Анатолий Марченко - Звездочеты

• Название: Звездочеты
• Автор: Анатолий Марченко
• Издательство: Современник
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Анатолий Марченко — автор повестей «Дозорной тропой», «Смеющиеся глаза», «Юность уходит в бой», «Как солнце дню» и романа о Ф. Э. Дзержинском «Третьего не дано».

Роман «Звездочеты» — многоплановое, остросюжетное произведение. Его хронологические рамки — предвоенные годы и суровое время Великой Отечественной войны.

Главные герои книги — военачальники и солдаты, пограничники и чекисты, представители творческой интеллигенции. Значительное место в романе отведено советской разведчице, действующей на территории гитлеровской Германии.

---

Те же, кто верил в удачу, говорили, что все эти доводы — жалкая попытка оправдать свое отступничество, сойти с трудной дороги, ведущей к цели, и что поисками нефти как раз и можно помочь фронту. Когда гитлеровцы рвутся к Баку и Грозному — сибирское черное золото становится во много крат ценнее и дороже.

Спорили долго, а потом, усталые, злые, так и не пришедшие к единому мнению, повалились спать.

Ирине спать не хотелось. Она вышла из насквозь прокуренной избушки. Тайга плеснула ей в лицо студеным, пронзительно чистым ветром. Рядом, в каменистой расщелине, билась река. Казалось, берега не выдержат — и разъяренные потоки воды вот-вот хлынут на сторожку. Все вокруг поглотила тьма.

Ирина стояла, отдавшись воспоминаниям, и все они — далекие, еще московские, и близкие — тюменские, зримо встали перед ней.

«Собственно, чему удивляться? — размышляла Ирина, тщетно пытаясь успокоиться. — Разве не каждый проходит через это? Сначала восторг, взлет, ликование, стремление ввысь, а потом сомнения, колебания, спуск с высоты, гибель иллюзий…. Даже государствам был уготован такой путь. Подъем, наивысший расцвет, а затем увядание, потеря былого величия, оскудение… И только фанатичные усилия археологов давали людям возможность узнать о том, что в некоем веке жило-было некое государство. Вроде государства Урарту… Но при чем здесь Игорь Шестопалов? Тоже мне, государство в государстве… Понятно, можно разлюбить человека, разочароваться в нем, но разочароваться в цели жизни? Это значит перестать быть человеком. Предать свою мечту? Помнишь, ты же не задумываясь, не колеблясь пошла вслед за ним, кинулась, как в омут, бросив все, чем жила, забыв о Легостаеве, о сыне. Игорь увлек тебя неистовой одержимостью. Впрочем, только ли одержимостью? Этим ты всегда оправдывала свой уход, когда мысленно говорила с Легостаевым. Нет, нет, тебя увлекла любовь, Игорь был первым, кого ты полюбила еще девчонкой, тогда, в институте. Потом тебя очаровал Легостаев. Но первая любовь не прощает отступников, она возвращается как возмездие. Так случилось и с тобой…»

Черная, грозно насупившаяся тайга вдруг загорелась тысячами огней, будто звезды упали на нее да так и запутались в косматых ветвях. Ей почудилось, словно мимо пронесся сверкающий огнями, грохочущий экспресс, ввысь взмыли самолеты, на берегу реки вздыбились высотные, с веселыми окнами дома и буровые вышки.

«Так было бы здесь, если бы мы не отступили, — подумала Ирина, прощаясь со сказочным видением. — Так было бы…»

И вдруг ей пришла в голову простая и ясная мысль о том, что Игорь отступает сейчас не потому, что перестал верить в сибирскую нефть, а потому, что разлюбил ее, Ирину, и видит спасение в бегстве от нее. «Неужели это? — спросила она себя, похолодев от своей догадки. — Неужели именно это?»

Ирина шагнула к двери сторожки и с отчаянной решимостью открыла ее. На нарах, сколоченных из жердей, спал Игорь. Она не видела его, но слышала, как прерывисто и неспокойно дышит он и что-то бормочет во сне, — видимо, продолжает еще доказывать свое.

Ирине вспомнилось, с какой надеждой смотрел он на нее во время спора, стараясь понять, за кого она. Но она сидела невозмутимо, как сама тайна. Вспомнилось и такое: как-то, в тайге, они поссорились, спустя некоторое время Игорь искал примирения. «За один твой поцелуй отдам всю Сибирь». «Всего лишь Сибирь? — усмехнулась она. — Дешево, если она к тому же без нефти…»

Что же случилось с Игорем? Ведь он молод, талантлив, умеет добиваться своего. Неужели он уедет? Нет, она не даст ему уехать. Он еще найдет нефть.

Ирина шагнула в темноту, больно ударилась коленкой о сучковатую жердь. Нащупала нары и села рядом с Игорем.

— Кто это? Кто? — сонным голосом спросил Игорь.

— Это я, — сказала Ирина.

Игорь взметнулся с нар, чиркнул спичкой.

— Что случилось? — Он зажмурил глаза и снова раскрыл их. Желтоватый огонек от спички мотыльком вспорхнул по лицу Ирины и потух.

— Я понимаю, ты устал, измучился, я все понимаю, — сказала Ирина. — Но это пройдет, ты отдохнешь, и пройдет. Главное — верить, верить!

Игорь молчал.

— Скажи, — продолжала Ирина, — скажи честно, ты бежишь от меня?

— Нет, — глухо ответил он. — Я люблю тебя. Как и прежде. Но клянусь тебе: здесь нет нефти! Нет!

— Есть! — убежденно возразила Ирина. — И ты найдешь ее. Вместе со мной. Вместе с теми, кто верит.

— Нет! — зло закричал он. — И уходи! Ты любишь не меня — ты любишь свою проклятую нефть!

«А вот Легостаев, тот бы не отрекся, — неожиданно для самой себя подумала Ирина. — Это даже немыслимо себе представить, чтобы он отрекся».

Теперь, когда Ирина вернулась в Тюмень одна, а Игорь улетел в Москву, чтобы, воспользовавшись приглашением и поддержкой своего старого, чрезвычайно влиятельного друга, осесть в столице, все происшедшее в таежной сторожке казалось ей жалким и никчемным.

Она твердо решила продолжать геологоразведочные работы, надеясь убедить главк в необходимости разведки и зимой, когда можно будет бурить на закованной льдом реке. В докладной записке, которую она составила уже в Тюмени, Ирина доказывала, что именно в зимнее время нужно организовать разведочное бурение на реке и на основе полученных результатов определить масштабы дальнейших изыскательных работ.

Управляющий, прочитав докладную Ирины, молча протянул ей несколько листков бумаги с машинописным текстом. В глаза бросились строки:

«Разведочное бурение на Тавде ликвидировать…»

— Здесь речь идет о Тавде, — глухо сказала Ирина. — А я говорю о Шаиме.

— Закончим войну, — устало сказал управляющий, протирая запотевшие стекла очков, — вот тогда, возможно, возьмемся и за Шаим. Хотя, как утверждает Шестопалов…

— Ваш Шестопалов — предатель! — гневно перебила Ирина.

— Как можно бросаться такими словами? — все так же невозмутимо спросил управляющий.

— Ладно, — вздохнула Ирина. — Только попомните мои слова: нефть из Шаима придет в Тюмень, пусть в двадцать первом веке, а придет!

— Придет, — согласно кивнул управляющий. — Придет, если имеется в наличии.

— А вы тоже… осторожный, — процедила Ирина.

— Вот что, — сухо произнес управляющий. — С меня довольно…

— А он и в самом деле предатель, — как бы удивляясь тому, что раньше могла думать об Игоре иначе, тихо сказала Ирина.

— Не смею вас задерживать. — Управляющий дал понять, что разговор окончен.

Ирина вышла на улицу взволнованная. «В Москву, только в Москву!» — как об окончательно решенном, твердила она с таким упрямством, будто кто-то пытался отговорить ее от этой поездки.

В Тюмени шел осенний затяжной дождь. Небо заволокло сизыми снежными тучами. Мокрые листья плавали в лужах. По деревянным тротуарам стегали холодные дождевые струи.

Ирина поежилась: как никогда прежде, ей стало страшно от одиночества, неприкаянности, от искушения согласиться с теми, кто не верил в сибирскую нефть. Чувство страха охватило сердце еще в тот миг, когда, переступив порог своей тюменской квартиры и заглянув в почтовый ящик, не обнаружила в нем ни одного письма. Ей никто не писал. Да и кто мог писать? С первою дня войны от Семена ни строчки…

Легостаев… Она вдруг остановилась на перекрестке, пораженная не тем, что думает о нем, Легостаеве, а тем, что в сотне шагов от этого перекрестка — та самая школа, в которой размещается госпиталь — его госпиталь. Впрочем, какое это имеет значение? Госпиталь, конечно, на месте, а Легостаева в нем давным-давно уже нет.

«Что же это? — рассуждала она сама с собой. — Нет Игоря, — значит, вспомнился Легостаев? Нет, прошлое не вернешь. А Игорь?.. Хоть и сбежал, но ты все же любишь его! И, может быть, именно поэтому хочется поскорее попасть в Москву?»

И все же что-то влекло ее к госпиталю. Она не верила в то, что свершится чудо и она застанет Легостаева в госпитале, но, поколебавшись, все же пошла к воротам. Казалось, в этом доме никогда уже не будет школы — с ее гомоном, пронзительными звонками, со стукам крышек парт и с записочками старшеклассников, с жаркими спорами учителей и с танцами на выпускных вечерах. Ирине невольно вспомнилась студенческая жизнь, вспомнилась с такой тоской, с какой думают о безвозвратно минувшем времени.

Ирина очнулась от воспоминаний, она стояла у госпиталя. Бывшее школьное здание посуровело и теперь, наверное, навсегда останется таким, даже тогда, когда кончится война.

Ирина поднялась по мокрым ступенькам, посторонилась, пропуская носилки с раненым, которого только что привезли в санитарной машине, и робко проскользнула в дверь.

— Вам кого? — строго спросила ее девушка, сидевшая за столиком в регистратуре.

— Собственно, я сама не знаю, — растерянно ответила Ирина.

— Вот чудеса-то! — удивилась девушка. — Если не знаете, то о чем разговор?