Бираго Диоп - Сказки Амаду Кумба

• Название: Сказки Амаду Кумба
• Автор: Бираго Диоп
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Сказка
• Год: 1961

«Сказки Амаду Кумба», известного сенегальского поэта Бираго Диопа, воспринимаются как художественное произведение современной африканской литературы. Это не просто записи африканского фольклора, — это сказки, художественно воссозданные поэтом, тонким мастером слова.

Перевод с французского И. Никифоровой. Послесловие Е. Гальпериной.

---

Моя память — этим вечером, у камина, — связывает одной лианой наши невысокие горы, двух жен Момара и робкую белокурую Фиалку, для которой я рассказываю теперь — может быть, с небольшим опозданием — то, что поведал мне Амаду Кумба.

* * *

Два — самое скверное число, когда дело касается жен. Человеку, желающему избежать частых ссор, попреков, крика и злобных намеков, нужно иметь трех жен или одну, но уж никак не двух. Две женщины в одном доме неразлучны с третьей подружкой, которая не только ни к чему не пригодна, но еще и норовит подать самый дурной совет. Эта подружка — Зависть, с голосом пронзительным и терпким, как тамариндовый сок.

Да, Кари, первая жена Момара, была завистлива. Если бы десять калебасов ее зависти выплеснули в колодец, в глубине ее черного как уголь сердца осталось бы еще десять раз по десять бурдюков этого добра. Правда, Кари не могла очень уж радоваться своей участи: она была горбата. Горбик у нее был совсем пустяшный, и хорошо накрахмаленная кофта или просторная бубу с широкими складками вполне могли его скрыть. Но Кари казалось, что все глаза обращены на ее горб.

Ей постоянно слышались крики: «Кари-куге! Карп-куге!» (Кари-горбунья!) и насмешки подружек, с которыми она играла, когда была маленькая и ходила, как все дети, голой до пояса. Подружки то и дело спрашивали, не даст ли она подержать ребенка, которого носит за плечами. Кари в ярости гонялась за ними — и горе той, что попадалась ей в руки. Кари царапала ее, дергала за волосы, вырывала сережки из ушей. И уж тогда, бывало, ее жертва наплачется вволю: только подружки могли выручить девочку, если не слишком боялись ногтей и пинков горбуньи. А взрослые, как водится, не вмешивались ни в игры, ни в ссоры детей.

С годами характер Кари ничуть не стал лучше — наоборот, совсем испортился, как молоко, к которому прикоснулся невидимый дух. Теперь от злого нрава горбуньи страдал Момар, ее муж.

Когда Момар шел в поле, ему приходилось брать с собой обед, — Кари, боясь насмешек, не хотела выходить из дому, а тем более помогать мужу пахать землю.

Надоело Момару работать с утра до ночи и есть горячее только по вечерам, решил он взять в дом вторую жену и выбрал Кумбу.

В простоте души он полагал, что, увидев новую его супругу, Кари станет самой кроткой и приятной из женщин. Как бы не так!

А Кумба тоже была горбата. И ее горб уж никак нельзя было назвать приличным — он напоминал огромный чан красильщицы. Несмотря на это, горбатая Кумба была добра, приветлива и весела.

В детстве, когда ее называли «Кумба-куге» и просили дать подержать своего ребенка, Кумба смеялась громче всех и отвечала: «Да он к тебе и не пойдет. Он не слезает даже, чтобы поесть».

Кумба выросла. Теперь ее окружали взрослые, а они злее детей, хотя и не дразнят друг друга. Однако характер горбуньи не изменился. Он остался прежним и в доме мужа. Кумба уважала Кари, как старшую сестру, и изо всех сил старалась ей угодить. Она делала всю тяжелую работу — ходила на реку стирать белье, веяла зерно и толкла просо. Каждый день она носила Момару в поле обед и помогала ему работать.

Но Кари вовсе этому не радовалась. Напротив, она стала еще злее и сварливее, видя, что Кумба будто и не печалится о своем горбе, — ведь зависть ненасытна и ей всегда найдется пища.

Так и жил Момар ни хорошо, ни худо с двумя горбуньями — одной ласковой, тихой и доброй, а другой — угрюмой, злой и ворчливой.

Часто, чтобы подольше работать в поле, Кумба готовила еду с вечера или на рассвете. С утра она шла с мужем пахать или пропалывать поле, и оба разгибали спины лишь в полдень, когда собственная тень пряталась им под ноги, чтобы скрыться от палящего солнца. Кумба разогревала рис или кашу и обедала с мужем; потом они отдыхали посреди поля, в тени большого тамаринда. Момар спал, а Кумба, сидя подле него, гладила его по волосам. Быть может, она в мечтах видела свое тело стройным и прекрасным.

* * *

У тамаринда густая тень, и сквозь его листву редко проникают солнечные лучи, но иногда меж ветвей можно среди бела дня увидеть звезды. Вот почему это дерево часто навещают духи — добрые и злые.

Иногда люди, с утра вышедшие из дому в здравом рассудке, к вечеру сходят с ума и начинают петь и кричать. Это значит, что днем они прошли под тамариндовым деревом, увидели тех, кого не должен видеть человек, — существ из другого мира, — и оскорбили их словом или поступком.

Вечером в деревнях плачут, смеются, кричат и поют обезумевшие женщины, — те, кто, плеснув на землю кипятку, нечаянно обжег духа, который пролетал мимо или отдыхал во дворе их дома. Оскорбленные духи подстерегают их в тени тамаринда и отнимают рассудок.

Момар и Кумба никогда не обижали духов ни словом, ни делом. Поэтому они, не боясь встречи с ними, могли спокойно отдыхать в тени тамаринда.

Однажды Момар спал, а Кумба шила, сидя рядом с ним. Вдруг ей послышалось, что с дерева кто-то окликает ее по имени. Она подняла голову и заметила на нижней ветви старую-престарую женщину с длинными и белыми, как хлопок, волосами.

— Как поживаешь, Кумба? — спросила старуха.

— Хорошо, бабушка, — ответила Кумба.

— Кумба, — сказала старуха, — я знаю, что у тебя золотое сердце. Мне известны все твои добрые дела с тех пор, как ты научилась отличать правую руку от левой, и я могу сослужить тебе службу. В пятницу, в полнолуние, на глинистом холме будут танцевать девушки-духи. Ступай на холм, как только остынет земля. Когда там-тамы загремят и духи станут в круг, когда среди шумного веселья одна за другой закружатся плясуньи, подойди и скажи своей соседке: «Подержи-ка малютку, что у меня на спине, теперь моя очередь плясать».

На счастье, в пятницу Момар ночевал в хижине старшей жены.

В деревне все давно улеглись и видели первые сны, когда Кумба вышла из своей хижины и направилась к холму.

Уже издали услыхала она бешеную дробь там-тама. Девушки-духи хлопали в ладоши, отбивая такт. Одна за другой выходили они на середину веселого, шумного круга. Кумба подошла и тоже стала хлопать в такт звукам там-тама и буйной пляске.

Одна, две, три… вот уже и десятая пустилась в пляс. Разлетаются в стороны полы бубу и концы набедренных повязок… И тут Кумба сказала соседке слева, подставляя ей спину:

— Подержи-ка моего малютку, сейчас мой черед.

Девушка взяла ее горб, и Кумба бросилась бежать.

Она остановилась лишь на пороге своей хижины — и тотчас запел петух. Ее уже не могли догнать: при первом крике петуха духи умчались до следующей пятницы в полнолуние.

* * *

У Кумбы больше не было горба. Теперь искусно заплетенные косы ниспадали на ее шею, длинную и тонкую, как шея газели. Момар увидел ее, выходя утром из хижины старшей жены. Он решил, что ему это мерещится, и долго тер глаза. Но Кумба рассказала о том, что с нею случилось.

Когда Кари увидела Кумбу, достававшую воду из колодца, слюна обратилась в желчь во рту злой горбуньи. Глаза Кари налились кровью, она открыла рот, пересохший, как глина, которая ожидает первых дождей, и полный горечи, как корень синдиана, но не издала ни звука и упала без чувств. Момар и Кумба подняли ее и отнесли в хижину. Кумба принялась за ней ходить — отпаивала, растирала, говорила нежные слова.

Когда Кари очнулась, снедаемая завистью, которая поднялась ей к горлу и чуть не задушила ее, — Кумба по доброте сердечной поведала ей обо всем и научила, как избавиться от горба.

* * *

Кари дождаться не могла первой пятницы в полнолуние. Солнце, проводившее день в полях, казалось, вовсе не спешило уйти на покой, и ночь поздно выходила из своего убежища пасти звездное стадо.

Всему на свете свой черед. Наступила и эта пятница.

В тот вечер Кари ничего не ела. Она заставила Кумбу повторить советы и наставления старухи с тамариндового дерева. Она слушала, как затихают вечерние и рождаются ночные звуки. И лишь только остыла земля, она побежала к глинистому холму, где танцевали девушки-духи.

Плясуньи состязались в ловкости и неутомимости. Подружки подбадривали их криками, хлопали в ладоши и напевали. Им не терпелось самим войти в круг и показать свое искусство под неистовую дробь там-тама.

Кари подошла и стала хлопать в ладоши, как ее научила Кумба. Одна, три, десять девушек-духов проплясали в кругу подруг и вышли, усталые. Тогда Кари сказала соседке:

— Ну-ка, подержи моего малютку, сейчас мой черед.

— Ну уж нет! — ответила девушка. — Очередь моя. Вот возьми-ка этого малыша: его мне дали подержать целый месяц назад и до сих пор за ним не пришли.

С этими словами она прилепила на спину Кари горб Кумбы. В ту же минуту пропел первый петух, духи исчезли, и Кари осталась одна на глинистом холме — одна с двумя горбами.

Первый, совсем маленький, причинял ей страдания всю жизнь, а теперь у нее был еще и второй горб, огромный, чудовищный. Этого она уже не могла перенести.