Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники

• Название: Мао Цзэдун и его наследники
• Автор: Федор Бурлацкий
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

В 1976 году издательство «Международные отношения» выпустило книгу Ф. Бурлацкого «Мао Цзэдун», получившую широкое признание у читателей. В новой работе автор исследует как период деятельности Мао Цзэдуна, который в течение многих лет руководил Компартией Китая и стоял во главе страны, так и последние события. Здесь рассматриваются основные моменты идейной и политической борьбы вокруг наследия Мао Цзэдуна после его кончины и дается характеристика основных участников этой борьбы.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Тайпины истолковали древнее «датун» как общество, основанное на общности собственности, на равном участии в распределении общественного продукта, на участии всех граждан в управлении государством. Несомненно, что для значительных слоев китайского крестьянства, а возможно, и для многих представителей «ганьбу» «коммуна» ассоциировалась с обществом «датун» в большей степени, чем с плохо знакомыми им фалангами Фурье или коммунами, организованными «левыми» коммунистами в России в первые годы Советской власти.

Мы уже говорили выше, что, проводя сопоставление с прошлым, нужно обращать особое внимание на традиции крестьянской революционности, а не на феодальные традиции вообще. Напомним, например, о восстании тайпинов — этой великой крестьянской войне, которая на протяжении 15 лет сотрясала всю страну.

Попытки крестьянских реформации с их тяготением к уравнительности и сохранением монархических иллюзий в сфере власти и управления можно проследить не только на протяжении XIX века, насыщенного до предела бурными антифеодальными и антиимпериалистическими восстаниями. Эти традиции с большей или меньшей силой проявляли себя на протяжении всей многовековой китайской истории.

Конечно, можно найти прецеденты многих негативных явлений современного Китая и в действиях правящих классов, господствовавших в далеком прошлом этой страны. Можно не сомневаться, что многие просвещенные китайцы, глядя на бесчинства хунвэйбинов, разжигавших костры из книг классиков китайской и иностранной культуры, вспоминали о варварском сожжении конфуцианских трудов при императоре Цинь Шихуане. Не исключено, что, слушая истошные выкрики и призывы хунвэйбинов в защиту Мао, видя проявления их злобной нетерпимости к любому инакомыслию, китайцы вспоминали изречение Конфуция: «Сколь прискорбно, однако, следование учениям, отклоняющимся от ортодоксального!» Вероятно, и мессианство маоистов, которые рассматривают китайскую революцию и «идеи Мао Цзэдуна» как образец для всего мира, не может не напомнить традиционных претензий на роль Китая как цивилизующей силы, оказывающей благотворное влияние на все окружающие страну «варварские» народы.

Да, несомненно, в Китае чрезвычайно много специфического, связанного исключительно с условиями исторического развития страны, ее традициями. Но в то же время там наблюдаются и некоторые явления, которые пусть в иной форме, но так или иначе сопутствовали и сопутствуют революционному движению во всем мире, особенно в развивающихся странах.

С момента зарождения социализма и коммунизма как научной теории за ними следовало как тень то, что сейчас так уродливо расцвело в Китае. В XIX веке это течение было представлено анархистами типа Бакунина, в начале нашего столетия — эсерами, троцкистами и другими представителями так называемого «левого» коммунизма.

Приведем несколько примеров из истории рабочего движения, взятых из опыта разных стран и эпох.

Сто лет назад Маркс и Энгельс готовили очередной конгресс Интернационала, который должен был состояться в Базеле 22 июля 1869 г. И как раз тогда впервые мировому коммунизму пришлось столкнуться с попыткой взорвать его изнутри. Эту попытку предпринял известный русский анархист Михаил Бакунин. Он был руководителем полуанархического, полулиберального объединения «Альянс социалистической демократии», которое незадолго до этого вошло в Интернационал. Несмотря на устав Интернационала, запрещавший сохранение каких-либо самостоятельных международных организаций внутри него, Бакунин тайно сохранял «Альянс социалистической демократии» в виде подпольной организации. Опираясь на нее, он рассчитывал захватить руководство Интернационалом и навязать ему свою программу. Известно, что этот план Бакунину не удалось осуществить, и Базельский конгресс отверг все его домогательства.

Другая примечательная особенность программы Бакунина состояла в том, что признавались только вооруженные, военные методы и отвергалась политическая борьба. А раз так, то движущей силой «социальной ликвидации» капитализма должен был, по его замыслу, стать не рабочий класс, а наиболее недовольная, «взрывная» часть общества — люмпен-пролетариат, деклассированные элементы социального дна, интеллигентская богема. И еще одна особенность — негативизм. Бакунин знал, что он хотел разрушить, но мало задумывался над тем, что надо создать взамен.

Взгляды Бакунина были отвергнуты Интернационалом, а впоследствии он и его группа были исключены из Международного товарищества рабочих. Но анархизм в том или ином виде снова и снова возрождался в других странах и в другие эпохи.

Большой след оставили анархисты в Испании в период антифашистской освободительной войны 1936–1939 годов. Они были весьма влиятельной силой и-противостояли коммунистам, хотя формально и находились в союзе с ними. Анархисты насильно загоняли крестьян в кооперативы, поспешно национализировали производство, разгоняли инженеров, расстреливали священников, сжигали храмы, ликвидировали денежную систему. Одним словом, их «работа» в пользу социализма на самом деле крайне вредила ему. Такого социализма люди не хотели.

Или возьмем другой пример. Мао Цзэдуну, который гордился идеей военизации труда, можно было бы напомнить следующие высказывания Троцкого на IX съезде РКП (б): «В военной области имеется соответствующий аппарат, который пускается в действие для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. Это должно быть в том или другом виде и в области трудовой… Рабочая масса… должна быть перебрасываема, назначаема, командуема точно так же, как солдаты. Это есть основа милитаризации труда…» А вот и о скачках у него же: «…Ясно, что после того, как мы преодолеем первую нищету, мы сможем перескакивать через целый ряд последующих ступеней…» Не правда ли, как похоже на рассуждения пекинских поклонников «больших скачков»?

Не следует забывать, что человечество в нашу эпоху уже сталкивалось и с апологией насилия, и с разгулом национализма, и с вождизмом, и с вакханалией обманутой толпы. Сейчас это проявилось в новой форме: полигоном для подобных идей стала великая страна. Ее руководители, располагая термоядерным оружием, играют такими вещами, как мировая война. Иными словами — это специфический случай давно знакомой социальной болезни мелкобуржуазности.

Ретивые поклонники маоизма поспешили объявить опыт КПК, особенно опыт «культурной революции», китайской моделью социализма. В этом отношении типична позиция бывшего члена Французской компартии Роже Гароди. В своей книге «Большой поворот социализма» он пишет, что, даже если «культурная революция» и была мистифицирована в силу свойственных Китаю условий, отход на определенную, необходимую для критики дистанцию позволит нам рассматривать «культурную революцию» как трудный, но необходимый этап осуществления социализма в Китае.

Отстаивая идею самых различных моделей социализма — «советской», «китайской», «чехословацкой», «французской», Р. Гароди упускает главное — социализм — и вольно или невольно подменяет его критерии национализмом, едва прикрытым социальным содержанием и революционной фразой. Что остается от «новой модели социализма», если, по словам самого Р. Гароди, с ним связана «авантюристическая политика», основанная на «извращениях и даже преступлениях», «неистовый антисоветизм во имя попытки установить китайскую гегемонию над международным коммунистическим движением», «раскол лагеря социализма» и т. д.? Что остается от социалистического идеала, если народ становится жертвой. авантюристических экспериментов, бесконтрольной власти человека, претендующего на роль создателя нового символа веры?

Сама постановка вопроса о различных моделях социализма не выдерживает критики. При всех особенностях тех или иных стран существует единый исторический тип социализма, как и единый тип капитализма, несмотря на его существенные отличия, скажем, в США, ФРГ, Японии, Франции.

Это отнюдь не противоречит необходимости творческого применения принципов социализма к конкретным условиям каждой страны, каждого народа, каждого данного исторического периода. Это требование особенно важно, когда речь идет о таких странах, как Китай, который не прошел сколько-нибудь значительного этапа капиталистического развития и несет на себе груз восточного способа производства, имперских традиций власти, что находит свое отражение в особенностях культуры, идеологии, массового сознания.

В марксистской литературе последних лет все более утверждается мнение, что социальная и политическая структура Китая, который находился на начальном этапе социалистического строительства, деформировалась под влиянием режима личной власти Мао Цзэдуна и его идеологии.

Борьба внутри КПК, о которой мы рассказывали ранее, происходила не только в сфере идейной. Затрагивая коренные вопросы экономического, социального и политического развития страны, она неизбежно находила отражение в характере, формах и темпах осуществляемых социальных преобразований. Противоречивая и ошибочная политика неизбежно отражалась в экономике и социальных отношениях. Отсюда не мнимые «скачки», а подлинные перепады в ходе строительства нового общества Китая: от великих побед на его начальном этапе до экономических спадов в последующие годы; от крупных завоеваний в борьбе против феодализма и империализма, в экономическом строительстве до резкого упадка в развитии производительных сил и ослаблении страны; от поистине беспредельного народного энтузиазма, обращенного на созидательные цели в первые годы существования КНР, до разгула национализма и одновременного роста пассивности масс как результата гибельных экспериментов маоистов.