Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России

• Название: Александр II. Весна России
• Автор: Элен Каррер д’Анкосс
• Издательство: РОССПЭН, Фонд "Президентский центр Б. Н. Ельцина"
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1427-4

Новая книга Э. Каррер д’Анкосс, постоянного секретаря Французской академии, посвящена одному из самых выдающихся представителей царской династии Романовых Александру II — «весне России». Автор пытается понять причины удивительного противоречия: почему именно в период восстановления внешнеполитического статуса страны и проведения беспрецедентных внутригосударственных преобразований, предпринятых Царем-Освободителем, в России поднялась не менее беспрецедентная волна террора против него.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся отечественной историей.

---

Если Николай I ограничивался организацией наблюдения за славянофильскими и западническими кругами и запретом их публикаций, Петрашевский и его последователи пугали власть в большей степени, хотя их политическую программу не всегда было легко понять. И император безжалостно на них обрушился. Члены кружка были арестованы и приговорены к смертной казни, отмененной в последнюю минуту. В их числе был Ф. М. Достоевский. В ходе процесса Петрашевский утверждал, что фаланстеры позволяют найти компромисс между неизбежной социальной революцией, крепостничеством и самодержавием. Петрашевцы уже представляли собой новый социальный срез интеллигенции — в их среде доминировали недворяне: члены этого кружка были в большинстве своем чиновники среднего звена, студенты и младшие офицеры. Он привлекал в свои ряды и сочувствующих просвещенных людей, таких, как Достоевский, который далеко не был уверен в том, что идеи Фурье применимы к России, и сторонников радикальной революции, таких как Спешнев, послуживший прототипом Ставрогина в «Бесах» того же Достоевского.

Николая I пугали всевозможные концепции будущего устройства России, обсуждавшиеся во всех этих кружках, но еще больше его страшила внешнеполитическая доктрина славянофилов. Для последних славянское дело стояло во главе угла. По их мнению, славяне сохраняли первоначальную этническую чистоту. Русские поборники идеи славянской особости становились, таким образом, защитниками понятия «славянство», т. е. солидарности всех славян. Бакунин требовал от императора возглавить движение за освобождение славян, о чем тот и слышать не хотел, ибо, по его мнению, славян отличала природная склонность к бунту. Возглавив славян, «я бы стал в голову революции», — комментировал монарх. Он был тем более враждебно настроен к таким идеям, что видел, как в 1830 г. восстала Польша, как на Украине Братство Кирилла и Мефодия, основанное Костомаровым и Шевченко, пыталось обосновать свободу и независимость украинского народа его прошлым и его спецификой, как это делали славянофилы в отношении русского народа. Какая питательная среда для ниспровергателей устоев! — Констатировал Николай I, предпочтя противопоставить славянским достоинствам национальную доктрину, разработанную по его указанию министром Уваровым.

Герцен и разочарование в Западе

С конца 30-х годов XIX в. романтизм и немецкая идеалистическая философия теряют в России свои позиции, в то время как социализм медленно прокладывает себе дорогу благодаря интеллигенции, ряды которой все ширятся, а выступления становятся все более радикальными. А. Герцен самый примечательный ее представитель.

В глубине души Герцен был западником. Он восхищался Западом, мечтал о нем и в первый раз переехал туда в 1847 г. Родившийся в 1812 г., он, как и большинство славянофилов, был выходцем из знатной московской семьи, но незаконорожденным; отец признал его и воспитал. К моменту эмиграции Герцен уже был в России авторитетным журналистом. Со своими друзьями, в том числе с Николаем Огаревым, он в предшествующие годы участвовал в создании кружка, вдохновлявшегося идеями Сен-Симона. В 1834 г. члены кружка были арестованы, а Герцен сначала подвергся заключению, а затем был сослан на северо-восток России, в Вятку. В ссылке он писал, размышлял о будущем России, особое внимание уделяя роли в ее судьбе Петра Великого. Он изучал немецкий идеализм, XVIII в., энциклопедистов и, наконец, принял идеи французского социализма Фурье и Леру, одновременно выражая восхищение Жорж Санд.

Герцен мечтал о революции. Он был в Париже, когда в 1848 г. она, наконец, разразилась. До тех пор он думал только о личности, раздавленной строем, при котором она живет, и это привело его к французским социалистам. Но то что он увидел на Западе, поставило в тупик: революция и ее разгром. Он пришел к выводу, что присущие Западу негативные черты — торгашество, мещанство — характеризуют западных социалистов в целом. Буржуазность и меркантильность всегда презирались в России. Мысли Герцена вновь стала занимать Россия, а взгляды его частично совпадать со славянофильскими. У него на родине, несмотря на деспотичную природу системы, отсутствовал буржуазный дух, и крестьянский мир, возможно, держал в своих руках ключи к развитию страны. Герцен, уже поднимавший эту проблему в 30-е годы в ходе дискуссий со славянофилами, восхищавшийся, хотя и не разделяя их взгляды, такими личностями, как Аксаков, Хомяков, Самарин, сблизился с ними.

Ему помогли в этом труды немецкого исследователя, Акстгаузена[39], который, основываясь на изучении нескольких русских деревень и их обычаев, с энтузиазмом высказался обо всей системе. Исследования ученого подтвердили с научной точки зрения существование и важность особого уклада русской жизни, общины или мира, который для славянофилов являлся доказательством русской особости и выражением чувства равенства в обществе. Герцен, а за ним западники, сделали из этого вывод, что русский крестьянин по природе своей социалист. Спустя несколько десятилетий Маркс и Энгельс, разделявшие это убеждение, напишут: «Современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития». Эти размышления о важности крестьянской общины заставили Герцена пересмотреть свои взгляды на Европу, о которой он отзывался с пессимизмом, и на потенциал России, готовой к любым новшествам. Резкое суждение: «В нравственном смысле мы более свободны, чем европейцы, — писал он, — и это не только потому, что мы избавлены от великих испытаний, через которые проходит развитие Запада, но и потому, что у нас нет прошлого, которое бы нас себе подчиняло». И в том, что касается будущего, утверждал, что не верит ни в какую другую революцию в России, кроме крестьянской войны. Здесь крестьянская община кажется ему средством освобождения крестьянина от помещика и государства и избавления его от нужды. Она также может научить крестьянина самоуправлению: «Почему же Россия должна лишиться теперь своей сельской общины, если она сумела сберечь ее в продолжение всего своего политического развития, если она сохранила ее нетронутой под тягостным ярмом московского царизма, так же как под самодержавием — в европейском духе — императоров?»

Будучи вынужден, таким образом, переосмыслить положения западников и славянофилов, Герцен в итоге этой душевной борьбы, вызванной разочарованием 1848 г., приходит к выводу, что социализм может развиться в России на основе специфических черт общественного строя и что пришло время для нового типа революционера, который посвятит себя народу. Тем самым он открыл дорогу народничеству нового поколения. В Лондоне, и эмиграции, где он общается с итальянскими, а главное, польскими эмигрантами, так же как и он, разочарованными провалом революции 1848 г., Герцен развивает свои политические взгляды. Отныне он располагает пропагандистским инструментом, «Вольной русской типографией в Лондоне», которая благодаря кириллице, позволяет ему публиковать и распространять на русском языке тексты, воодушевляющие интеллектуальные круги, парализованные контролем со стороны власти. Он ставит вопрос об освобождении крепостных и призывает дворянство к тому, чтобы оно, по собственной инициативе, отказалось от привилегий под угрозой остаться один на один с мятежным крестьянством. Земля и воля крестьянству: таков, по его мнению, путь спасения для дворянства. Герцен предлагает ему действовать так же, как французская знать в ночь 4 августа 1789 г.

Когда началась Крымская война, Герцен метался. Защищать Россию означало защищать угнетателя крестьян; именно это он пытался объяснить русским войскам, расквартированным в Польше, единственным, с которыми он имел контакт. Но он ни в коей мере не доверял европейским державам; он был убежден, что в их намерения не входили ни свержение самодержавия, ни даже подталкивание самодержца к реформам. Итак, чего же ждать от войны? Он обратился к оппозиционным силам внутри России, надеясь, что они сумеют воспользоваться военной слабостью империи, которая была для него очевидна. В самой России, в стремлении к свободе в коллективном сознании крестьян, по его мнению, может быть спасение, и он говорил об этом на собрании в Лондоне, на котором присутствовал весь цвет эмиграции: Виктор Гюго, Луи Блан, Мадзини, Карл Маркс, Кошут. Спустя несколько дней умер Николай I, и охваченный энтузиазмом Герцен надеялся, что времен связующая нить, оборванная в 1825 г., восстановится, и прошедшие тридцать ужасных лет, сменит волна революционных потрясений на родине.

Тогда он создает «Полярную звезду», альманах с символическим названием, аналогичным тому, которое дали своему печатному органу декабристы в начале 20-х годов XIX в. Из ссылки он взывает к тому, кто готовится взойти на трон, ибо убежден, что поражение и воцарение нового монарха, должны привести к долгожданному перелому. В 1855 г. он считал, что этот перелом будет заключаться в историческом сотрудничестве интеллигенции и нового царя и призывал к совместным действиям тех, кто около трех десятилетий мучительно искал путь развития России, будь то славянофилы или западники, ибо в тот момент имело значение только их согласие в вопросе о необходимости отказа от самодержавия. На какое-то время он посвятил себя делу мобилизации интеллигенции, которая, как он надеялся, встанет в авангард борьбы. И чтобы достучаться до тех, кого он хотел привлечь к этому масштабному проекту, он в 1857 г. добавляет к «Полярной звезде» другой журнал, имевший гигантский общественный резонанс — «Колокол».