Владимир Набоков - Подвиг

• Название: Подвиг
• Автор: Владимир Набоков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Жадное, необузданное воображенiе Мартына не могло бы ладить съ цeломудрiемъ. Мартынъ несовсeмъ былъ чистъ. Мысли, кои зовутся "дурными", донимали его въ теченiе послeднихъ двухъ-трехъ лeтъ, и онъ имъ не очень противился. Въ началe онe жили отдeльно отъ его ранней влюбчивости. Когда, въ памятную петербургскую зиму, онъ, послe домашняго спектакля, накрашенный, съ подведенными бровями, въ бeлой косовороткe, заперся въ чуланe вдвоемъ съ однолeткой-кузиной, тоже накрашенной, въ платочкe до бровей, и смотрeлъ на нее, жалъ ей сырыя ладошки, Мартынъ живо чувствовалъ романтичность своего поведенiя, но возбужденъ имъ не былъ. Майнъ-Ридовъ герой, Морисъ Джеральдъ, остановивъ коня бокъ-о-бокъ съ конемъ Луизы, обнялъ бeлокурую креолку за гибкiй стань, и авторъ отъ себя восклицалъ: "Что можетъ сравниться съ такимъ лобзанiемъ?" Подобныя вещи уже куда больше волновали Мартына. И вообще все нeсколько отдаленное, заповeдное, достаточно расплывчатое, чтобы дать мечтe работу по выясненiе подробностей, - будь то портретъ лэди Гамильтонъ или бормотанiе пучеглазаго однокашника о развратныхъ домахъ, - особенно поражало его воображенiе. Теперь же туманъ рeдeлъ, видимость улучшалась. Слишкомъ поглощенный этимъ, онъ пренебрегалъ подлинными словами Аллы: "Я останусь для тебя сказкой. Я безумно чувственная. Ты меня никогда не забудешь, какъ, знаешь, забываютъ какой-нибудь прочитанный старый романъ. И не надо, не надо {43} разсказывать обо мнe твоимъ будущимъ любовницамъ".

Софья же Дмитрiевна была довольна и недовольна заразъ. Когда ей кто-нибудь изъ знакомыхъ ужимчиво докладывалъ: "А мы сегодня гуляли и видeли, видeли... шелъ съ поэтессой подручку, да-да, очень нeжно... Совсeмъ погибъ вашъ мальчикъ", - Софья Дмитрiевна отвeчала, что все это вполнe натурально, такой ужъ возрастъ. Она гордилась раннимъ проявленiемъ у Мартына мужественныхъ страстей, однако скрыть отъ себя не могла, что Алла, хоть милая, привeтливая женщина, да ужъ слишкомъ "скорая", какъ выражаются англичане, и, прощая сыну его ослeпленiе, она не прощала Аллe ея привлекательной вульгарности. Къ счастью пребыванiе въ Грецiи подходило къ концу, - на-дняхъ долженъ былъ придти изъ Швейцарiи отъ Генриха Эдельвейса, двоюроднаго брата мужа, отвeтъ на очень откровенное, съ трудомъ написанное письмо - о смерти мужа, объ изсяканiи средствъ. Въ свое время Генрихъ Эдельвейсъ посeщалъ ихъ въ Россiи, былъ съ нею и съ мужемъ друженъ, любилъ племянника и всегда слылъ честнымъ и широкимъ человeкомъ. "Ты не помнишь, Мартынъ, когда послeднiй разъ у насъ былъ дядя Генрихъ? Во всякомъ случаe до, - правда?" Это "до", всегда лишенное существительнаго, значило до размолвки, до разлуки съ мужемъ, и Мартынъ тоже говорилъ: "до" или "послe", ничего не уточняя. "Кажется, послe", - отвeтилъ онъ, припомнивъ, какъ дядя Генрихъ явился на дачу, долго сидeлъ у Софьи Дмитрiевны и потомъ вышелъ съ красными глазами, такъ какъ отличался слезоточивымъ нравомъ и плакалъ даже въ кинематографe. "Конечно, какая я дура", - быстро {44} сказала Софья Дмитрiевна, вдругъ возстановивъ его прieздъ, разговоръ о мужe, увeщеванiя, что надо помириться. "И ты его хорошо помнишь, правда? Онъ тебe всякiй разъ привозилъ что-нибудь". "Послeднiй разъ комнатный телефонъ", - сказалъ Мартынъ и поморщился: телефонъ проводить было неинтересно, а когда его кто-то наконецъ провелъ изъ дeтской къ матери въ спальню, онъ дeйствовалъ плохо, а черезъ день и вовсе сдалъ, послe чего былъ заброшенъ - вмeстe съ другими, прежними, дядиными подарками, какъ напримeръ "Швейцарскiй Робинзонъ", прескучный послe Робинзона настоящаго, или маленькiе товарные вагоны изъ жести, вызвавшiе тайныя слезы разочарованiя, такъ какъ Мартынъ любилъ только пассажирскiе. "Чего ты морщишься?" - спросила Софья Дмитрiевна. Онъ объяснилъ, и она разсмeялась, сказала: "Правда, правда" - и задумалась о дeтствe Мартына, о вещахъ невозвратимыхъ, неизъяснимыхъ, въ этой думe была щемящая прелесть, - и какъ все проходитъ, - Боже мой, усы растутъ, ногти чистые, этотъ сиреневый галстучекъ, эта женщина... "Эта женщина очень, конечно, милая, - сказала Софья Дмитрiевна, - но ты не думаешь, что она чуть-чуть слишкомъ разбитная? Нельзя такъ терять голову. Скажи мнe, - впрочемъ нeтъ, я не хочу ничего спрашивать... Только вотъ, говорятъ, что она въ Петербургe была страшная flirt. И неужели тебe нравятся ея стихи? Этотъ дамскiй демонизмъ? Она такъ аффектированно читаетъ. Неужели у васъ дошло - ну, я не знаю - до пожиманiя рукъ, что-ли?" Мартынъ загадочно улыбнулся. "Навeрно, ничего между вами и нeтъ, - лукаво сказала Софья Дмитрiевна, любуясь играющими, тоже лукавыми {45} глазами сына. - Я увeрена, что ничего нeтъ. Ты еще не доросъ". Мартынъ разсмeялся, она привлекла его и сочно, жадно поцeловала въ щеку. Все это происходило у садоваго столика, на площадкe передъ гостиницей, рано утромъ, - и день обeщалъ быть восхитительнымъ, безоблачное небо было еще подернуто дымкой, какъ бываетъ покрыта листомъ папиросной бумаги необыкновенно яркая, глянцевитая картина на заглавной страницe дорогого изданiя сказокъ. Мартынъ осторожно этотъ полупрозрачный листъ отворачивалъ, и вотъ, по бeлымъ ступенямъ лeстницы, чуть играя низкими бедрами, въ ярко-синей юбкe, по которой шло правильное волнистое колебанiе, по мeрe того, какъ съ расчитанною неторопливостью то одна нога, то другая, вытянувъ лаковый носокъ, ступала внизъ, - мeрно раскачивая парчовой сумкой и уже улыбаясь, спускалась, на прямой проборъ причесанная, ясно-глазая, тонкошеяя женщина съ крупными, черными серьгами, который колебались тоже. Онъ встрeчалъ ее, цeловалъ ей руку, отступалъ, и она, смeясь и музыкально картавя, здоровалась съ Софьей Дмитрiевной, которая сидeла въ плетеномъ креслe и курила толстую англiйскую папиросу, первую послe утренняго кофе. "Вы такъ красиво спали, Алла Петровна, что я не хотeла васъ будить", - говорила Софья Дмитрiевна, держа на отлетe длинный эмалевый мундштукъ и почему-то посматривая искоса на Мартына, который уже сидeлъ на баллюстрадe и качалъ ногами. Алла, захлебываясь, принималась разсказывать, какiе она видeла ночью сны, замeчательные мраморные сны съ древне-греческими жрецами, въ способности сниться которыхъ Софья Дмитрiевна {46} сильно сомнeвалась. И сыро блестeлъ свeжеполитый гравiй.

Любопытство Мартына росло. Блужданiя по пляжу, поцeлуи, которые всякiй могъ подсмотрeть, начинали казаться слишкомъ растянутымъ предисловiемъ; зато и желанная суть вызывала безпокойство: нeкоторыя подробности Мартынъ представить себe не могъ и боялся своей неопытности. Незабвенный день, когда Алла сказала, что она не деревянная, что такъ къ ней прикасаться нельзя, и что, послe обeда, когда мужъ будетъ прочно въ городe, а Софья Дмитрiевна закейфуетъ у себя въ комнатe, она зайдетъ къ Мартыну въ номеръ, чтобы показать ему чьи-то стихи, этотъ день былъ какъ разъ тотъ, который открылся разговоромъ о дядe Генрихe и комнатномъ телефонe. Когда, уже въ Швейцарiи, дядя Генрихъ подарилъ Мартыну на рожденiе черную статуэтку (футболистъ, ведущiй мячъ), Мартынъ не могъ понять, почему въ то самое мгновенiе, какъ дядя поставилъ на столъ эту ненужную вещь, ему представилось съ потрясающей яркостью далекое, нeжное фалерское утро, и Алла, сходящая по лeстницe. Сразу послe обeда онъ пошелъ къ себe и принялся ждать. Мыльную кисточку Черносвитова онъ спряталъ за зеркало, - она почему-то мeшала. Со двора доносился звонъ ведеръ, плескъ воды, гортанная рeчь. На окнe мягко набухала желтая занавeска, и солнечное пятно ширилось на полу. Мухи описывали не круги, а какiе-то параллелепипеды и трапецiи вокругъ штанги лампы, изрeдка на нее садясь. Мартынъ волновался нестерпимо. Онъ снялъ пиджакъ и воротникъ, легъ навзничь на кушетку, слушалъ, какъ бухаетъ сердце. Когда раздались быстрые {47} шаги и стукъ въ дверь, у него что-то сорвалось подъ ложечкой. "Видишь, цeлая пачка", - сказала Алла воровскимъ шопотомъ, но Мартыну было не до стиховъ. "Какой дикiй, Боже мой, какой дикiй", - глухо приговаривала она, незамeтно ему помогая. Мартынъ торопился, настигалъ счастье, настигъ, и она, покрывая ему ротъ ладонью, бормотала: "Тише, тише... сосeди..."

"Это по крайней мeрe вещица, которая останется у тебя навсегда, яснымъ голосомъ сказалъ дядя Генрихъ и слегка откинулся, откровенно любуясь статуэткой. - Въ семнадцать лeтъ человeкъ уже долженъ думать объ украшенiи своего будущаго кабинета, и, разъ ты любишь англiйскiя игры..." "Прелесть", - сказалъ Мартынъ, не желая дядю обидeть, и потрогалъ неподвижный шаръ у носка футболиста.

Домъ былъ деревянный, кругомъ росли густыя ели, туманъ скрывалъ горы; жаркая желтая Грецiя осталась дeйствительно очень далеко. Но какъ живо еще было ощущенiе того гордаго, праздничнаго дня: у меня есть любовница! Какой заговорщическiй видъ былъ потомъ вечеромъ у синей кушетки! Ложась спать, Черносвитовъ все такъ же скребъ лопатки, принималъ усталыя позы, потомъ скрипeлъ въ темнотe, просилъ не тяжелить воздуха, наконецъ храпeлъ, посвистывая носомъ, и Мартынъ думалъ: ахъ, если бъ онъ зналъ... И вотъ однажды, когда мужу полагалось быть въ городe, а въ его и Мартыновой комнатe, на кушеткe, Алла уже поправляла платье, успeвъ "заглянуть въ рай", какъ она выражалась, межъ тeмъ, какъ Мартынъ, вспотeвшiй и растрепанный, искалъ запонку, оброненную въ томъ же раю, - вдругъ, сильно толкнувъ {48} дверь, вошелъ Черносвитовъ и сказалъ: "Ишь ты гдe, матушка. Я, конечно, забылъ захватить съ собой письмо Спиридонова. Хорошенькое было бы дeло". Алла провела ладонью по смятой юбкe и спросила, наморщивъ лобъ: "А онъ уже далъ свою подпись?" "Этотъ старый скотъ Бернштейнъ все воду возитъ, сказалъ Черносвитовъ, роясь въ чемоданe. - Если они желаютъ задерживать деньги, то пусть сами, скоты, выкручиваются". "Главное, - сказала Алла, не забудь объ отсрочкe. Ну что, нашелъ?" - "На катерe къ чертовой матери бормоталъ Черносвитовъ, перебирая какiе-то конверты. - Оно должно быть. Не могло жъ оно запропаститься въ самомъ дeлe". "Если оно пропало, тогда вообще все пошло прахомъ", - сказала она недовольно. "Тянутъ, тянутъ, - бормоталъ Черносвитовъ, - вотъ и возись съ ними. Опупeть можно. Я буду очень радъ, если Спиридоновъ откажется". - "Да ты не волнуйся такъ, найдется", сказала Алла, но видимо и сама была встревожена. - "Есть, слава Тебe, Господи!" - воскликнулъ Черносвитовъ и скользнулъ глазами по найденному листку, при чемъ отъ вниманiя челюсть у него отвисла. - "Не забудь сказать объ отсрочкe", - напомнила ему Алла. "Добже", - сказалъ Черносвитовъ и поспeшно вышелъ.