и легко ли мне будет отослать его снова?

— Значит, быть посему, — пробормотала я, а когда подняла голову, то увидела, что Олимпий внимательно ко мне присматривается. — В чем дело?

— Ты изменилась, — сказал он не сразу.

— В чем?

— Похудела, — сказал Олимпий. — Что-то в тебе выгорело. Будь ты из золота, я бы сказал, что металл облагородился, стал чище. Тебе очень идет. Ты воистину прекрасна. — Он попытался рассмеяться. — Красота — полезное качество для царицы.

— Я жду ребенка, — сообщила я.

— Я догадался. И совершенно очевидно, что эта беременность для тебя очень трудна. И для твоей души, и для тела.

— Я чувствую себя нехорошо.

— Тебя это удивляет? А почему? Ситуация ужасная. Цезарь умер, и не просто умер, а убит. Ты лишилась покровителя и защитника, зато осталась с ребенком, который никому не нужен.

— Он нужен мне.

— Ребенок появится, но подходящей истории, чтобы преподнести ее народу, нет. Амон исчез. По крайней мере, в человеческом воплощении.

Его слова звучали жестоко, но он говорил честно и смело.

— Прости, — добавил, помолчав, Олимпий. — Мне, конечно, жаль, что с Цезарем случилось такое, но…

— Я знаю, ты не любил его. Никогда не любил, однако и не притворялся.

— Его нельзя не оплакивать, ибо Цезарь, вне зависимости от моего к нему отношения, подобного конца не заслужил, — заявил Олимпий. — Он был великим человеком, спору нет. Просто я всегда считал, что он тебя не ценит. Ты досталась ему слишком легко, и я боялся, что он не станет дорожить тобой так, как ты того достойна.

— Я думаю, он пришел к этому со временем.

— Что ж, только вот время его истекло. И мне жаль.

— Спасибо тебе. — Я помолчала, потом сменила тему: — Я чувствую себя не лучшим образом не только в душе, но телом. Боюсь, со мной что-то не так. Пожалуйста, скажи, что ты думаешь.

Он прослушал меня со всех сторон, проверил пульс, прощупал шею и лодыжки, несколько раз сжал мои ребра, повертел ступни, выслушал все мои жалобы и наконец объявил:

— Никаких признаков серьезного недуга, которые нельзя было бы объяснить последствиями перенесенного нервного потрясения, я не обнаружил. Пойдем прогуляемся по моему новому саду. Точнее, по твоему саду — ведь я насадил его на дворцовой территории. Пройдемся, и я немного поучу тебя врачеванию.

Легкий воздух снаружи был насыщен ароматами позднего цветения декоративных фруктовых деревьев, а пробивавшиеся сквозь их листву солнечные лучи рисовали на зеленых лужайках причудливые узоры света и тени. Газоны и клумбы разительно отличались от сада на вилле Цезаря. Белые цветы, усыпавшие здешние лужайки, словно подмигивали, приглашая знатных гостей расстелить на траве скатерть и устроить пирушку.

«Приходи и наслаждайся», — шептала лужайка, овеваемая ветерком.

Под одним из деревьев сидел Птолемей, и мы окликнули его. Он обернулся и, указав на развилку ствола над головой, пояснил, что наблюдает за жизнью птичьего гнезда.

— Птица-мать не вернется, если увидит тебя, — сказал Олимпий. — Пойдем с нами. Я хочу кое-что тебе показать.

Пока он говорил, я присмотрелась к нему и нашла, что Олимпий за время моего отсутствия тоже изменился. Его черты заострились, и выглядел он, по-моему, мрачновато. В совокупности со зловещим юмором это делало его суровым и замкнутым, хотя трудно было сказать, отпугивают его качества больных либо, напротив, усиливают их доверие. И как складывается его личная жизнь? Олимпий почти мой ровесник — подумывает ли он жениться? В депешах, ясное дело, ничего подобного не сообщалось.

Птолемей поднялся и подбежал к нам. Я заметила, какими слабыми выглядят его ноги и насколько он запыхался, хотя преодолел очень короткое расстояние.

— Олимпий насадил новый сад, — сказала я.

Птолемей скорчил рожицу.

— О, сад! Это интересно для женщин или для больных. Нет уж, спасибо.

— У меня особенный сад — для убийц и колдунов, — возразил Олимпий. — Увидишь, он не похож ни на какой другой.

Сад был разбит на ровной площадке неподалеку от храма Исиды, но выходил он на гавань, а не в сторону открытого моря. Его окружала низкая каменная стена, а внутри ее — живая изгородь, усыпанная красными бутонами. Олимпий поднял тяжелый засов, открыл ворота и пропустил нас внутрь.

В центре журчал фонтан, и от него в четыре стороны расходились дорожки, делившие сад на четыре почти равные части.

— Смотри — смерть в одном углу, жизнь в другом.

Но я ничего не увидела, кроме клумб с растениями: одни цвели, другие тянулись вверх, третьи стелились по земле. Я посмотрела на Олимпия вопросительно.

— В Мусейоне я натолкнулся на манускрипт, содержавший перечень ядовитых растений, — пояснил он. — Некоторые из них были явно вымышленными: например, растение, якобы испускающее пламя и поглощающее всех, кто окажется рядом. Но прочие меня заинтересовали. Как они действуют? Почему они убивают? Я решил, что полезно собрать их, тем более что в малых дозах яды бывают полезны и обладают лечебными свойствами. Кроме того, мне любопытно изучать их. Ведь это, так сказать, растительные подобия ядовитых змей.

У Птолемея округлились глаза.

— Яды? Вот это да! Какие из них?

— Например, ядовита вся живая изгородь.

— Но она такая красивая! — воскликнула я.

И действительно, изгородь сияла темно-зеленой листвой и была усеяна цветами.

— Тем не менее она смертельно ядовита. Кустарник называется «роза Иерихона». Если его цветы поставить в воду, вода будет отравлена. Сложи из ветвей костер, и дым станет ядовитым. Как и мясо, приготовленное на этом костре. Мед, сделанный из пыльцы цветов, тоже ядовит. Лошади и ослы умирают, поев листьев с куста, но вот загадка — коз яд не берет!

— Значит, если хочешь убить врага, нужно подать ему отравленный мед? — спросил Птолемей.

— Да. Правда, я не знаю, сколько его требуется, чтобы убить человека. Может быть, нужно съесть очень много.

Мы начали прогуливаться по усыпанной гравием дорожке. По обе стороны от нее красовались аккуратные клумбы.

— Все смертоносное я высадил слева, — сказал Олимпий.

Он остановился перед растением с ворсистыми дольчатыми листьями, высотой поменьше локтя. На вершинах его стеблей набухали бутоны.

— Можете вы догадаться, что это? — спросил он нас.

— Сорняк, каких полно на лугах, — ответила я. — А еще, насколько помню, такая трава порой выбивается из расщелин в стенах.

— Это черная белена, — с довольным видом заявил Олимпий. — Убивает за несколько минут, к тому же мучительно. Однако у меня сложилось впечатление, что в очень малых дозах ее яд может служить лекарством. Например, с ее помощью можно остановить рвоту. Однако определить нужную дозу очень трудно, потому что сила яда не одинакова для всех растений — она у каждого своя и зависит от множества факторов, в том числе и неизвестных. Сок белены также может вызвать у человека возбуждение, желание петь, танцевать и разговаривать с воображаемыми собеседниками. Либо он наводит морок, и тогда человеку кажется, будто он летает или, скажем, превращается в животное. А потом наступает смерть. Грань, за которой начинается опасность, определить невозможно.

— А не страшно тебе прикасаться к такой траве? — спросила я.

— Я всегда надеваю перчатки, — с улыбкой ответил Олимпий и, пройдя немного вперед, указал на лужайку, где на стройных стеблях покачивались белые цветы в форме звездочек, похожие на миниатюрные лилии. — Они называются «голубиный помет».

— Какое безобразное название для такого прелестного цветка, — отметила я.