Ролан Барт - Фрагменты речи влюбленного

• Название: Фрагменты речи влюбленного
• Автор: Ролан Барт
• Издательство: Ad Marginem
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-93321-002-1

Необходимость этой книги заключается в следующем соображении: любовная речь находится сегодня в предельном одиночестве. Речь эта, быть может, говорится тысячами субъектов (кто знает?), но ее никто не поддерживает; до нее нет дела окружающим языкам: они или игнорируют, или недооценивают, или высмеивают ее, она отрезана не только от власти, но и от властных механизмов (науки, знания, искусства). Когда какой-либо дискурс вот так, сам собой, дрейфует в сторону неактуального, за пределы всяких стадных интересов, ему не остается ничего иного, как быть местом, пусть сколь угодно ограниченным, некоего утверждения. Это утверждение и составляет, в общем-то, сюжет начинающейся здесь книги.

http://fb2.traumlibrary.net

---

«И тьма осветила тьму»

ТЬМА. Любое состояние, которое вызывает у субъекта метафору темноты (эмоциональной, интеллектуальной, экзистенциальной), где он барахтается или успокаивается.

1. Я испытываю по очереди две тьмы, одну хорошую, другую плохую. Я прибегаю, чтобы это высказать, к мистическому разграничению: estar a oscuras (быть в темноте) может произойти безо всякой вины, из-за того что я лишен света причин и целей; estar en tinieblas (быть во мраке) случается со мной, когда я ослеплен привязанностью к вещам и происходящим отсюда смятением.

Сан Хуан де ла Крус[213]

Чаще всего я в затемненности от самого моего желания; я не знаю, чего оно хочет, само добро для меня зло, все резонирует, я живу от толчка к толчку: estoy en tinieblas. Но иногда это и другая Тьма: один в задумчивости (быть может, это я сам взял себе такую роль?), я воспринимаю другого спокойно, таким, какой он есть, я отстраняю все интерпретации; я вступаю во тьму не-смысла; желание продолжает вибрировать (темнота просветлена), но я не хочу ничем овладевать, это Тьма не-пользования, изысканной, невидимой траты: estoy a oscuras: я пребываю, тихо и спокойно сидя в черном нутре любви.

Рейсбрук

2. Вторая тьма обволакивает первую, Темнота озаряет Хуан Мрак: «И тьма была темна, и она освещала тьму». Я не стремлюсь выйти из любовного тупика при помощи Решения, Власти, Разрыва, Жертвы и т. п., короче — при помощи жеста. Я просто замещаю одну тьму другой. «Затемнить эту темноту — вот дверь ко всему чудесному».

Сан Хуан де ла Крус, Дао[214]

Любить любовь

УПРАЗДНЕНИЕ. Приступ речи, в ходе которого субъект приходит к упразднению любимого объекта под напором самой любви: в результате характерно любовной перверсии субъект любит теперь любовь, а не объект.

1. Шарлотта мало выразительна; это убогий персонаж сильного, мучительного, пламенного спектакля, поставленного субъектом Вертером; милостивым решением сего субъекта вполне бесцветный объект помешен в центр сиены, и там его обожают, окуривают фимиамом, атакуют, осыпают речами и молитвами (и, быть может, — исподтишка — поношениями); прямо-таки важная голубка, неподвижная, напыжившаяся под своими перьями, вокруг которой вьется ошалевший самец. Стоит мне, как при вспышке молнии, вдруг увидеть другого в облике бездеятельного, будто чучело, объекта, как я переношу желание с этого упраздненного объекта на само мое желание; желаю я свое желание, а любимое существо теперь уже не более чем его пособник. Я воодушевляюсь при мысли о столь великом предприятии, которое оставляет далеко позади себя послужившую мне для него предлогом личность (по крайней мере так я себе говорю, счастливый, что возвысился, принизив другого): я жертвую образом ради Воображаемого. И если наступит день, когда мне нужно будет решиться на отказ от другого, то острая скорбь, которая меня тогда охватит, это скорбь по самому Воображаемому: я дорожил этой структурой и оплакиваю утрату любви, не того или той. (Я хочу туда вернуться, как затворница из Пуатье к себе в малампийскую пустыню.)

Вертер, Жид

2. И вот, стало быть, другой упразднен под гнетом любви; из этого упразднения я извлекаю несомненную выгоду; как только мне грозит случайная рана (например, мысль о ревности), я заставляю ее раствориться в абстрактном великолепии любовного чувства; я успокаиваюсь, желая того, кто, будучи отсутствующим, больше не может меня уязвить. И тут же, однако, страдаю, видя другого (любимого) столь приуменьшенным, редуцированным и как бы исключенным из возбуждаемого им чувства. Я чувствую себя виновным и упрекаю себя, что его покинул. Происходит переворот: я стремлюсь его разупразднить, я вновь вынуждаю себя страдать.

Куртуазия

Неподатливое

УТВЕРЖДЕНИЕ. Наперекор и вопреки всему субъект утверждает любовь как Ценность.

1. Вопреки всем трудностям моей истории, вопреки неудобствам, сомнениям, разочарованиям, вопреки побуждениям со всем покончить я не перестаю внутренне утверждать любовь как ценность. Я выслушиваю все аргументы, используемые самыми разными системами, дабы разоблачить, ограничить, зачеркнуть, короче — принизить любовь, но продолжаю упорствовать: «Отлично знаю, но все же…» Недооценку любви я связываю с обскурантистской моралью, с несуразным реализмом, против которых водружаю реальность ценности: противопоставляю всему, что в любви «неприглядно», утверждение того, что в ней непреходяще. Это упрямство — не что иное, как уверение в любви; под согласным хором «благоразумных» причин любить иначе, любить лучше, любить, не будучи влюбленным, и т, п. слышится упорствующий голос, который длится чуть дольше: голос Неподатливости влюбленного.

Свет подчиняет любое начинание одной и той же альтернативе; альтернативе успеха или провала, победы или поражения. Я ссылаюсь на другую логику; я сразу, противоречиво и счастлив и несчастен; «преуспеть» или «провалиться» имеют для меня лишь несущественный, преходящий смысл (что не ас помеха неистовству моих горестей и желаний); воодушевляет меня, скрытно и настойчиво, отнюдь не тактика; я приемлю и утверждаю вне рамок истинного и ложного, удавшегося или неудачного; я удален от всякой целеустремленности, живу, следуя случайности (доказательством чему фигуры моего дискурса выпадают мне словно по броску игральной кости), Безбоязненно выступив навстречу приключению (тому, что со мной случается), я не выхожу из него ни победителем ни побежденным: я трагичен.

Пеллеас, Шеллинг[215]

(Мне скажут: этот тип любви не жизнеспособен. Но как оценить жизнеспособность? Почему жизнеспособность обязательно Благо? Почему длиться лучше, чем сгореть!)

2. Этим утром я должен со всей поспешностью написать «важное» письмо — от которого зависит успех некоего предприятия; но вместо этого пишу письмо любовное — которое не отсылаю. Я с радостью забрасываю тусклые дела, рассудочные заботы, реактивные поступки, навязываемые светом, ради некоего бесполезного дела, которое исходит от неоспоримого Долга — Долга влюбленного. Я втихую совершаю безумные поступки; я единственный свидетель своего безумия. Любовь обнажает во мне энергию. Все, что я делаю, имеет свой смысл (стало быть, я могу жить и не тужить), но смыслом этим является неуловимая конечная цель; это лишь смысл моей силы. Перевернуты скорбные, преступные, печальные модуляции, все ответные реакции моей жизни. Вертер восхваляет свое собственное напряжение, утверждая его против пошлости Альберта, Рожденный из литературы, способный разговаривать, лишь используя ее затертые коды, я тем не менее один со своей силой, преданный своей собственной философии.

Вертер[216]

3. На христианском Западе вплоть до сегодняшнего дня сила всегда передается через типическую фигуру Толковника (в ницшевских терминах, иудейского Первосвященника). Но любовная сила не может переместиться, попасть в руки какого-либо Истолковывающего; она пребывает в самом языке, зачарованная, неподатливая. Топической фигурой является здесь не Жрец, а Влюбленный.

Ж.-Л. Б.[217]

4. Есть два утверждения любви. Прежде всего, когда влюбленный встречает другого, имеется утверждение непосредственное (психологически — ослепление, энтузиазм, воодушевление, безумная проекция счастливого будущего: я снедаем желанием, позывом к счастью); я всему говорю да (в самоослеплении). Далее — длинный туннель: мое первое да разъедают сомнения, любовной ценности все время грозит обесценивание; это стадия меланхолической страсти, нарастание злопамятства и жертвенности. Из этого туннеля я могу, однако, выбраться — «превзойти», не ликвидируя; утверждавшееся в первый раз могу утвердить заново, не повторяя его, ибо при этом я утверждаю само утверждение, а не его случайное содержание; я утверждаю первую встречу в ее отличии, я хочу ее возврата, а не повторения. Я говорю другому (прежнему или новому): начнем сначала.

Ницше[218]

Фединг

ФЕДИНГ. Болезненное испытание, при котором любимый человек, кажется, отстраняется от любого контакта — причем это загадочное безразличие даже не направлено против влюбленного субъекта и не проявляется в пользу кого бы то ни было другого, света или соперника.

1. В тексте фединг голосов — вещь хорошая, повествовательные голоса приходят, уходят, замолкают, сплетаются; неизвестно, кто говорит; нечто говорит, вот и все — никаких образов, ничего, кроме языка. Но ведь другой не является текстом, это образ, единый и слитный; если голос теряется, то исчезает весь образ (любовь монологична, маниакальна; текст гетерологичен, перверсивен). Фединг другого, когда он происходит, тревожит меня, ибо кажется, что у него нет ни причин, ни предела. Словно грустный мираж, другой удаляется, уносится в бесконечность, а я тщетно пытаюсь его догнать.