Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком
Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Сергеев Виктор. Луна за облаком"
Описание и краткое содержание "Сергеев Виктор. Луна за облаком" читать бесплатно онлайн.
< Бу-бу-бу... Ту-ту... У-у-у...»
— А боле никто и не посватал. А что мне° Одной жить—знать, колдовкой быть! И пошла я в прислуги, не век же отцов хлеб есть. А жалею, доченька моя, вот уж как жалею, что послушалась отца. Хоть и хорошо мне у Дмитрия Степанычз, и человек он до меня справедливый, за сорок годков, что прожила с ним, ногой не топнул, голосом не крикнул, и детей его подняла и они, дети, до меня добрые, а однова подумала, что без своего спопутника всю жизнюшку прожила. и слеза проступает. Ведь как же! Все для других, все для других у меня... Птица же и та гнездо свое вьет. Вот и не узнала я, что это за счастье такое—вынести своего... своего... ребэнсчка из родильного дома... на собственных руках.
Тишина поползла вместе с электрической полоской из Анфисиной комнаты прямо через коридор на Григория, придавила его, дышать нечем, до горла добирается. «Вот тебе и злая Анфиса!» Всхлипы. вздохи... Колышутся в тумане лунном золотые корешки книг— от полу до потолка. Книги, книги...
В уши входит что-то дрожащее, жалобное. Еле разобрал:
«Бабушка, это вы нашу собачку погладили?»—«Да, Сашенька, я погладила».—«Спасибо вам, бабушка».—«Пожалуйста»,—отвечаю. А сама думаю: «И у меня мог бы быть такой Саша. Да вот бог не дал...»
— Если любишь его и человек он хороший, не отступайся, не давай себя гордости. Это от гордости все, а еще чаще от обиды да от глупости.
«Бу-бу-бу... Ту-ту... У-у-у...»—Отвернулась Анфиса от Григория, мидо думать, что смотрит на Чимиту. Ничего не слышно. Только гул перекатывается.
И вдруг Чимита:
— Может, я его выдумала? Вот он такой, и такой, и такой. Все «то придумано. А он—никакой... Ни-какой! Ненастоящий. Хотя нет... Как же придумать? Разве можно придумать? Ну и пусть... пусть' Если я придумала, тогда все придумывают. Анфиса Петровна, знаете... как часто люди удивляются чужой любви. Сколько раз я слышала: «И чего она в нем нашла? Не могла выбрать лучше? Ну, я бы за такого не пошла». Сколько раз... «Я бы... я бы...» А та, которая пошла за такого... Она—что? У нее ума нет, что ли? Она просто... она видит в том человеке то, чего не видят окружающие, как все мы не видим того, что видят птицы. Для птиц, Анфиса Петровна, небо
— это... Я читала где-то, что небо для них — это тучи разноцветных насекомых. А мы же ничего этого не видим. Не ви-и-дим!
Анфисино бормотание заполнило комнату. И ни слова не слышно Григорию... «Да повернись ты... Ну же! Повернись!»—Григорий весь напрягся, унимая дрожь в теле. Облегченно вздохнул—голоса, пошли на него...
— А ты, доченька, разбей ему тот камень, что в его груди. Разбей... Освободи ему сердце и вся любовь его падет тебе на сердце.
— Как же я разобью?
Отчаяние рвется из Анфисиной комнаты через коридор, прямо на него, на него...
И снова: «Бу-бу-бу... Ту-ту...»
Анфиса встала, выключила свет и прикрыла дверь. Какое-то еще время звуки глухо толкались о дверь, но вот затихли, притаились.
Григорий не уснул до утра, ворочался, подходил к окну, терся лбом и щеками о холодное стекло, глядел на залитые мертвым светом крыши домов и думал: «Кого же она любит? Странно. Выдумала его сама. Придумала... Кого? Странно. Тучи разноцветных насекомых... Как же мне? И я ничего не вижу? А если это все про меня?»
Он стоял у подоконника и шептал: «Мне же ехать, ехать пора. А что я ей скажу? Нет! Нет! Надо сказать. Все, как есть, сказать...»
Перед отъездом он решил поговорить с Чимитой. Она согласилась проводить его на вокзал, и вот теперь они шли, не торопясь, берегом Амура. С низко опустившихся туч нет-нет да и срывался, видать, последний нынче снег. Он был такой же мокрый, как и в тот осенний вечер, так же медленно кружился и падал на асфальт.
— Помнишь?—Он вздохнул и посмотрел на нее.
— Что?
— Снег помнишь?
— Я все помню, Григорий Алексеич.
— Ты была тогда совсем другой.
— Ты тоже был другим.
И — Скажи откровенно,— начал он после паузы,— что с тобой произошло? Твое отношение ко мне резко изменилось... к худшему. В чем дело?
Она посмотрела на него, словно хотела еще о чем-то узнать от него. . ,
— Я о тебе так много думал последнее время.Ему показалось, что у нее потерянно дрогнули губы. Растаявшая снежинка в ямочке на подбородке, мокрый пушок на верхней губе, ожидание в мальчишеском пренебрежительном прищуре—все это трогало и волновало Григория. «Уж лучше бы она говорила мне колкости, как когда-то при знакомстве».
— Так сложно, Григорий, так все сложно,— проговорила она тихо.
— Что сложно, Чимита?
Он подумал о ее ночном разговоре с Анфисой Петровной. «Сказать ей? Нет, пока нельзя. Надо подождать».
— Смерть Софьи... Это ужасно, так ужасно!—Она закрыла глаза и шла, держась за его локоть.—Во мне будто бы все перевернулось. Ну, что я? К чему все это? Когда я узнала .. мне казалось, что и ты, ия — гадкие люди, что мы виноваты... Оба виноваты!
— Постой,— остановил он ее.—А ты-то тут причем?
— А как же! А как же! Я же все видела, все знала... И не осудила тебя. У меня не хватило сил этого сделать, а я должна была... Должна!
— Ну причем тут ты?—в отчаяньи вырвалось у него.—Не выдумывай ты на себя лишнего! Не надо, ради бога. Ну, знала... Чего- то там знала про меня, чего-то видела. Что же теперь? Так и будем копаться в прошлом? Так, что ли? В парткоме обо мне знают... Меня в главке трепали... И ты хотела осудить меня вот так... вот так...
— Да нет же!
— Почему же у тебя не хватило сил?
— Это уже не имеет никакого значения.
— Не имеет?— растерялся он. — А что же тогда имеет?
— Мы можем поругаться, Григорий Алексеич. А это совсем ни к чему.
— И что же, мы расстанемся сегодня навсегда? Больше никогда не встретимся, не напишем ни одного письма, не поговорим ни разу по телефону?
У него крепло мнение, что Чимита любит... но только не его. Кого же? Кого? Ах, как тяжело вот так разговаривать! Зачем ему было слушать это ночное объяснение Чимиты с Анфисой Петровной?
— А зачем встречаться? Зачем писать? С зимним бетонированием тебе все ясно, во всяком случае от меня ничего не потребуется. Ну, а остальное... Что остальное? Ты там, а я здесь.
— Неужели, Чимита, мы с тобой были просто знакомыми, всего лишь сослуживцами, так сказать, на почве техники безопасности?..
И вдруг не стало этого мальчишеского пренебрежительного прищура, глаза ее широко раскрылись и столько было в них мольбы и надежды, что Григорий подумал: «Это она обо мне... с Анфисой Петровной».
— Я ничего не понимаю,— глухо проговорил он.
— Это и хорошо, что ничего не понимаешь.
Эхом отдалась у него в ушах ее насмешливость. И опять этот прищур, эти поджатые губы... Сквозь мокрый снег, сквозь туман он слышал ее слова: «Прощайте, Григорий Алексеич, надо идти. Мне уже пора. Всего вам наилучшего в жизни». Он что-то ответил, кажется, попрощался.
Григорий не подумал ее задерживать, он слишком хорошо знал ее и сознавал, что ничего бы не добился, а было бы только хуже. В голове сверлила одна неотвязная мысль: «Чимита ушла насовсем и это очень плохо».
Письмо Догдомэ Трубин перечитывал не раз:
«Здравствуй, Григорий Алексеич!
Может быть, ты удивлен, что я тебе пишу, и подумаешь о моеп пзбалмошности. И отчасти ты будешь прав. Я все-таки не могу к тебе относиться так же, как ко всем. Пыталась, но ничего не получается. Отсюда и всякая ерунда с моей стороны. Надо бы встретить и проводить тебя совсем иначе... Но мой дурной ум всегда что-нибудь да натворит, а потом раскаивается. Прости злую, неисправимую... Если можешь.
А теперь о делах. Я ведь, как и ты, «болею» бетоном. Ты добился, что горячий бетон хорошо схватывается с холодным и бригада за сутки бетонирует до восьми фундаментов, а раньше за неделю больше четырех фундаментов не выходило. Но, как тебе известно, горячий бетон все же надо держать на подогреве, пока он «дойдет». Не будешь греть—он замерзнет. Насколько я помню, ты прогревал бетон по шесть и семь суток да еще суток десять уходило на выдержку. А что бы ты ответил, если бы тебе предложили отказаться от прогрева бетона? Ты бы сказал, что без прогрева невозможно И я так сказала, когда со мной разговаривал Дмитрий Степанович. А у него очень заманчивая идея. Он говорит, что надо использовать противо- морозные добавки. Представляешь? Электропрогреватели—к черту1 Не надо с ними возиться, не надо опасаться, что выключат электро- янергию. Какая экономия средств, времени! Какое во всем облегчение!
Дмитрий Степанович поручил мне подыскать подходящий солевой элемент, определить его оптимальное содержание в цементе и проверить в лабораторных условиях, как поведет себя бетон. Больше месяца я была занята... И вот, Григорий Алексеич, противоморозная добавка найдена! Это поташ. Удалось подобрать и оптимальное содержание его в цементе. Сколько, ты думаешь, нужно времени для того, чтобы бетон «созрел»? При высокой плюсовой температуре он может схватываться даже в бетономешалке или в кузове самосвала по дороге на стройку. Так что надо это учитывать. Поташ, оказывается, сильнодействующий ускоритель «созревания» бетона. И повторяю: не надо прогревать ни поверхность грунта, ни сам бетон. Как только с растворного узла привезли бетон, так и пошло... Само собой, строительный участок не похож на лабораторию, но все же... Организация всех производственных процессов должна быть четкой, никаких задержек, иначе все пойдет насмарку. Мне предстоит испытать на какой-то стройке бетонирование с поташом. Дмитрий Степанович советует поехать к тебе. Все-таки у тебя как следует отрегулирован процесс бетонирования без подогрева основания, а остальное... Если не возражаешь, будем сообща испытывать.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Сергеев Виктор. Луна за облаком"
Книги похожие на "Сергеев Виктор. Луна за облаком" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о " Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком"
Отзывы читателей о книге "Сергеев Виктор. Луна за облаком", комментарии и мнения людей о произведении.